Сергей Снегов - В мире фантастики и приключений. Выпуск 8. Кольцо обратного времени. 1977 г.
— Шучу. Но в Москву тебя выпихну. И чтобы техусловия назубок.
Анна ничего не поняла из этого разговора, она оглянулась по сторонам — все были заняты своими долами. Две женщины, потягивая кофе, тихо говорили о каких-то запасных частях и тут же курили, сбрасывая пепел в грязные тарелки. Одна из женщин сказала:
— Я выпишу тебе пару аккумуляторов, только ты не рассказывай Валентине: она его любовница.
Анна подумала, что женщины даже в двадцатом веке склонны к интригам, и тут же заметила влюбленную пару. Он и она. Сидя за столиком, они о чем-то говорили, склонив друг к другу лица, но их взгляды красноречивее слов выражали их чувства, и Анна невольно улыбнулась.
— Что? — спросил Глухов, который и во время еды настороженно следил за Анной.
— Я подумала, что люди остались прежними.
— Конечно.
Когда они вернулись в клинику, Анна почувствовала неимоверную усталость. Глухов передал ее на попечение бесстрастной Веры, и та помогла Анне разобраться в осветительных приборах и научила, как управляться с ванной.
Утром Анна проснулась с головной болью. Одевшись, она вышла в комнату с серыми стенами и серым ковром. Тотчас явился Глухов. Справившись о ее самочувствии и пощупав пульс, он объявил, что у нее депрессивное состояние вследствие легкого катара. У Анны действительно, кажется, впервые в жизни был насморк.
— Вы не должны сегодня выходить на улицу. Вам надо отдохнуть.
— Я не хочу отдыхать.
— Это необходимо. — Его голос был твердым, а в глазах было внимание, и Анна покорилась.
— Я буду отсутствовать два дня. За вами будет смотреть Вера. В вашем распоряжении библиотека.
— Мне самой нельзя выходить?
— Нет.
— Я — пленница?
— Пленница иного времени. Вам некуда идти. Вы никого не знаете, вы не знаете наших обычаев, норм нашего поведения. Думаю, книги, предоставленные в ваше распоряжение, во многом помогут вам.
— Я понимаю. Но знаете, зависимое положение, в которое я попала…
Глухов взял ее за руку, и Анна не отняла руки, интуитивно поняв допустимость такого вольного обращения в конце двадцатого века.
— Я надеюсь, что за эти два дня вы усвоите в общих чертах те перемены, которые произошли за минувший век.
— Благодарю вас.
— В котором часу вы привыкли завтракать?
— Я еще не голодна. Если можно, велите подать кофе.
Глухов нажал кнопку звонка. Что-то привлекало Анну в этом человеке, от которого она теперь зависела.
— Вы уезжаете?
— Да. Я бы хотел, чтобы вы не чувствовали здесь неудобства. Скажите, что вам еще нужно?
— Не знаю. Если так и дальше будет продолжаться, я попросту лишусь всяких желаний. Ведь желание — это потребность заполнить какую-то пустоту.
Глухов улыбнулся:
— Вы опять обрели способность к философии.
— А вы знаете, какой я была прежде? — И, увидев некоторое замешательство на его лице, Анна продолжала расспрашивать: — Что вы знаете о моей прежней жизни? Ведь прошло сто лет.
— Я много знаю о вас.
— Современная техника, вероятно, распространилась и на архивные данные. Вы мне уже рассказывали о технике современной статистики. Скажите, а есть еще такое, чего люди не могут?
— Разумеется. Чем дальше развивается наука, тем больше возникает неразрешенных вопросов…
— И тем более расширяется сфера деятельности?
— Вы уже рассуждаете как современная женщина.
Анна улыбнулась. Неслышно вошла Вера с подносом, на котором был кофейник и две чашки.
— Вот и ваш кофе, — сказал Глухов.
Анна удивленно посмотрела на Веру:
— Откуда вы знаете, что я просила кофе?
— Я слышала. Ваша комната радиофицирована.
— Радио… — сказала Анна, тотчас поняв, что при помощи какого-то устройства все, что здесь говорится, можно услышать в других местах.
После кофе Глухов ушел, и Вера отвела Анну в библиотеку. Сидя за низким полированным столом, Анна листала цветные журналы на русском и французском языках, приобщаясь к современному образу жизни, а заодно к современной орфографии.
Эволюция техники, войны, революции, открытия, имена писателей современных и тех, которых еще помнила Анна, и тех, которых она еще не знала, которые появились уже без нее и успели уже умереть.
…Обедала Анна в своей серой комнате, которую про себя называла гостиной; обед принесла Вера на том же (а может, на другом — Анна уже привыкла к стандартизации) пластмассовом подносе. После обеда Анна в сопровождении Веры вышла в сад.
— Вы здесь работаете? — спросила она Веру.
— Да.
