Владимир Орлов - Шеврикука, или Любовь к привидению
«Э нет! – охладил себя Шеврикука. – Этак я растаю и рассироплюсь. Для меня сейчас в этом нет никакой нужды!» И он снова подавил в себе действие Стишиного зелья. Но, может, Стиша и не угощала зельем, а были в ее чашах именно благородно-бодрящие напитки?
– Вот что, – сказал Шеврикука. – У меня мало времени и хватает дел. Для лирических прогулок и бесед у нас нет простора. О какой помощи вы хотели бы просить меня? Какое у вас ко мне дело? Я многого не могу обещать вам. То есть я вообще ничего не могу вам обещать. Я вас плохо знаю.
– Вы можете узнать меня лучше, – подняла глаза Увека-Векка, они по-прежнему были влажными.
– Пока не вижу в этом необходимости.
– Я хотела бы стать сподвижницей Шеврикуки в его делах. Исполнять все, что укажет или прикажет.
– Вот тебе раз! – удивился Шеврикука. – И какие же такие нынче дела у Шеврикуки, сделайте одолжение, проясните.
– Вы знаете сами какие. А мне известно кое-что. Мне известно направление ваших дел.
– Вы ошибаетесь.
– Я не ошибаюсь, – убежденно сказала Увека-Векка. – Я хочу служить вам.
– Спасибо за предложение услуг. И давайте закончим на этом разговор.
– Вы одиноки… – с печалью и будто сострадая Шеврикуке, произнесла Увека-Векка. – А теперь, когда вы и Отродья Башни…
– У вас есть интерес к Отродьям Башни? – быстро спросил Шеврикука.
– Да! Есть! Интерес! – в волнении выдохнула Увека-Векка. И в глазах ее безусловно проявился интерес к Отродьям.
– Знаете что… – задумался Шеврикука. – А не хотели бы вы, чтобы я познакомил вас с кем-либо из Отродий?
– Хотела бы! – выпалила Увека.
– Ладно. Через неделю, но не в три, а в два часа они отыщут вас здесь. Если у вас, конечно, случится время для прогулки.
– Случится!
– И отлично. А там посмотрим.
«Вот пусть Бордюр и выходит на Векку-Увеку, – подумал Шеврикука. – И пусть налаживает с ней отношения. Коли им нужны привидения и призраки». Был повод потереть руки.
– Теперь я, пожалуй, пойду, – сказал Шеврикука. – Ваши слова я принял к сведению. Но ждут служебные хлопоты. До свидания.
Уходил он неторопливо, даже непривычно для себя степенно. Но в мыслях он от маньчжурского ореха бежал. Побыстрее отсюда и подальше! «И надо же было произнести дурацкое «до свидания»! – бранил себя Шеврикука. – Какие еще могут быть у нас с ней свидания! И все-таки она меня зацепила… Или сумела зацепиться за меня…»
А навстречу ему несся Сергей Андреевич Подмолотов, Крейсер Грозный с букетом гвоздик в руке. Пролететь мимо Шеврикуки он не мог, остановился и принялся будто бы оправдываться:
– Игорь Константинович, вы извините, что в прошлый раз не заметил вас здесь… Спешил… И сейчас спешу… В Оранжерею… К змею моему… Анаконде… Любит, стервец, гвоздики… На десерт…
– Ну и бегите, – поощрил его Шеврикука. – А то ведь бедняга расстроится.
Шеврикука прошагал метров десять. Не выдержал. Обернулся. Теперь тело Векки-Увеки не показалось ему хрупким. Напротив, эта барышня вполне могла бы вызвать у любителей горячие чувства.
Крейсер Грозный подскочил к ней, поклонился, преподнес гвоздики. Увека приняла их.
Змей Анаконда опять остался без десерта.
43
Через три дня в Останкине, да и во всей первопрестольной, стало доподлинно известно, что Пузырь будут раздавать. Принято постановление. Конечно, последуют еще дебаты и голосования, не исключено, что и с мордобоями. Но Пузырь будут непременно раздавать. И всем должно достаться. Неизвестно, правда, по скольку. Просочились сведения о том, что Пузырь соизволил впустить в себя представителей, уполномоченную комиссию и специалистов разных свойств. И будто бы оказалось: все эти супы-концентраты, упаковки с макаронами и с аспиринами были лишь мелким преподношением Пузыря. Или мелким его баловством. Чего только не обнаружилось в открытых, пусть пока и избранным, недрах Пузыря! Будто там и автомобили крутились, сверкая боками, на подвижных стендах, и плавали яхты, какие люди с капиталами из Воронежа или Куртамыша Курганской губернии могли держать на своих причалах в гаванях анатолийского побережья Турции. Конечно, не исключено, что сведения расползались ложно обнадеживающие или из голов возбужденных фантазеров, но им хотелось верить. В недрах Пузыря будто бы никакие неземные голоса не звучали, а если Пузырь на что-то указывал или к чему-то призывал, то эти указания и призывы мгновенно воспринимались мозгами, а то и чувствами ответственных и догадливых гостей. К тому же в сусеках Пузыря (если были в нем сусеки или отсеки) имелись инструкции на русском языке – и без всяких опечаток или грамматических вывихов – с разъяснениями, что делать, что и откуда брать и к чему стремиться. И якобы в инструкциях содержалось требование: все явленное раздать гражданам, имеющим постоянную прописку, иначе добро Пузыря отправится восвояси.
