Влада Воронова - Пути Предназначения
Ламина смотрела на него с недоумением. Она чувствовала, что Клемент сказал правду, но губы у него не просто опытные и умелые — искусные в лобзаниях… Да и невозможно быть девственником нецелованым в его-то годы. И всё же её поцелуй стал для Клемента первым.
— Ты никогда не влюблялся? — поняла она. — Даже в школе? Но ведь все старшеклассники влюбляются, пусть даже на один день!
— Есть школы, где любовь запретна. Эта роскошь не для всех.
— Любовь нельзя запретить, — твёрдо сказала Ламина. — Наоборот, пока в тебе душа живая есть, ты не можешь не любить.
— А у меня не было души. Только номер.
Он поднялся.
— Прощай. И забудь.
В дверях комнаты стоял крепкий беркан лет пятидесяти. За его руку держалась маленькая девочка.
— Я Урдаинг Палиан, — сказал он. — Внучке после развода девичью фамилию вернули. Не захотел её супружник свою с калечеством связывать. А ты, стало быть, увечьем не брезгуешь. Соседи рассказали, как ты Ламину от самой комендатуры на загривке нёс.
— Простите, — пробормотал Клемент. — Я ухожу, и претендовать на благосклонность госпожи Ламины не стану.
— С чего вдруг? Только не говори, что она тебе не понравилась. А то я не видел…
— Я теньм, — ответил Клемент. — Тот самый, о которых сейчас пишут в газетах.
— Вот как… — медленно проговорил Урдаинг. — Как же ты из Алмазного Города в Гирреан попал?
— Случайно и ненадолго, — в который раз за последние часы сказал Клемент.
Урдаинг кивнул. Несколько бесконечно долгих секунд рассматривал Клемента, потом подошёл. Клемент замер, ожидая пощёчины. Ни на что иное теньм, жалкое подобие людя, рассчитывать не мог. Любая дерзость должна быть наказана. Тем более, если совершил её теньм.
Урдаинг положил ему руки на плечи.
— Это всё ничего, — мягко сказал он Клементу. — Это был всего лишь плохой сон. Мало ли какая дрянь приснится. К настоящей жизни она отношения не имеет. Ты оставайся здесь. Тогда плохие сны забудутся, как и не были.
Клемент закрыл глаза. С ним такого быть не могло. Ведь он же теньм!
Посмотрел на Урдаинга и сказал обречённо:
— Ничего уже не изменить. Поздно.
Клемент снял руки Урдаинга, пошёл к двери.
— Мы будем ждать тебя, — сказал Урдаинг вслед.
Клемент резко обернулся.
— Нет… Вы должны всё забыть. Нет! — Он бросился в прихожую, схватил куртку, ботинки, выскочил на улицу. Пробежал куда-то за дома и лишь там оделся. — Нет, — повторил он. — Невозможно. Я всего лишь тень.
Скоростной лётмарш ждал его на стоянке возле комендатуры. Клемент поднял машину в воздух. А дальше мчался, сам не зная куда, пока не разрядились энергокристаллы. Еле дотянул до стоянки в каком-то посёлке, таком же безвестном, как и предыдущий.
+ + +Клемент кончиками пальцев прикоснулся к губам. Как жаль, что поцелуй не оставил на них шрама. Тогда у Клемента был бы вечный след сегодняшнего чудесного дня.
И координаты посёлка, где живёт Ламина, неизвестны.
— Всё правильно, — сказал Клемент. — Тень всегда остаётся лишь тенью. Если ты никто и ничто — это навечно. Переменить судьбу невозможно.
Со стороны интерната сверкнула вспышка, спустя несколько мгновений донёсся звук взрыва.
— Что за чёрт? — метнулся к окну Клемент.
Сверкнуло ещё семь вспышек.
— Зажигательные гранаты! — охнул Клемент и побежал к интернату. Горело левое крыло.
Два санитара навинчивали брандспойт на трубу. Другие вытаскивали калек из горящих палат.
— А где врачи? — спросил Клемент.
— Таскают, — буркнул санитар. — Не мешай.
Дым превратил белоснежную форму врачей в такую же серую, как и у санитаров, а пламя сделало её лохмотьями.
— Где посельчане? — не понимал Клемент. — Где пожарные?
— Ты что, совсем дурной? Это же калеки! Никто не придёт мараться об их скверну.
— Ты же пришёл.
— Не мешай, придурок! Не видишь — люди горят!
Клемент через окно запрыгнул в здание интерната. Схватил за плечо какого-то медика.
— Где самые тяжёлые? По весу тяжёлые! Я очень сильный. Могу носить их один.
— Пойдём, — медик повлёк Клемента в палату. — Бери вон того!
Пациент оказался хотя и громоздким, но лёгким как мешок с пухом.
Другой был маленьким, но тяжёлым из-за ортопедических растяжек.
Прочих Клемент не запомнил. Только пламя, удушливый дым и крики боли. Собственную боль Клемент не чувствовал. Не до неё оказалось.
— Всё, — сказала какая-то женщина в форме врача. — На это раз вытащили всех.
— Что значит «на этот раз»? — спросил Клемент. Хотя прекрасно знал ответ. Просто верить не хотелось.
— У вас ожоги, — сказала врач. — Идёмте, я обработаю.
— Не надо. В лётмаршной аптечке есть биоизлучатель.
— Вы так помогли нам, господин…
— Где охрана? — взъярился Клемент. — Почему на окнах бьющиеся стёкла? Горючие материалы в палатах для беспомощных людей?
Врач горько рассмеялась.
— Вы что, из Ойкумены сюда свалились? Мне едва хватает денег, чтобы не дать этим беднягам умереть с голода. Медканцелярия не считает нужным тратить средства на людской мусор.
— Но вы можете подать прошение в Коронный совет!
— Каждый год подаю. И каждый год получаю ответ «Нет возможности». Никто не станет финансировать калек.
Клемент пошёл к лётмаршу. Оставаться в посёлке было невыносимо.
— Это не наши, — донеслось до Клемента. — Не блатные и не бригадные. Так и передай почтенной Фогель — залётные сработали. Зуб даю.
— Мы проверим.
— Посельчане тоже ни при чём. Слово перед великой матерью.
Клемент оглянулся на говорящих. Медбрат из интерната и наурис в дорогой одежде, на пальце — перстень с большим рубином, знаком герцога, главы уголовного сообщества района. В Гирреане упорно придерживались древних традиций. Третий оказался невзрачным человечком. К плечу приколота лента поселкового старосты.
— Что ж никого из вас на пожаре не было? — спросил Клемент. — Помогли бы тушить, если не ваши люди поджигали.
— Новичок, — усмехнулся медбрат. — Ты здесь первый день или второй?
— В левом крыле нет детей благодатной матери, — сказал староста.
Разбойничий герцог молча повернулся спиной, пошёл к своей свите.
Клемент провёл рукой по лицу, словно стирал плевок. Побрёл к лётмаршу.
— Эй, новенький, — окликнул медбрат. — Новенький!
Клемент обернулся.
— Всё пациенты остались жить, — сказал медбрат. — Спасибо.
— Разве это жизнь? Существование.
— Ты зайди как-нибудь, послушай как они поют. Рисунки посмотри, скульптуры. Тогда поймёшь, где жизнь, а где — существование.
— Что? — не понял Клемент. — Какие скульптуры?
— Досточтимая Мария Фогель, наш главврач, любит метод арт-терапии. Неплохой способ стать значимыми персонами для тех, кого судьба и людская злоба превратили в ничто.
— Может быть, — сказал Клемент. — Только не для всех.
Он вернулся к лётмаршу, залечил биоизлучателем ожоги. Обтёрся снегом, смывая копоть и запах гари. Переоделся в запасной костюм. Куртки на замену не было.
— Обойдусь пока, — пробормотал Клемент.
Энергокристаллы немного подзарядились, хватило, чтобы долететь до соседнего района.
Теперь надо только дождаться полудня, выполнить приказ, — и всё, можно вернуться в Алмазный Город. Забыть.
Клемент опять прикоснулся к губам.
След всё же остался. Неизгладимый. Только не на губах.
На душе.
* * *Срочный межпартийный съезд глав бенолийских реформистов был назначен на двадцать третье ноября. Место сбора — конференц-зал в одной из многочисленных гостиниц Тулниалы.
Президент конституционной партии, пухленькая сорокапятилетняя наурисна, поправила перед зеркалом в прихожей маленького номера блузку.
— Идём, — сказал она своей референтке, молодой берканде, недавно принятой в партию лейтенантке службы охраны стабильности.
Лейтенантка нерешительно глянула на начальницу.
— Зачем всё это? Ведь Михаил Северцев наш враг.
— Наш враг — это император. А Северцев… Он умён и талантлив, большая часть его разработок в области оперативного обеспечения гениальна. Да и чисто по-людски он замечательный. Добрый, надёжный, понимающий… И безупречно честный. Есть в нём какое-то душевное благородство, которое выше и ценнее благородства крови. Я знаю, что говорю, поскольку сама диирна империи. А теперь Северцев считай, что мёртв. Завтра суд с заранее предрешённым приговором и казнь. — Президентка вздохнула. — Пока Северцев был жив, я надеялась, что однажды он осознает, как сильно заблуждаются центристы, оставит их и присоединится к нам. Теперь этому не бывать.
— И центристы ничего не попытаются сделать?! — возмутилась лейтенантка. — Можно ведь захватить здание суда…
