Влада Воронова - Пути Предназначения
— А сам объект расспросить не догадался?
— Он ничего не говорит. Точнее — говорит то, что здесь никогда ещё не звучало. Все братки перемежают проклятия для нас и императора с прославлениями своего Избавителя. Этот же городит всякую чушь о взаимовлиянии изобразительного искусства, литературы и музыки. В пример приводит фильмы какого-то ойкуменского режиссёра. Или советует ждать небесного откровения. Он понимает, что молчать в допросной комнате невозможно, и для того, чтобы не сказать нужного, говорит о ненужном. Я не знаю, как пробиться через этот щит.
— Так дайте серию разрядов! — приказал эмиссар. Вопрошатель вскочил, выхватил пульт и тут же уронил от торопливости, залепетал извинения и оправдания.
Авдей засмеялся. Коллегианцы попятились. Смех и истерзанное пыткой тело — такое сочетание испугало.
— Винса вы не получите, — сказал Авдей. — Ни вы, ни братиане. Кем бы вы его не считали — Погибельником или Избавителем, вы на Винсента клевещете. Он самый обычный парень. Таких миллиарды. И этим Винс драгоценен для мира. Потому что мир живёт только благодаря самым обычным людям. Таким, как Винсент. А вы с братками хотите погубить его, и тем самым лишить мир права жить. Так что Погибельник в Бенолии не один. Вас тысячи.
— Он что, бредит? — не понял эмиссар.
Авдей опять засмеялся.
— Бред — это Пророчество со всеми его толкованиями. А все вы — свора психопатов, которая старается сделать бред реальностью. Братки, коллегианцы — разницы никакой. Всё одно нелюдь, которая только и может, что пожирать чужие жизни. Иначе вам не существовать. И друг друга жрёте, хотя поодиночке обречены на вымирание. Братиане и коллегианцы похожи на упырей из сказок Земли Изначальной. Нет-нет, так нельзя… — оборвал себя Авдей. — Нехорошо ругать людей за калечество. Они ведь не виноваты в своей ущербности. Тело изувечено или душа, врождённое это увечье или приобретённое, неважно. Главное, что калек надо вылечить, и тогда они тоже станут самыми обычными людьми, которые дают жизнь миру… Только я не знаю, как нужно лечить. Стыдно. Видеть боль и не помочь — это очень плохо. Людям нельзя так поступать. Но ведь я могу забрать часть их боли себе. Это страшно. И очень больно… Так больно! Но надо терпеть. Выдержать, выдержать, выдержать… Я выдержу! Тогда они смогут думать и понимать. Найдут средство исцелить себя сами… Ведь от рождения они были людьми и только потом превратились в упырей. Значит, смогут опять стать людьми.
— Замолчи! — закричал эмиссар. — Замолчи!!!
— Это всего лишь ментальный шок, — торопливо сказал вопрошатель. — Сейчас мы приведём объект в норму, и вы сможете продолжить разговор.
— Он сказал, что мы ничем не отличаемся от братков.
— Это всего лишь бред, многочтимый, не обращайте внимания. В ментальном шоке объекты всегда несут разную чушь. Мы даже никогда её не пишем. Неинформативна. Минуты через две он опомнится и будет готов к осмысленному разговору, многочтимый.
— Сними с него шлем. А ты, — велел эмиссар помощнику вопрошателя, — приведи ещё один объект. Любой. Закрепи в кресле так, чтобы объект-один видел объект-два во всех подробностях.
Авдей отшатнулся от яркого света, зажмурился. Спустя несколько секунд проморгался, посмотрел на эмиссара.
Тот отвёл взгляд. Смотреть на Северцева невозможно. Ангел и дьявол слились в едином лике. Неудивительно, что вопрошатель поспешил закрыть лицо Северцева шлемом.
Помощник вопрошателя привёл ещё одного подследственного, темноволосого смуглого человека лет тридцати семи, закрепил в кресле. Подследственный едва слышно стонал от ужаса.
Эмиссар вперил острый взгляд в глаза Авдея.
— Видишь его? — показал на второго подследственного. — Ты ведь хочешь ему помочь. Так помоги. Спаси его от боли. Скажи, где Винсент Фенг?
— Я знаю этот приём, — сказал Авдей. — И ложь твою знаю. Мы с этим бедолагой одинаково обречены на смерть. Даже если я скажу то, что ты хочешь слышать, ты всё равно убьёшь его как свидетеля. И убивать будешь мучительно и долго, потому что так требует твоя упыриная сущность. Поэтому я не стану добавлять к двум обречённым третьего.
Эмиссар кивнул вопрошателю. Тот тронул сенсорную панель кресла, и подследственный взвыл от боли. Эмиссар жестом велел прекратить.
— Ты уже обрёк на мучительную смерть своего отца, — сказал эмиссар. — Теперь хочешь погубить ещё одну жизнь?
Он вновь кивнул вопрошателю.
