Виктор Колупаев - Рассказы
- И куда же вы? - спросил лейтенант.
- К своим добираемся, - ответил Николай. - В свое время.
- К своим? Считайте, что вы у своих. Тут все свои, от этой землянки и на восток.
- Понятно, - вставил Андрей. - Двадцатый век все-таки...
- Молчать, - тихо сказал лейтенант. - Покажите документы Савчуку. Он вас на довольствие поставит. - Он повернулся и молча вышел из землянки.
Савчук сел на нары поближе к свету, расстегнул полевую сумку, достал какие-то бумаги, карандаш, спросил:
- Из какой части будете?
Николай и Андрей промолчали. Алексей угрюмо ответил:
- Не родилась еще наша часть.
- Разговорчики. Номер части? Документы есть? - И он прихлопнул по столу маленькой крепкой ладонью.
И вдруг что-то так шарахнуло недалеко от землянки, что заложило уши и с потолка посыпалась земля.
- Утра гады не дождались! - крикнул с какой-то непонятной веселостью Савчук. - В окопы! Живо!
Крик его был совсем не грозный, но какая-то мягкая властность чувствовалась в нем.
- За мной!.. Сейчас полезут.
И еще несколько раз ударило поблизости от землянки. Затрещал пулемет, потом сразу несколько.
Савчук задержался у дверей, зыркнул серым злым глазом на этих троих, испуганных и каких-то нерешительных, мотнул головой:
- Сейчас пойдут, - и вышел в чуть начинающую светлеть темноту.
- Пошли, - сказал Николай, схватил автомат, каску.
- Да что тут происходит? - спросил Андрей.
- Война. Наверное, сорок первый. - Николай уже выскочил в траншею, пригибаясь побежал по ходу сообщения за еле различимым Савчуком. Алексей бросился за ним. У него не было автомата. Вообще ничего в руках не было. Андрей задержался немного. Поболтал для чего-то за ремень автоматом и вдруг напряженно прислушался. Гул, едва заметная дрожь. Привычный стрекот. Машина ведь снова работала! Он бросился за товарищами, хрипло крича:
- Коля! Колька! Остановитесь! Работает она!
Никто не остановился. Тогда он, почти не пригибаясь, побежал, стукаясь локтями о земляные стены хода сообщения.
- Стойте! Стойте же!
Он догнал Алексея, схватил сзади за гимнастерку.
- Машина работает! Скорее! Осталось совсем немного. Прорвемся.
Алексей на секунду остановился, непонимающе посмотрел на Андрея. Невдалеке, чуть ниже по склону, ухнул снаряд. Алексей схватил Андрея за голову, пригнул чуть ли не к самой земле. Сверху посыпалась глина, что-то забарабанило вокруг. Глухой лязг гусениц послышался где-то внизу, в лощинке. Метрах в пяти от них что-то кричал солдат, но нельзя было понять, что он кричит.
- Ты что? - крикнул Алексей, сплевывая землю.
- Машина работает! Еще успеем. Колька где?
Алексей не ответил, побежал вперед. Андрей за ним.
- Колька! Колька! - иногда выкрикивал он.
- Здесь я, - вдруг раздалось совсем рядом. Андрей остановился, заметил Кольку. Тот лежал за небольшим бруствером, приникнув к самой земле, и иногда давал короткие очереди. Андрей подполз к нему.
- Колька, машина работает... Уходим... или как? - Он уже понял, что Николай отсюда не уйдет.
- Успеем, - ответил тот. - Отобьем, тогда... видно будет.
- Ладно, - вздохнул Андрей. - Только случится с ней опять что-нибудь. Застрянем здесь.
- Не скули, - попросил Николай.
С другой стороны к нему подполз Алексей и сказал:
- У меня даже винтовки нет.
Невдалеке снова разорвался снаряд. Грохнуло, оглушило на секунду. Замолк строчивший рядом пулемет.
- К пулемету! - крикнул кто-то хрипло. Похоже, Савчук.
- Есть, - отозвался Николай. - Вот и ползи к пулемету. Умеешь?
- Что?
- Обращаться с пулеметом.
- Нет.
- А, чтоб тебя... Держи автомат. Вот запасные диски. Сдуру-то не трать зря. - Николай пополз вправо.
"Не умеет ведь и он", - подумал Алексей, но пулемет справа вскоре застрочил.
Светало. И внизу, у подножия холма, уже отчетливо можно было различить фигурки людей. Они поднимались и разрозненными группами бежали вверх, стреляя на ходу, падая, поднимаясь. Некоторые оставались лежать неподвижно. И когда эта волна уже почти накатывала на окопы, что-то в ней ломалось, и она отступала назад. И тогда начинали рваться снаряды. Андрей и Алексей уже освоились немного и, когда начиналась молотьба снарядами и минами, прыгали на дно траншеи, прижимались к земле, ближе к передней стенке. Только раз Андрей буркнул:
- Попадет один такой в землянку... и все.
