Дэвид Вонг - В финале Джон умрет
— Алло?
— Это я. Добрался до дома. На улице чертовски скользко; на углу Леке и Мейн меня развернуло на триста шестьдесят градусов. Ну что, ты уже превратился в монстра?
— Нет, Джон.
— Прикинь, здесь Молли.
— У тебя дома? Джон, откуда она знает, где ты живешь?
— Это еще не все. Когда я приехал, собака ждала меня не рядом с домом — а в моей квартире.
— Она вломилась в квартиру?
— Не знаю. Сейчас она уплетает упаковку хот–догов.
Мимо меня прошла Эми; секунду спустя закрылась дверь
в ванную.
— Ты дал ей всю пачку? — спросил я.
— Ага. У них срок годности истек. Она ведь остановится, когда наестся, верно? Эй, а у тебя электричество отрубилось?
— Нет, лампочки горят.
Свет тут же погас.
— Черт. Вот теперь погасло.
— Ага, а у меня отрубился ток, когда я пришел. Я подумал, что это наши враги решили нанести ответный удар, но по радио говорят, что такое творится по всему городу: снега намело столько, что деревья валятся и обрывают провода. Кажется, это уже пытаются починить. В тюрьме штата столько снега, что заключенные просто перешагивают через ограждение. Охранники в них не стреляют, опасаются Американского союза защиты гражданских свобод.
Мне даже в голову не пришло, что буран стал событием невероятного значения практически для всех жителей города, кроме нас троих, у которых возникли проблемы поважнее. Я положил трубку, поморгал, привыкая к темноте, а затем зашарил по ящикам в поисках свечей. Из ванной появилась Эми с сумкой на плече; она надела очки — как будто они помогли бы разглядеть что–нибудь во тьме, и на ощупь пошла вдоль стены.
— Отопление отключается вместе с электричеством? — спросила она.
— Нет, конечно.
Впрочем, в этом я уверен не был. Интересно, человек может замерзнуть до смерти, оказавшись в такой ситуации? Я попытался найти коробок спичек; в кухне их не оказалось. Значит, они лежали в ванной. Я пошел туда и нашел спички в ящике туалетного столика. Потом я распахнул дверцу шкафчика…
Кто–то здесь уже полазил. Обычно в шкафчике стоят три флакона с моими лекарствами, но сейчас они исчезли. Черт возьми, пропал даже аспирин. А ведь когда мы пришли домой и обнаружили, что дом кто–то обыскал, таблетки были на месте. Я проверял.
Покопавшись в ящиках, я выяснил, что пропали еще и ножницы. Правда, я мог их положить куда–нибудь в другое место. Внезапно в моем мозгу возникла картинка — Эми, выходящая из ванной с сумочкой в руках, — и я понял то, о чем более умный человек догадался бы в ту самую минуту, когда Джон приказал Эми остаться со мной.
Насчет камина я все–таки ошибся: после того как отключилось электричество, дом стал быстро терять тепло. Газ в камине продолжал гореть, но остановились электрические вентиляторы, разгоняющие горячий воздух. Час спустя мы с Эми жались друг кдругу у фальшивого камина, завернувшись в одеяла, словно индейцы из мультфильмов про кролика Баг–за. Я зажег камин и выкрутил пламя на максимум. В очаге не было дров, но они все равно только для красоты. Мы сидели на полу, в дрожащем круге янтарного света. Воцарилась тишина, только шипел газ в камине, и поскрипывали стены под порывами ветра. Тишина сводила меня с ума.
— Мое лекарство у тебя в сумочке? — наконец спросил я.
Эми не ответила.
— Значит, следишь, чтобы я не покончил с собой? Ты и ножницы мои забрала?
— Извини, что распсиховалась там, во дворе, — сказала она. — Это несправедливо. Нужно принимать людей такими, какие они есть…
— Нет–нет. Эми, ты правильно распсиховалась. Ты не права сейчас, когда успокоилась и убеждаешь себя втом, что все будет хорошо. Это не так.
— Сегодня ты вел себя нормально. И вчера тоже.
— Дело не в этом. Что бы ни случилось, когда бы это ни случилось, мы знаем только одно: контролировать себя я не смогу. Эми, тебе нужно уехать из города. Подальше от этого места.
— Вам тоже. Давайте все уедем. Если хочешь, возьми с собой Джона.
Она говорит «Возьми с собой Джона», словно он собака или кошка…
— Эми, я же сказал…
— Нет. Твой способ мы уже испробовали. Давай свалим отсюда, а если эти твари последуют за нами, мы с ними разберемся. Надо хотя бы попробовать.
— Ладно. Только нам надо разобраться с работой, с делами, Джону придется родственникам что–нибудь объяснить. А ты можешь уехать уже сейчас. Давай отправим тебя завтра! Тебе есть куда поехать? Может, где–то далеко живут друзья? Ну хоть где–нибудь? Может, у кого–нибудь есть диван, на котором ты сможешь спать?