Авдей отвернулся, зажмурился, втянул голову в плечи, пытаясь спрятаться от полного боли крика.
— Прекратить воздействие, — приказал эмиссар. — Что ты скажешь, Авдей? Разве ты не хочешь спасти людскую жизнь? В тебе нет ни капли жалости к его мукам? Конечно, откуда взяться состраданию у отцеубийцы. Твой отец сейчас в таком же кресле, Авдей. И это ты его туда посадил. Ты причиняешь ему боль. Ты причина его мучений.
Эмиссар жестом приказал вопрошателю продолжать. От крика подследственного Авдей изогнулся в судороге, сдавленно простонал «Не-ет!».
— Прекратить воздействие, — сказал эмиссар. — Где Винсент Фенг? Скажи, Авдей, и вся боль исчезнет. Ты спасёшь людей от мучений.
— Мне очень жаль тебя, — искренне ответил Авдей. — Ведь это невыносимо — всю жизнь прожить с такой болью.
— Что? — оторопел эмиссар.
— Мучительно понимать, что жизнь проходит мимо тебя, потому что ты мёртв заживо. Очень больно знать, что мир людей для тебя недоступен, потому что ты зверь. Но вдвойне мучительно и больно осознавать, что когда-то ты был таким же людем как все, а теперь стал полутрупом-полуживотным. Врата в настоящую жизнь для тебя закрылись.
— Разряд! — закричал эмиссар. — Вот этому разряд! — пальцем показал на Авдея. Браток был забыт.
Авдей отдышался от электрошока и сказал:
— Что, не получилось чужой болью заглушить собственную? Не получилось… И не получится. Если душа болит, значит она есть. А душа душегубства не терпит. Так что выбирай, что тебе делать — окончательно в зверство скатиться или поднять себя к людям.
— Да на кого ты слова тратишь? — сказал второй подследственный. — Это же коллегианец. Мразь, гаже которой ничего нет.
— Братки ничем не лучше, — фыркнул Авдей. — Окажись мы в твоём подвале, всё было бы точно так же, с той лишь разницей, что палачом окажешься ты.
— Ты сказал — «мы»? — переспросил эмиссар.
— А ты думаешь, браткам не интересно местонахождение Винсента Фенга? — Авдей рассмеялся: — Ты в кресле, он в дознавателях — вот и вся разница. Даже истязатели останутся прежними.
Эмиссар невольно глянул на вопрошателя с помощником. Этим действительно всё равно на кого работать.
— Ты точно такой же, — сказал Авдей. — Тебе тоже всё равно, зверь ты или людь. А значит ты и не зверь, и не людь. Ты нежить, которая может существовать лишь за счёт чужой боли. Ты упырь.
Эмиссар ударил Авдея под дых.
— Замолчи!
Авдей отдышался от удара, на губах опять появилась улыбка.
— Существование — не жизнь, а лишь тень жизни. И ты не людь, а всего лишь бледное подобие людского образа.
— Молчать!!! — ударил его эмиссар.
— Странные вы особи, дознаватели. Сначала били, чтобы я говорил, теперь бьют, чтобы молчал. Вы бы определись в своих желаниях. А то как-то непрофессионально получается. Дилетантски.
— Разряд! — завопил эмиссар. — Серию разрядов! Чтобы молчал…
— И вот так всю смену, — пожаловался вопрошатель. — Все нервы измотал, гнида гирреанская. Упёртый, что твой ишак. Зато язык острее скорпионьего жала.
Эмиссар влепил вопрошателю пощёчину.
— Рассуждать ещё будешь, паскуда! — второй пощёчиной сбил его с ног. Пнул по рёбрам. — Ничего, я тебя сейчас научу работать! Прибавлю мастерства!
— Не смей! — Авдей брыкнул эмиссара, оттолкнул от вопрошателя.
— Ты чего? — обалдело посмотрел на него эмиссар.
— Людей бить нельзя. Особенно тех, кто не может ответить тебе тем же. Это подло.
— Ты… ты их защищаешь? После того, что они с тобой сделали, ты их защищаешь?!
— Нельзя причинять людям боль, — твёрдо сказал Авдей. — Тем более нельзя допускать, чтобы людям причиняли боль другие люди. Не по-людски это.
— Ты сам называл их нелюдью.
— Но сам-то я людь.
С этим эмиссар не спорил. Посмотрел на скрючившегося на полу вопрошателя. В руке у него зажат пульт.
— Встань. Иди сюда, — велел эмиссар.
Вопрошатель в ужасе замотал головой.
— Нет, — прошептал он. — Нет. — Вопрошатель отполз от эмиссара подальше, спрятался за Авдея.
Эмиссар усмехнулся.
— Разряд! — приказал он.
Вопрошатель нажал кнопку.
Электрошок ударил обоих, и Авдея, и вопрошателя, — висящий на дыбе подследственный невольно опирался ступнями о палача. Руку вопрошателя свело судорогой, убрать палец с кнопки он не мог, и теперь поровну делил с объектом его боль.