Алексей ничего ему не ответил.
Наступила небольшая передышка. Уже и солнце припекало. Хотелось пить. По траншее пробежал Савчук, без сумки, грязный. Автомат колотил его по спине. Он на ходу что-то кричал, и его все понимали. Кто-то тащил коробки с патронами и сухой паек.
И тоска какая-то подступила к горлу.
Отходят! Отходят! Кто отходит? Отступление.
- Нам прикрывать! - крикнул Савчук, опять пробегая мимо. - Эх, еще бы с полсотни человек.
К обеду их было уже менее полусотни. К вечеру - десять. А потом осталось четверо: Савчук, Алексей и еще двое. И Алексей уже обучился стрелять из пулемета.
- Вот что, ребята, - сказал Савчук. - Приказа об отступлении нам не будет. Не успеет дойти приказ.
В пяти километрах позади них была река. За рекой - город. Город заканчивал эвакуацию. Кто-то должен был удерживать врага любой ценой.
Рядом с машиной времени, землянкой, упал снаряд и разворотил входную дверь. Но машина все еще вздрагивала чуть заметно. Это работали ее двигатели... или просто земля вздрагивала от разрыва снарядов.
А потом наступила тишина. Не по кому даже было бить снарядами.
Так не дошли трое парней до своего времени. И было им всего по двадцать лет... Многие не дошли. Остались на полях разбросанные на тысячах километрах землянки, похожие на ту машину времени. И уже не различить среди них, где она. А стоит она, почти совсем целая и невредимая, только дверь разворочена. Входи, снимай блокировку и отправляйся в будущее.
Молчание
Мне нужно было увидеть их обоих. Я ходил по городу и ждал, что вот они сейчас появятся передо мной на шумной и огромной площади или аллее космолетчиков. Но они не появлялись. И тогда я садился на свободную скамью в тени деревьев, доставал сигарету и снова ждал. Иногда мне вроде бы удавалось на мгновение увидеть их. Площадь замолкала, торжественно, чутко, радостно, как при долгожданной встрече, и чуть грустно, как при расставании.
Они стояли на возвышении, видные всем издалека. Два космолетчика, парень и девушка. В сверкающих легких и изящных доспехах-скафандрах. Они были молоды, сильны и счастливы. Они уходили в далекий космос на двух красавцах кораблях. Он должен был вести "Мысль", она - "Нежность". И вот они стояли передо мной и перед тысячами людей, намного возвышаясь над всеми, положив руки на плечи друг другу и широкими взмахами приветствуя всех, кто собрался вокруг. Они были героями. Это чувствовали и они сами, и все другие. Это чувствовал и я и страшно завидовал им. Они еще не взошли на борт своих кораблей, но слава уже несла их на своих стремительных крыльях.
Забрала их шлемов были подняты, и даже отсюда, где сидел я, можно было различить их счастливые улыбки." Такими они и запомнились всем. Наверное, это была вершина их счастья. Всеобщая любовь и всеобщее уважение.
Видение исчезло. И люди снова шли по своим делам, и шумела площадь, и нещадно палило июльское солнце, а я вынужден был признавать, что что-то еще не додумал, не дочувствовал, и начинал искать ошибку, но не находил. Так проходили дни, а у меня все еще ничего не получалось, и ничьи советы мне не помогали, потому что я, наверное, закуклился в своих мыслях, и все внешнее отскакивало от меня, как от стенки горох.
- Ты хоть изучил их биографии? - спрашивал меня Островой, июльский руководитель нашей мастерской.
- Изучаю, - отвечал я. - Хотя их биографии знают все.
- Да, но лучше почувствуй хоть одно их мгновение.
- Я уже пытался. Сегодня, например.
- Ну и что?
- Они стояли на площади и приветственно махали всем руками.
- Приветственно, - пробормотал Островой. - Ты так решил? А что за чувства переполняли их?
- Счастье, - ответил я, - восторг, радость.
Островой грустно покачал своей лысой головой на тонкой шее. И ничего не сказал мне больше. Наверное, говорить со мной было бесполезно. Я не обиделся. Менее всего, как мне искренне казалось, были нужны мне всякие советы, наставления и подталкивания.
Я снова шел бродить по паркам, площадям и скверам и все думал, почему мне удалось удержать ту картину на площади лишь мгновение? Ведь все было красиво, празднично, радостно. Нет, ошибка еще путалась где-то во мне. И просто волевым усилием мне было не поднять ее из подсознания.
Я вышел на проспект, по которому они ехали на космодром, когда вокруг стояли тысячные толпы, и миллионы роз падали на асфальт перед ними, и все вокруг кричали что-то приветственное, ласковое, радостное, героическое. Все были празднично разнаряжены, и настроение у всех было праздничное.
