Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)
— Гоним волну, — ответил запыхавшийся почему-то Роман Ковров. — Группа поддержки свои пучки держит в фокусе. Блин, у нас тут что ни секунда — Нобелевка.
— Х…й с ней пока… с Нобелевкой… — напряжённо ответил Коваленко. — Третий этап! Ложкарёв? Молчи, не отвечай… просто хотел напомнить… чёрт, шестой генератор тухнет!
— Выправили, — ответил кто-то неизвестный.
— Вижу… так вот, Ложкарёв… коньяк готовь, понял? В историю входим… как Ньютон с Дираком…
Вика закусила руку, чтобы не закричать. Рябь расцветилась каким-то болезненным жёлто-зелёным сиянием. На поверхности круга рябь свивалась в сложные переплетённые узоры, напоминающие не то червей, не то кишки.
Коваленко— …как Ньютон с Дираком, — пробормотал Коваленко, запуская программу третьего этапа.
Вокруг него пели сирены. В воздухе стоял запах влажной морской соли. Игорю Антоновичу казалось, что если он повернёт голову, то увидит нагих розовых прелестниц с лютнями, арфами и прочими морскими ракушками, небрежно рассевшихся на мокрых от морской пены скалах. Пение было красивым, но тревожным. Оно не просто тревожило… оно пугало, как полуночная заупокойная служба. Хор нарастал, заглушая и рёв основного генератора, и мерное рокотание двигателя, и свист невесть откуда налетевшего ветра.
Он понимал, что из всех семи миллиардов жителей планеты Земля эту литанию слышит только он, но всё равно упрямо сказал:
— Некрасиво поют. Я знаю, вы не слышите, но поют мерзко.
— Что ты имеешь ввиду?.. впрочем, потом расскажешь… ты как? Терпимо пока? — спросил Бриджес, похоже с самого утра сидящий на валидоле.
— Угу… — машинально ответил Коваленко, запуская вручную последние три агрегата. Вопроса он не понял… ориентировался на интонацию. — Всё, пять секунд до полного режима… — крикнул он, пытаясь заглушить многоголосый хор. — Пять… четыре… три…
На момент «ноль» бесновавшаяся окружность, напоминающая теперь какие-то пульсирующие и непрестанно шевелящиеся груды тошнотворных чёрных и волосатых спагетти, диаметром до трёх метров каждая, лопнула.
Поверхность вогнулась внутрь, потом часть её чёрной плёнкой выдавило наружу… а потом мгновенно утончившаяся плёнка разорвалась и втянулась внутрь…
Коваленко смотрел в огромный провал куда-то в безграничное серое пространство, в котором сгустками ваты стремительно возникали и исчезали какие-то невероятные формы. Хор в голове Коваленко взвыл на немыслимо высокой, истерической ноте и резко смолк. На мгновение Игорю Антоновичу показалось, что он оглох… но внезапно по ушам ударил рёв генератора. Из огромной дыры в чужой мир слегка выпучило серую вату… другое сравнение ошеломлённому Коваленко в голову не пришло. «Вата» шевелилась, протягивая в сторону «пробойника» длинные блестящие ворсинки.
—..горь, Игорь, Игорь! — забормотали наушники. Бриджес говорил монотонно, словно вызывал друга уже несколько часов.
— Игорь! Пора уходить! Игорь!
— Да-да, — выдавил Коваленко. — Сейчас…
Он неуклюже вывалился из двери. Что-то не пускало его и он дёргался, застряв ногами на широкой гусенице, пока не сообразил, что забыл отцепить кабели и шланг скафандра. Шипя и матерясь, он вырвал шланг из патрубка и выдернул кабели из разъёмов. Скафандр хрюкнул. Забормотала автономная установка жизнеобеспечения. Коваленко спрыгнул с гусеницы и упал на колени, вцепившись руками в дрожащую землю. Земля обжигала даже сквозь перчатки.
Его ударило в спину и потащило в сторону. Поднявшийся ветер несколько раз перевернул его, как куклу. Коваленко прикусил язык и теперь плевался кровью. Правая рука хрустнула; он закричал от боли. Ему казалось, что это никогда не кончится. Внешнюю поверхность прозрачной сферы шлема забрызгало бурой дымящейся слизью. В какой-то момент он почти встал на ноги, но проклятый ураган швырнул его так, что в голове помутилось…
…он отбивался от хватающих его щупалец…
— … да перестань ты! — вдруг заорал ему в уши Ложкарёв.
Что-то сильно и грубо потащило его в сторону, потом приподняло и грохнуло на твёрдое и ребристое. Он застонал и попытался обтереть левой рукой стекло шлема. Тело налилось свинцом… взлёт?
— Сейчас… погодите… летим уже! — сказал знакомый голос.