— Не знаю. Есть, наверное. В интернете я познакомилась с одной девушкой из Юты: она живет с другой девушкой. Они лесбиянки.
— Вот и прекрасно. Позвони им или свяжись с ними по интернету, и спроси, можно ли у них зависнуть. Купим тебе билет на самолет и отправим тебя в Юту.
Ничего не ответив, Эми подползла ко мне и положила голову на мое плечо. В стеклах ее очков плясали огненные ленты.
— И я больше никогда, никогда тебя не увижу, — сказала она наконец.
Я не смог придумать ответ, который не был бы грубой ложью, и поэтому просто пробурчал что–то обнадеживающее.
— Хорошо, я поеду — сказала она. — Только предупреждаю: я буду звонить, а если ты не будешь отвечать на звонки, я сразу же вернусь. Если не подойдешь к телефону, вылечу на следующий же день.
— Угу. Конечно.
Она улеглась, положив голову мне на колени. Ее дыхание замедлилось, стало тише.
— Так классно, что на улице снег, а здесь тепло, — пробормотала Эми. — На нас снег не падает. Так классно…
Она тихонько захрапела.
На этом все и закончилось. Я разработал план: Эми уедет отсюда, из этого ада, найдет работу, станет ходить по барам с подружками–лесбиянками, постепенно обживется, забудет обо всем — и обо мне тоже. Местные парни поймут, что даже без руки она чертовски сексуальна; она познакомится с одним из них, перестанет звонить, и тогда все уладится. Тогда я застрелюсь или наглотаюсь таблеток, и это прояснит ситуацию раз и навсегда. Но сначала найму адвоката, пусть составит мое завещание — и включит в него условие, что Джон должен исполнить панегирик в виде семнадцатиминутного гитарного соло на гитаре с двумя грифами и корпусом в форме голой женщины. А имущество я отпишу…
Слева от меня зажегся огонек. Я медленно повернул голову и увидел, что мой телевизор включился — в то время, когда во всем городе не было электричества.
Руки. К экрану изнутри прижимались ладони: одна пара, другая… Пальцы царапали стекло, как будто пытались выбраться наружу. На секунду показалось, что на заднем плане идет снег, но потом я сообразил, что это черви — воздух кишел белыми летающими червями. Я услышал — или как–то почувствовал — вопль; руки на экране залило красным. Пара рук исчезла, остались только две ладони, отчаянно пытавшиеся ухватиться за стекло. Одна ладонь сжалась в кулак и ударила по стеклу, словно старалась разбить его. Она все колотила и колотила, и мне показалось, что я вижу кровавые ссадины на костяшках. На этот раз тот, кто был за стеклом, замахнулся очень сильно, ударил и…
Бац!
…телевизор задрожал. Я чуть не обмочился. Человек снова отвел кулак (по пальцам текла кровь) — и еще раз ударил по экрану. Телевизор подпрыгнул на полке, аудиовидеоцентр сдвинулся на дюйм ближе к краю. Кулак отлетел назад в последний раз — и тут телевизор отключился. Экран погас.
Телетрансляции из Говно–Нарнии прекратились. Заснул я только через четыре часа.
На самом деле посадить Эми в самолет удалось только через пару дней. На следующий день буран утих, но непогода сбила все расписания рейсов, и еще день ушел на то, чтобы получить ответ от лесбиянок. Правда, они чуть с ума не сошли от счастья и, похихикав около часа по телефону, договорились о том, что встретят Эми в аэропорту Солт–Лейк–Сити. Девушки жили в Миллкрике, а это, кажется, совсем рядом.
Эти два дня до того момента, когда Эми уехала — по–видимому, навсегда, — мы были заняты, и поэтому серьезных разговоров с ней я избежал. Я убрал кучу снега с тротуара, даже расчистил тропинки вокруг дома для Молли. Мы повезли Эми по магазинам, и она купила сумки и несколько свитеров: убедить ее в том, что Юта не гористая обледенелая пустошь и что зима там длится не круглый год, мы не сумели. Я вернулся на работу в «Уолли» и закончил проект, который долго откладывал — наклеил ярлычки от воров на все наши DVD: не хотелось, чтобы эта монотонная, страшная работа досталась кому–нибудь другому после того, как я покончу с собой.
В среду Эми собрала вещи и я повез ее в международный аэропорт города Неназванный, который находился в трех часах езды от центра. Я умолял Джона поехать с нами, избавить нас от неловких ситуаций, но его бригада ремонтировала стену местного ресторанчика, которая обрушилась под весом упавшего на нее дерева. Несколько раз во время поездки Эми спрашивала, всели у меня в порядке; я отвечал: «Разумеется!» — и делал музыку погромче.
