Стальной пляж - Джон Варли
Но ближе к делу…
Я поцеловала нескольких парней — по-сестрински, в щёчку, не более, — расправила плечи и отправилась в лифт, хватать льва за гриву в его собственном логове. Меня не покидало ощущение, что он давно проголодался.
Ни одно мало-мальски значимое происшествие в "Вымени" не ускользает от внимания Уолтера, но в курсе всех новостей ему позволяет держаться вовсе не его личная проницательность. Никто из нас точно не знает, как именно это ему удаётся, но наверняка не без помощи камер системы безопасности и микрофонов, шнуры которых тянутся к его столу. И всё же Уолтеру известно и многое из того, что подобным образом выяснить невозможно, так что мы сходимся во мнении: у него в подчинении немаленькая клика соглядатаев, наверняка хорошо оплачиваемых. Никто из тех, кого я знаю, никогда не признавался, что наушничает Уолтеру, и я не припоминаю, чтобы кто-нибудь попадался на этом, но попытки разыскать шпиона не перестают быть в нашей конторе увлекательной игрой. Обычный способ поиграть — это придумать какой-нибудь вымышленный, но достоверный скандальный слух о ком-нибудь из сослуживцев, рассказать его кому-нибудь и посмотреть, дойдёт ли весть до Уолтера. Но он ни разу не клюнул на эту наживку.
Когда я вошла к нему в кабинет, он зыркнул на меня поверх материалов, которые читал, и снова опустил глаза. Не выразил удивления, никак не отозвался о моём новом теле, но я, разумеется, ничего другого от него и не ждала. Он обычно готов скорее умереть, чем высказать комплимент или признать, что его что-либо застало врасплох. Я уселась и принялась дожидаться, когда он соизволит принять меня к сведению.
Я долго раздумывала над проблемой Уолтера и оделась соответственно. Исходя из того, что он натурал, и из некоторых других ключевых моментов, замеченных мной за годы нашей совместной работы, я сделала вывод, что его должны завораживать груди. Потому-то я и надела блузку, обнажавшую левую грудь. К ней я подобрала короткую юбку и чёрные перчатки до локтя. Последним штрихом послужила смешная маленькая шляпка с огромным пером, которое нависало так низко, что почти закрывало мне левый глаз, и с угрожающим свистом рассекало воздух при каждом повороте головы. К этому аксессуару, пропитанному духом тридцатых годов двадцатого века, крепилась чёрная сетчатая вуалетка для придания ауры загадочности. Весь наряд был чёрным, за исключением чулок — я выбрала красные. Мне бы надеть ещё и остроносые туфли на высоком каблуке, но зайти так далеко я была не готова, а вся остальная моя обувь ужасно смотрелась со шляпкой, так что я решила остаться босиком. Мне понравилось, какое впечатление это произвело. Краем глаза я видела, что понравилось и Уолтеру, хотя он в этом вряд ли признался бы.
Мои предположения насчет него подтвердили в беседах у кулера два коллеги, недавно сменившие мужской пол на женский. Уолтер был, сам того не зная, умеренным гомофобом, за всю жизнь так и не свыкся с самой идеей перемены пола и почувствовал себя крайне неловко, когда увидел, что подчинённый-мужчина внезапно явился на работу преображённым в кого-то, за кем Уолтер мог бы приударить. Он мог оказаться сегодня весьма сварливым и брюзжать несколько месяцев, пока наконец ему не удастся заставить себя полностью забыть о том, что я когда-либо была мужчиной… а когда забудет, начнутся ухаживания. Так что я собиралась сыграть на этом, проявить себя настолько женственно, насколько возможно, чтобы он держался настороже и не покидал оборонительных позиций.
Не то чтобы в мои планы входило переспать с ним… нет, я скорее соглашусь на секс с галапагосской черепахой. Я твёрдо вознамерилась уволиться. Я пыталась и раньше, быть может, без той решимости, которую чувствовала сегодня, но пыталась — и успела узнать, каким убедительным Уолтер может быть.
Когда он счёл, что заставил меня достаточно ждать, то сунул в выдвижной ящик листы, которые читал, откинулся на спинку своего внушительного кресла и заложил за шею переплетённые пальцы рук. И, дабы окончательно сбить меня с толку, изрёк:
— Миленькая шляпка.
— Спасибо, — проклятье, я уже почувствовала, что обороняться придётся не ему, а мне. Если он будет со мной любезен, уйти с работы окажется куда труднее.
— Слышал, ты делала себе тело в заведении Дарлинга.
— Так и есть.
— Слышал, что он выходит из моды.
— Этого он и сам боится. Но боится уже лет десять.
Уолтер пожал плечами. Его белая рубашка помялась, под мышками расплылись круги пота, синий галстук был забрызган кофе. Который раз я задалась вопросом, где он находит себе женщин, и пришла к выводу, что он, вероятнее всего, покупает секс за деньги. Я слышала, он был женат тридцать лет, но это было лет шестьдесят назад.
— Если таковы все его работы, возможно, мне сказали неправду, — откликнулся он, наклонился вперёд и упёрся локтями в стол. А до меня только тогда дошло, что его слова могут быть комплиментом не одному лишь Бобби, но и мне, и это ещё больше выбило меня из седла. Чёрт его побери.
— Позвал я тебя сюда вот зачем, — вымолвил Уолтер, совершенно проигнорировав то, что это я просила его о встрече. — Я хотел сообщить тебе, что ты хорошо, просто замечательно поработала над статьями об Обрушении. Знаю, обычно я не даю себе труда хвалить своих журналистов за хорошую работу. Может быть, это ошибка. Но ты одна из лучших моих людей, — он снова пожал плечами. — Ну хорошо. Ты самая лучшая. Я просто задумался, стоит ли говорить тебе об этом. Со следующей получки тебя ждёт прибавка, и я решил тебя повысить.
— Спасибо, Уолтер, — кивнула я, а сама подумала: "Сукин ты сын".
— А материалы к двухсотлетию Вторжения! По-настоящему высший класс. Как раз то, что я и хотел. И ты тоже была не права насчёт них. Мы получили хороший отклик на первую статью, и с тех пор рейтинги каждую неделю только растут.
— Ещё раз спасибо, — я уже очень устала от этого слова… — Но я не могу принять