Что-что, а всегда у нас на Руси доставляли удовольствия населению чаяния Белых Вод.
Понятно, что Останкино было теперь особенно возбуждено. И не только Останкино. Не охлаждало пыл энтузиастов и мнение угрюмых о том, что никакие лимузины и яхты отпускать не будут, а выдадут по спискам талоны, ими потом и дыру на обоях не заклеить. Но у всех были свои грезы и интересы. Известный критик и литературовед Вадим Евгеньевич Ковский уверял меня в коридоре Литинститута, что одаривать станут одними носовыми платками. Преимущественно темно-синими – чтобы реже можно было стирать. А не менее известный литературовед и критик Владимир Павлович Смирнов, тверской по происхождению, мечтательно говорил, что выдавать будут исключительно просмоленную дратву для подшития калязинских валенок, а в приклад к ней деревянные гвозди – эти для крепления на уже подшитых валенках кожаных пяток. А помолчав, он с приязнью стал вспоминать о Лейпцигском университете и мягких тамошних складных диванах. Похоже, что и лейпцигские университетские диваны оказались бы теперь нелишними.
В пору всеобщего в Останкине возбуждения и томления душ подала наконец Шеврикуке сигнал вызова на свидание Дуняша-Невзора. Там, где они встречались в прошлый раз, лежал Пузырь, и Дуняша пригласила Шеврикуку к табачному киоску на улице Королева. Пребывала она нынче не в печали и не в тревоге, а в деловом оживлении. Мантилью оставила в шкафу, нарядилась в джинсовый костюм.
– Принес? – спросила Дуняша.
– Примите, пожалуйста, – Шеврикука протянул Дуняше бинокль.
– Вот и спасибо, – сказала Дуняша. И будто бы была намерена сейчас же куда-то бежать.
– Что-то вы не торопились забрать бинокль?
– Много хлопот и деловых устройств.
– А второй предмет?
– Пока он нам не надобен.
– Ну, смотрите.
И опять, неожиданно для Шеврикуки, движениями своими и взглядами Дуняша-Невзора давала понять, что беседовать ей с Шеврикукой не о чем, добыл он им бинокль, и ладно.
– Ты о чем-то хочешь меня спросить? – поинтересовалась все же она.
– О Совокупеевой, Александре Ильиничне, – пришло на ум Шеврикуке. – Ты сражалась с ней в нижних палатах Тутомлиных. А тебе по ночам приходится являться и в ее квартире на Знаменке. Не деретесь более-то?
– Мы с ней почти сдружились! Она со мной и Гликерией Андреевной вошла в одно дело.
– Это какое же?
– Устраивают Мастерскую… или Ателье… Или Агентство… Колдунов, ведьм и привидений. Может быть, именно на Покровке. И мы – там…
– Что за услуги вы будете оказывать населению?
– Самые разнообразные! – с воодушевлением заявила Дуняша. – Снимать порчи, сглазы, наговоры, а коли нужно – отменять проклятия. Вызывать духов. Проверять подлинность деловых документов, определять надежность партнеров в бизнесе, давать финансовые прогнозы. Гадать на кочерыжке. Много всяких услуг.
– Как я понимаю, вам теперь не нужен проводник?
– Проводник нужен. Но обойдемся без тебя.
– А отчего же вы… Ваше Агентство… при таких талантах и возможностях не освободите Гликерию Андреевну от ее… от тяготящих ее обязательств?
– Не твое дело! – резко сказала Дуняша.
– Не мое, – согласился Шеврикука.
– Не ехидничай, Шеврикука! Сам ты не перестаешь думать о Гликерии. А она в тебе не нуждается. У нас все хорошо!
– С чем я вас и поздравляю.
– А ты пожалеешь, что связался с Увекой Увечной! Конечно, она теперь малышка и милашка. Но смотри…
– Хватит об этом! – оборвал Дуняшино предупреждение Шеврикука. – Дел у тебя ко мне более нет. А потому я отправляюсь в свои квартиры.
«Странно, что Дуняша, служанка предприимчивой и рискованной госпожи, не выказала никакого интереса к Пузырю и к тому, что его будут раздавать, – подумал Шеврикука. – Наверняка и они подбираются к Пузырю, но неизвестным мне манером…»
А интерес к Пузырю и грядущей его раздаче, естественно, проявляли не одни лишь люди. Воробьи и те озабоченно переговаривались вблизи боков Пузыря в надежде урвать крошки. Несомненно, в напряжении находились Отродья Башни. И домовые не желали чего-либо проморгать или упустить. Шеврикуку эстафетой оповестили, как непременного и действительного члена, что он обязан посетить ближайшие деловые посиделки в Большой Утробе. Можно было предположить, о чем пойдет речь на посиделках. Конечно же о том, чтобы никто из квартиросъемщиков, ответственных и рядовых, не оказался в убытке или потерпевшим. А коли добро, хоть какое, пусть и неестественного происхождения, прибудет в поднадзорные жилища, стало быть, возникнет повод для удовлетворений и домовым. А потому надо приглядывать за бумагами и списками в коммунальных конторах, дабы ни один из имеющих право не выпал и не убыл из ценных списков, а обладающие льготами не были забыты. Ясно, что все держали бы в голове мысль о том, что и им, домовым, из Пузыря хоть по малостям, но что-нибудь да и отсыплется. Такой наглец, как Продольный, ни при каких обстоятельствах не упустил бы своего. И чужого.
