Дэвид Митчелл - Простые смертные
– Не совсем. Отец был… чем-то вроде бизнесмена.
– Это что, теперь считается непреложным фактом? Мне интересно знать, каковы были его склонности.
Я чувствовал, что ей вполне могу это сказать.
– Больше всего его интересовали кражи. Впрочем, он не брезговал и вариантами – от подлогов до грабежей с применением насилия. Он умер от инфаркта в тюремном спортивном зале.
– Ну, разве я не мерзкая старая карга, которая всюду сует свой нос? Прости меня, Эд.
– Нечего тут прощать. – Несколько ребятишек вихрем пронеслись мимо нашего стола. – Меня воспитывала мама, она же наставила меня на путь истинный еще там, в Грейвзенде. Денег, правда, все время не хватало, но нам помогал мой дядя Норм – пока мог… Да и сама моя мать была классная женщина. Ее, как и дяди, уже нет с нами. – Я почему-то смутился, что было довольно глупо, и сказал: – Господи, прямо похоже на «Оливера Твиста». По крайней мере, мама успела подержать Аоифе на руках. И я очень рад, что она это успела. У меня даже их фотография есть. – С конца зала, где играл оркестр, донеслись веселые крики и аплодисменты. – Ух ты, посмотрите, как здорово танцуют Дэйв и Кэт! – Родители Холли танцевали под «La Bamba», причем куда более ловко и стильно, чем умел я.
– Шэрон говорила мне, что они собирались брать уроки танцев.
Мне было стыдно признаться, что я об этом понятия не имею, и я сказал:
– Да, Холли тоже как-то об этом упоминала.
– Я знаю, что ты очень занят, Эд, но постарайтесь хотя бы на несколько дней приехать этим летом в Шипс-Хед. Все вместе. Мои курочки потеснятся, так что местечко в курятнике вам найдется. Аоифе в прошлые приезды ко мне целыми днями носилась как сумасшедшая. Вы могли бы вместе с ней поехать на пони в Даррус или устроить пикник у маяка на самом дальнем конце нашего полуострова.
Мне очень хотелось сказать Айлиш: «Да, конечно, мы непременно приедем», но если я дам согласие Олив, то все это лето мне придется провести в Ираке.
– Если я смогу вырваться, то мы непременно приедем все вместе. Я видел сделанный Холли рисунок вашего дома. Она им очень дорожит. Именно его она бы спасла в первую очередь, если бы у нее в доме случился пожар. У нас в доме.
Айлиш поджала старые, сморщенные, как чернослив, губы.
– А знаешь, я помню тот день, когда она его нарисовала. Кэт тогда поехала в Корк, послушать группу Донала, а Холли на несколько дней оставила у меня. Это было в 1985-м. У них тогда был ужасный период… ну, да ты и сам знаешь. Жако.
Я кивнул, с наслаждением глотая ледяной джин и чувствуя, как немеют десны.
– Трудно им всем приходится на семейных праздниках. Из Жако теперь получился бы такой чудесный веселый парень! Ты вообще-то был с ним хоть немного знаком в Грейвзенде?
– Нет. Я только очень много о нем слышал. О нем говорили разное: кто-то считал его фриком, а кто-то – гением… Но это понятно, дети. Мы с Холли учились в одном классе, но когда мы с ней наконец познакомились поближе, Жако уже… В общем, все это уже случилось. – Господи, столько дней! Столько гор, войн, бесконечных «крайних сроков», галлонов пива, десятков тысяч миль в воздухе, сотни книг, фильмов, пачек растворимой лапши и смертей… постоянных смертей с тех пор и до сегодняшнего дня… Но я по-прежнему очень живо помнил, как пробирался на велосипеде через весь остров Шеппи к ферме Гэбриела Харти. И как я тогда спросил у Холли: «А Жако тоже здесь?», и как по ее лицу понял, что его там нет. – А как хорошо вы знали Жако, Айлиш?
Старуха протяжно вздохнула.
– Кэт привозила его ко мне, когда ему было лет пять. Приятный маленький мальчик, но не из тех, что сразу поражают ваше воображение и запоминаются. Потом я его еще раз видела через полтора года. Это уже после того, как он болел менингитом. – Она отпила глоток и от наслаждения даже почмокала. – В былые времена его назвали бы «подменышем», сказали бы, что его эльфы принесли. Но современная психиатрия лучше в этом разбирается. Было совершенно очевидно, что Жако в свои шесть лет совершенно… не такой, как все.
– В каком смысле «не такой»?
– Он очень многое уже понимал – о нашем мире, о людях, обо всем… Много таких вещей, которые маленькие мальчики просто не знают… не могут знать… не должны знать. Не то чтобы он кому-то это показывал. Как раз наоборот. Жако прекрасно умел скрывать то, что он умница и настоящий денди, однако, – Айлиш отвела глаза, – если он вам доверял, то мог иной раз кое-что себе и позволить. Я тогда работала библиотекарем в Бантри и как-то взяла для него книжку Энид Блайтон[148], потому что Кэт говорила, что он невероятно много читает, как, впрочем, и Шэрон. Книгу Жако прочел за один присест, но не сказал, понравилось ему или нет. Так что мне пришлось самой у него спросить, и он сказал: «Тетя, ты хочешь знать мое честное мнение?» Я сказала: «Ну, конечно, зачем же мне нечестное?» А он и говорит: «Хорошо. Видишь ли, я нахожу эту книгу чуточку puerile»[149]. Шесть лет от роду, и он употребляет такие слова, как puerile! На следующий день я взяла Жако с собой на работу, и он – ей-богу, не вру! – вытащил из шкафа «В ожидании Годо» Беккета![150] Честно говоря, я считала, что Жако просто жаждет внимания, хочет удивить взрослых. Но потом во время обеденного перерыва, когда мы с ним устроились возле лодок на берегу, чтобы съесть принесенные с собой сандвичи, я спросила, понравился ли ему Сэмюэл Беккет, и тут… – Айлиш снова чуть отпила ликера, – к нашему пикнику вдруг присоединились Спиноза и Кант! Я попыталась его прищучить и прямо спросила: «Жако, как ты можешь все это знать?», и он так спокойно ответил: «Я, должно быть, слышал это где-нибудь в автобусе, тетя. Мне ведь всего шесть лет». – Айлиш провела пальцем по краю своего бокала. – Кэт и Дэйв водили его к врачам, но поскольку никакой болезни у Жако, в общем-то, не нашли, то они и волноваться перестали.
– Холли всегда говорила, что менингит как-то странно перевернул его мозги, словно каким-то образом значительно увеличив их возможности, что ли.
– Да, ведь не зря же говорят, что неврология – это последняя граница.
– Хотя сами вы не разделяете эту «менингитную теорию», не так ли?
Айлиш поколебалась, потом сказала:
– После болезни изменился не мозг Жако. Изменилась его душа.
Я, сохраняя самое серьезное выражение лица, спросил:
– Но если его душа стала другой, то был ли он по-прежнему…
– Нет. Он больше уже не был Жако. Во всяком случае, он был уже не тем Жако, который приезжал ко мне в гости в пятилетнем возрасте. В свои шесть лет Жако уже стал… как бы кем-то другим.
Трудно что-либо прочесть по лицам тех, кому за восемьдесят: кожа настолько покрыта морщинами, а глаза становятся непроницаемыми, как у птиц, так что весьма сложно отыскать подсказку. Оркестр пополнился представителями Корка, которые дружно заиграли «Ирландскую реку».
– Я полагаю, вы держали эту точку зрения при себе, Айлиш?
– О да. Им было бы больно услышать такое. Это почти то же самое, что и разговоры о безумии Жако. Я лишь однажды высказала свои соображения одному человеку. И этим человеком был сам Жако. Через несколько дней после истории с Беккетом случилась гроза, и когда на следующее утро мы с Жако собирали водоросли на берегу бухты чуть ниже моего сада, я напрямик спросила у него: «Жако, ты кто?» И он ответил: «Я гость, прибывший с добрыми намерениями, Айлиш». Ну что ж. Я так и не смогла заставить себя задать следующий вопрос: «А где же сам Жако?», но он, по-моему, каким-то образом услышал мою мысль и сказал, что Жако не мог остаться, но все воспоминания Жако – в целости и сохранности. Это был самый странный момент в моей жизни, а я пережила немало странных моментов.
Я встал, потом снова сел, разминая затекшую ногу.
– А что вы делали потом?
Айлиш пожала плечами – хотя казалось, что она пожала лицом.
– Да ничего. Расстелили собранные водоросли на грядке с морковью. Словно заключив между собой договор, если угодно. Кэт, Шэрон и Холли на следующий день уехали. И только когда… – Айлиш нахмурилась, – я узнала, что он исчез… – Она посмотрела на меня: – …Понимаешь, мне всегда хотелось узнать, не связан ли тот путь, по которому он нас покинул, с тем, по которому он сюда явился…
Раздался громкий хлопок откупоренной бутылки, и за большим столом весело зашумели.
– Для меня большая честь, Айлиш, что вы все это мне рассказываете. Поверьте, я это говорю не для красного словца. Но почему вы мне все это рассказываете?
– Мне было велено это сделать.
– Кем это… велено?
– Так написано в Сценарии.
– В каком еще сценарии?
– У меня есть некий дар, Эд. – Я вдруг заметил, что у этой старой ирландки глаза зеленые в крапинку, как у дятла. – Он есть и у Холли. Ты знаешь, о чем я говорю, так что должен меня понять.
Болтовня за большим столом то становилась громче, то стихала, как морские волны, набегающие на гальку.
