Сергей Снегов - Экспедиция в иномир (сборник)

А если бы логика и математика взяли за основу не вещь, а процесс, сознательно игнорируя предметность, то получились бы новые и диковинные науки. Когда ток складывается с током, получается не два тока, а один; вполне возможно построить математику токов, где единица да единица опять дадут единицу. Логика силовых полей тоже не будет совпадать с логикой предметной. Диалектика, то есть логика развивающихся объектов, принципиально отличается от элементарной логики неизменных вещей, или — иначе — формальной логики. А здесь, в дзета-мире, мы встретились с объектами, для которых облик вещей не существен. Это царство материальных полей и сил, свободно меняющих свое предметное выражение. Это не значит, что они не вещны, но предметность здесь лишена наших закоснелых форм, она текуча. Естественно, что наша логика здесь оправдывается не в единичных случаях, а лишь в общем, свидетельствуя тем самым, что если вещный облик местных объектов переменен, то все же без облика предмета и они существовать не могут.

— Антилогика и минус-математика, — сказал Николай, захохотав.

Его так захватывало все необычайное, что оно от одной невероятности казалось ему истинным. Это не раз приводило к осложнениям в наших космических рейсах: астрофизику все же надо побаиваться фантастики. Для него дзета-мир, теряя загадочность, не лишался завлекательности. Я колебался. Многое становилось более ясным, но далеко не все загадки разъяснялись.

И чтоб окончательно рассеять мои сомнения, Артур предложил взять спектр видимых цветов и попытаться построить на них логику и математику. Мы с охотой сыграли в эту игру. И вправду, скоро убедились, что логика, основанная на цветах, запутанней, чем у вариалов. Белый цвет был белым цветом, но одновременно и красным, желтым, синим, соединенными совместно: А было Б и не-Б одновременно. А когда два ярких цвета складывались, они, случалось, гасили один другой: части тут были больше целого.

— Хорошо, — сказал я. — Пусть статическая, а не динамическая логика. Делаю практический вывод. Мы до сих пор пытались найти адекватные ответы на единичные сигналы, но правильные ответы путались со вздором. Ну, ладно, не вздор, а флуктуации, отвлечения, случайности. Надо, значит, на каждый сигнал набирать статистику реакции и искать равнодействующую, она и будет истинным ответом. Одно скажу: если теория Артура верна, то какой же это мир транжира! Вместо одной реакции на один сигнал сотни разных — и высчитывай потом, что правильно!

Артур считал, что и категория трат в дзета-мире иная, чем у нас. В галактической закоснелости всякий выход за примитивное динамическое соответствие — недопустимая растрата средств. Но в двенадцатимерности шире спектр возможностей. Дзета-жители богаче набором логических понятий. Они не транжирят их, просто щедрей используют свои богатства.

Он объявил это с такой настойчивостью, что я не захотел больше спорить. Да я и не мог бы выставить новые основательные аргументы против его теории.

Кто интересуется, может узнать в отчете, отосланном на Землю, как точно подтвердилось открытие Артура Хироты и каким трудным был процесс его подтверждения. Нет нужды вспоминать те первые дни в городе вариалов, они однообразны: мы блуждали по трубопроводам, каналам, венам, нервам, жилам — и сейчас не знаю, какое наименование правильней, — вокруг носились разноцветные дзета-жители, ко мне льнул мой Иа, Николая сопровождал Иу, дешифраторы вырабатывали код взаимной информации, общение становилось все осмысленней. К сожалению, передатчик кинетической речи был лишь один, без него доносить вариалам свои мысли мы не могли. Зато сами мы постепенно и без передатчика научились распознавать смысл в трансформациях тел. Первым освоил это искусство Жак. Он так точно растолковывал поступки вариалов, словно они извещали его о своих желаниях по особому каналу. Некоторое время он даже нес службу второго передатчика — и очень гордился этим. И хоть вскоре все мы научились понимать основные вариации дзета-жителей, его проникновение в их души все же было более полным, чем у остальных.

Знание о городе и его жителях накапливалось быстро. Вариалы считали свой город живым существом и побаивались его раздражать. В гневе, утверждали они, он опасен: бывало, что гибли нарушители его спокойствия. Сноситься с ним непосредственно невозможно, но есть два правителя, тоже вариалы, правда, очень далекая вариация, они — выразители его мыслей и настроения. Один командует левыми свойствами города, почему и называется Левым, а другой — соответственно — Правым. Левое и правое — самые общие особенности местного бытия, это не так геометрические, как психологические понятия. О появлении людей оба правителя знают. С ними надо встретиться, они лишь ждут, чтобы мы немного освоились. Зал, куда нас привели в первый день, — чрево города, столовая, где вариалы подкрепляются единственной своей пищей — интенсивным облучением, каждый в своей длине волны.

В этом местечке разноцветные вариалы находят полный спектр: от инфракрасных лучей — их любят все — до дальнего ультрафиолета, но пронзительность ультрафиолета способны выносить лишь синие У и фиолетовые Е, а их среди вариалов немного.

Особо отмечу один любопытный факт. Николай, проверяя статичность дзета-логики, задавал вариалам школьный вопрос: «Если все люди смертны, а Кай человек, то…», заменяя, естественно, людей вариалами, а Кая каким-нибудь Уа, Им, Ой и так далее. Ответы составили обширную таблицу:

«Если все вариалы смертны, а Ию вариал, то Ию нужно танцевать… подкрепиться радиацией… он смертен… он должен облучиться, он умрет… он летит вверх…»

И все в том же духе! Николая и этот неутешительный. результат порадовал: в каждой серии среди полной бессмысленности непременно встречался и правильный ответ.

— Конечно, это иголка в стоге сена. Но и иголку можно извлечь, если воспользоваться магнитом. А наш магнит, — он показал на большой дешифратор, оснащенный программой Артура, — достаточно мощен.

Настал момент, когда больше нельзя было откладывать представление правителям. Вариалы быстро уяснили, чего мы хотим. Николай, увлекаясь, доказывал, что недотепы скорей мы, а не они: дзета-жители легко разбираются в желаниях людей, а мы мучительно бьемся, пока расшифруем их простенький ответ.

Сопровождаемые облаком восторженно трансформирующихся спутников, мы поднялись на какую-то лестничную площадку, затем сошли в люк. У люка было два входа — правый и левый; все выходы и входы в городе двусторонние, и это не простой знак передвижения, а символ разных способов жизни. Вариалы, ликующе кружась у входа, бурно пульсировали и меняли яркость. Из тысячи посторонних трансформаций дешифраторы вывели, что дальше мы должны идти одни и что внутри повстречаемся с Правым и Левым.

Иа и Иу носились так порывисто, словно боялись проститься. Иа потратил четырнадцать длинных фраз, чтобы до меня дошла одна короткая: «Возвращайся!».

Я помахал Иа рукой и толкнул плечом правую дверь.

Правый состоял из двух частей: обыкновенного ящика на треноге и полупрозрачного бруска на ящике. В помещении было так темно, что без приборов можно было разглядеть лишь двойное туловище Правого, освещенное им самим, и ящик и брусок тускло мерцали.

Мы четверо уже с минуту неподвижно стояли перед повелителем города, ожидая контакта. Правый бесстрастно возвышался над нами — связи не было, хотя рядом с ним мы поставили дешифратор.

— Правый напоминает громоздкую электронно-вычислительную машину наших предков, — прошептал Артур.

— Скорее, шарманку, — шепнул Николай. — Впрочем, это одно и то же. Я не историк, но мне помнится, шарманку изобрели в качестве музыкальной приставки к электронно-счетным машинам. Ее ведь сконструировали позднее компьютеров. Разве не так?

Ящик вдруг ярко засветился. Одновременно стал пульсировать брусок.

— Я ждал вас! — Дешифратор использовал для передачи грохочущий человеческий голос — очевидно, такой голос соответствовал природе Правого. — Ваши силуэты, вынырнув из проклятого купола, быстро уменьшались. Почему вы спешили?

Сумбура отвлечений у Правого не было. Он рассуждал, как человек, ясно и недвусмысленно. Николай радостно шепнул мне, что с этим шарманкоподобным существом удастся потолковать по-хорошему.

— Мы исследователи, нас интересуют обычаи стран, куда мы попадаем, — ответил я не то на вопрос, не то на упрек Правого. — И наша торопливость от любознательности, а не от враждебности. Но почему вы назвали купол проклятым? Что это за сооружение? Отчего в нем один вход и шесть выходов? И как получается, что каждый выход — мы познакомились лишь с двумя — выводит в разные миры? И почему вас обеспокоило наше быстрое приближение?

Брусок пульсировал с такой энергией, что мы еле успевали вникнуть в быстрые ответы. Громовой голос Правого болезненно отдавался в мозгу. Купол, сказал он, соорудили в древности могущественные курак eq o (и;ґ), населявшие тогда эту страну, а помогали им лукар eq o (и;ґ) из страны света, дудар eq o (и;ґ) из страны тяготения, ладар eq o (и;ґ) из страны электричества и прочие тропак eq o (и;ґ) из соседних накладывающихся стран.