Поверхность под ним резко ухнула вниз и Коваленко инстинктивно ухватился за что-то…
— Уходим, Антоныч! — крикнул хриплый голос Ложкарёва. — С тебя причитается!
Коваленко наконец понял, что держится за чью-то руку, и перестал дёргаться. Сопящий от волнения Ожье протирал ему шлем скомканной бумагой… картой — да — распечатанной картой…
Вертолёт заложил вираж, огибая очередную «арку». Коваленко охнул и сел. Правая рука болела так, что хотелось выть.
— Что с вами? — задыхаясь, спросил Ожье.
— Руку сломал, — ответил Коваленко, выплёвывая кровь. — Ложкарёв, акробат хренов, опять ты меня вытащил!
Ложкарёв нервно хихикнул:
— Да уж!..
В открытом проёме внизу проплывали мохнатые дуги и арки…
— Ну, добился своего, чуть не угробил меня, — жалобно сказал в наушниках Бриджес. — Укоротил мне жизнь лет на десять…
— Ничего, — простонал Коваленко, чувствуя, как распухает прокушенный язык. Ожье помог учёному лечь на бок, осторожно пристроив сломанную руку, — Я тоже пострадавший… ох… б…дь! больно как…
— Информация идёт потоком, — крикнул в своём углу Касымов. — Отлично поработали, Игорь Антонович! Ожье, не тереби его! Медики наготове, скоро будем!
— Вика на проводе, — вклинился Роман. — Говорить можете?
Коваленко перевёл дух и ответил, что может. Стиснув зубы он глубоко вздохнул и, стараясь не шипеть от боли, сказал:
— Алло! Привет, малыш! У меня всё нормально…
— Коваленко! — всхлипнула Вика. — Вот тебе и «три миллиметра, три миллиметра»! Вон, какую дыру разворотил…
Оставшийся позади «пробойник» был уже поглощён гигантским вздувшимся пузырём, похожим на опухоль, «нарыв на внешней стене кокона», как выразился потом Бриджес. Команда «луноходы» эвакуировалась. Спутники зафиксировали вертикальный всплеск мощного гамма-излучения. Сам кокон стремительно раздувался ещё на несколько километров…
Через час Коваленко с боем вырвался от медиков к Бриджесу. По всему миру снова и снова крутили запись «Двадцати девяти с половиной секунд Игоря Коваленко», сделанную Касымовым и французами. Натансон и Реми сияли, как именинники. Сара Конг и Саймон Кокс — эти Малдер и Скалли «команды психов», объявили корреспонденту CNN, что готовы нести мистера Игоря Антоновича на руках отсюда и прямиком до ЦЕРНа, «распевая при этом осанну» — добавила Сара и расхохоталась, как безумная.
Хокинс, вопреки своим привычкам, всё-таки выступивший на видеоконференции, как всегда сделал вид, что всё произошло в полном соответствии с его выкладками по «проколу»… а потом сник и сказал, что двадцать девять секунд Коваленко снова поставили физику с ног на голову… и теперь абсолютно понятно, что КоМа является лишь частным случаем в некоей гиперКоМе, «эру которой только что открыл мистер Коваленко».
Выпив коньяку с Бриджесом, Коваленко попросил отключить все каналы связи. Собравшиеся в кабинете старика Бриджеса два десятка членов «Mad Gang» готовы были составить закрытый меморандум главам стран-членов МЕНАКОМа.
— Пока только мы понимаем, что в итоге может принести нам результат обработки «прокола», — сказал Бриджес. — Не надо пока поднимать вой в прессе…
— Ещё бы, — сказал Кокс и нервно поёжился.
— Подумать только — внепространственные пузыри! — прошептала Сара. — Ты не вздыхай, рыжий! Представь только, что всё обойдётся? Со временем мы можем запихивать в эти пузыри огромные атомные станции и не заботиться о защите. В шарике диаметром с метр можно спокойно запрятать целый автоматический завод! А удаление в пузыри токсичных отходов? А?
— Для начала, хорошо бы разобраться с коконом, — так же шёпотом, грустно ответил Кокс. — В последние дни ненаучный термин «Пришествие» кажется мне вполне уместным…
На записи огромная дыра-прокол смотрелась мутным бельмастым глазом, открывшимся в туше кокона. Смотреть в него было страшно. Глаз зловеще моргнул и медленно закрылся. Рядом, в «зеркале», на несколько секунд промелькнули смазанной чередой бесконечные пылающие равнины, на которых копошились неразличимые с высоты существа, сцепившиеся друг с другом в пугающе долгой битве. Потом «зеркало» дохнуло чёрным паром и исчезло, будто провалилось внутрь кокона…
Папский легат Виторелли, иезуит, доктор физико-математических наук, член комиссии Ватикана при Святом Престоле, недавно вошедший в «команду психов», перекрестился:
