Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен
– Ты чего?! – Я одумалась и зашептала: – Что ты здесь делаешь?
– Мне надо с тобой поговорить.
– Сейчас спущусь.
– Нет. Это я поднимусь.
Я испуганно огляделась.
– Ладно. Только быстро.
– Как мне к тебе попасть?
– Секунду. Гм… А сможешь взобраться по водосточной трубе, опираясь ногами на плющ?
– Сломаю шею.
– Погоди, давай я свяжу простыни.
– Нет, не надо.
И Каллум без лишних слов взобрался по водосточной трубе и плющу и за десять секунд оказался у меня на балконе. Я смотрела на него, а сердце у меня бешено колотилось. Если он сейчас сорвется… Едва он добрался до балкона, как я втащила его внутрь – мне было страшно, что он упадет и разобьется.
– Ты мне звонил? Я не слышала сигнала, – растерянно сказала я.
– Нет, не звонил. Сразу пришел, – ответил Каллум. – Прятался в розарии, пока горизонт не очистился.
Мы стояли посреди моей комнаты. Он смотрел на меня, а я – на него, и тут до нас дошло все, что произошло с нами с самого рождения. Я хотела сказать, как я сочувствую из-за всего, что случилось с его отцом, из-за всего, что до сих пор происходит, но даже в мыслях любые слова казались избитыми и совершенно неуместными. Лучше ничего не говорить. Безопаснее. И я не забуду, как он смотрел на меня, пока били тюремные часы. Я первая отвела взгляд. Я знала Каллума всю жизнь, но чувство было такое, словно мы встретились впервые.
– Я могу что-то сделать для тебя?
А может быть, уже сделала все что могла. И я, и такие, как я…
Я отважилась поглядеть на Каллума. Он не ответил. Просто смотрел на меня.
– Как твоя мама? – Идиотский вопрос. – Она живет у родных или друзей? Как она…
– Она сейчас у моей тети, – ответил Каллум.
Я оглядела комнату. Мне сесть или остаться стоять? Что сказать? Что сделать? Меня охватила паника.
Я бросилась к двери: скорее запереть! Не хватало еще, чтобы сюда вошли мама или Минни, это нам обоим будет совсем некстати. Когда ключ щелкнул в замке, я вздохнула с облегчением, повернулась – и налетела прямо на Каллума. Ошарашенно уставилась на него снизу вверх.
– Я… я решил, ты позовешь на помощь, – сообщил мне Каллум.
Я потрясенно замотала головой. Как только такое могло взбрести ему в голову?!
– Знаешь, если бы я хотела позвать на помощь, ты не добрался бы до окна моей комнаты, – сказала я ему.
Но он меня и не слушал. Все смотрел и смотрел – и лицо его постепенно леденело.
– Каллум!
– Наверное, твой отец страшно горд собой. – Глаза его сузились. – Отправил невинного человека гнить в тюрьме – зато восстановил свою политическую репутацию.
– Нет… Все было не так… – прошептала я.
Нет, так, и мы оба это понимали.
– Неужели это теперь войдет в привычку? Как только политик обнаружит, что у него падает рейтинг, а войну начать нельзя, он просто найдет ближайшего нуля, которого можно посадить или вздернуть – или и то и другое?
Я смотрела Каллуму в лицо, не отрываясь. И краем глаза видела, как он медленно сжимает и разжимает кулаки. Я не шевелилась. Не моргала. Не отваживалась даже дышать. Каллуму было безумно больно, эта боль раздирала его изнутри. И от этого ему хотелось заставить страдать кого-то еще.
– А ты, Сеффи? – спросил он.
– А что я? – прошептала я.
– Я так понимаю, наша с тобой история закончилась, – процедил Каллум. – Ведь если тебя заметят в обществе сына террориста из «Дандейла», твоей будущей карьере конец – вряд ли ты этого хочешь.
– Я знаю, что твой папа этого не делал.
– Правда? Присяжные тоже знали, а толку-то? Знаешь, сколько они совещались? Час. Всего один паршивый час! – Он уронил голову от отчаяния.
– Каллум, это ужасно…
Я прикоснулась к его щеке. Он мигом вскинул голову. И посмотрел на меня взглядом, полным раскаленной добела, пылающей ненависти. Я тут же опустила руку.
– Да чтоб тебя! Не нужна мне твоя жалость! – вырвалось у него.
– Тише!.. – взмолилась я и покосилась на дверь.
– С какой стати? – ядовито поинтересовался Каллум. – Неужели ты боишься, как бы кто-то не узнал, что у тебя в комнате пустышка?
– Каллум, не надо…
Я даже не понимала, что плачу, пока в рот не заползла соленая слеза.
– Я хочу раздавить тебя, как и любого трефа, который встретится мне на пути. Я так вас ненавижу, что самому страшно!