— И каковы ваши обязанности? Это соответствует горничной?
— Нет. — В этом кратком ответе послышался холодок.
— Простите, мне трудно освоиться, ведь я живу прошлым. Я хотела спросить — у вас есть должность?
— Я — научный сотрудник.
— В какой области науки?
— Мне это трудно объяснить. У вас еще мало информации, госпожа Каренина.
— Сейчас не приняты подобные обращения. Почему вы называете меня госпожой Карениной?
— Как вам будет угодно, Анна Аркадьевна. Или просто — Анна?
— Пожалуйста.
Тут Вера впервые посмотрела на Анну с некоторой теплотой:
— Трудно?
— Я подумала, — сказала Анна, — что ваша техника — не так важно. Главное — люди. Понять их, войти к ним в доверие, — вот что значит приобщиться к современности.
— Вы не совсем правы, — сказала Вера и взяла Анну под руку. — Наша техника стала неотъемлемой частью человека — физической и духовной. Ведь отнять у современного человека технику — все равно что отнять у него зрение или слух или еще какое-нибудь чувство. Техника стала биологическим придатком человека.
В душе Анна не согласилась с таким утверждением.
Они шли по неровной дорожке, поросшей по краям высокой травой. Сад, как ни странно, был запущен. Они прошли мимо покосившейся скамейки, и Анне захотелось посидеть под кронами старых вязов.
— Можно мне посидеть одной?
— Пожалуйста, — ответила Вера с явным облегчением, и Анна отметила, что Веру тяготит ее общество. Анна присела на скамью, а Вера широким мужским шагом пошла к дому. Некоторое время Анна сидела ни о чем не думая, погрузившись в полузабытье и только слушая пенье птиц и тихое шуршанье листвы. Из этого дремотного состояния ее вывели звуки легких шагов. Из-за поворота дорожки показалась тоненькая девушка в коротком, выше колен, платье. Девушка была миловидна, она вертела в пальцах бесхитростный цветок одуванчика и чему-то улыбалась про себя.
Анне захотелось окликнуть ее, заговорить с ней, — по-видимому это не возбранялось современным этикетом, но девушка, поравнявшись с Анной и взглянув на нее, вдруг испугалась, как будто узнала ее. Это поравило Анну. Девушка быстро отвела взгляд и прошла мимо. Анна вспомнила такую же враждебность в глазах Веры и еще нескольких людей, которых она встречала в этом доме. Кстати, что это за клиника? Может быть, она помешалась и это дом умалишенных? Но ее теперешнее положение и воспоминания о прошлом были логичны и понятны. Кроме… Кроме самого перехода от прошлого к современности.
Ей стало тоскливо. Она вспомнила Сережу, он, вероятно, вырос, состарился и давно умер. У него были дети и внуки; может, они и теперь живут? Она представила себе Вронского, его широкие ладони, черные ласковые глаза, темную полоску усов, удивительно красивого рисунка губы. Захотелось прижаться к этим губам, провести рукой по его темным волнистым волосам. Она прошептала: "Алексей…" и поняла, что, хотя все это время не думала о нем, он постоянно был с ней. И когда она ехала с бешеной скоростью в автомобиле, и когда несла поднос среди столиков в кафе, и когда вчера почувствовала странную радость новизны положения, и когда сегодня утром проснулась с головной болью, — все это время он был с ней. "Зачем я это сделала? — подумала она. — Ведь он был со мной". Да, у него был свой мир, свои друзья, свои привычки, но он был с ней, он любил ее. Она вспомнила последние размолвки с ним, вспомнила его холодный, почти чужой взгляд, вспомнила, как он сказал ей: "Что вам угодно?" — и все-таки никакого раздражения, никакой неприязни — только нежность, только любовь. Ей пришли на ум слова Веры о том, что техника стала биологическим придатком человека. Но разве может быть техника частью души? Для нее такой частью души стал Алексей Вронский. Только любовь! Его уже нет в живых. Что с ним стало? Женился ли на княжне Сорокиной? Может быть. Но в ней был только он.
Еще не зная, чего она хочет и что сделает, Анна решительно поднялась и пошла обратно к дому. Странпая архитектура его с идеально плоскими фасадами больше не занимала ее. Поднявшись по широким ступеням, она пересекла открытую террасу и вошла в знакомый ей коридор с блестящим полом. Здесь Анна приостановилась, не зная, куда войти: все двери вдоль стен коридора были совершенно одинаковы. Пройдя первые три двери, Анна подошла к четвертой и приоткрыла ее. Это была комната с белым и, как ей показалось, вязким полом, на котором отпечатались вдавленные следы бесчисленных ног. В комнате спиной к Анне стояла тоненькая девушка, которую Анна уже видела в саду. Перед девушкой сидела собака неопределенной породы, в которой очевидно преобладала кровь английских терьеров. Девушка говорила:
