Владимир Бочкин - Синдром бездны (СИ)

Прилетел из школы Толик, забежал поздороваться. Таня позвала меня ужинать, но я отказался, как и от обеда перед этим. В результате я ничего не ел, но много пил.

Наступила ночь. Толик давно улёгся спать. Таня хотела остаться со мной, но я отправил её в спальню. Мне хотелось побыть одному.

За полночь я встал с кресла и, пошатываясь, направился в ангар. Окно в коридоре и ворота ангара поставлены в режим затемнения. Я усмехнулся, проходя мимо окна. Не вижу, значит не боюсь. Я без особых проблем добираюсь до ангара, если не считать трудности с координацией движения.

Мои красные крылья, такие величественные и грозные, сверкающие во время полёта в сумрачном пространстве, сейчас кажутся жалкими и ущербными, как я сам.

Я сел рядом и погладил их.

— Вы знаете, что нам больше не летать вместе, поэтому такие грустные.

Меня накрывает острая, щемящая волна жалости — к себе, крыльям, убийце Яковлеву, его жертве Аканову, Тане, которой теперь придётся мучиться с уродом. Толику, который начнёт стесняться собственного отца.

Я поглаживаю крылья и пытаюсь разговаривать с ними, хочу сказать, что думаю и чувствую в данный момент. Но мысли путаются, а вместо прочувствованной речи выходит пьяное, невнятное бормотание. Я ложусь рядом с крыльями и проваливаюсь в сон. О том, что уснул, я узнаю только когда просыпаюсь.

Светящийся диск циферблата показывает, что прошло всего четыре часа. Но этого хватило, чтобы почти полностью протрезветь. Как там говорили древние: в здоровом теле здоровый дух. В моём случае всё немножко сложнее.

Неподалёку, подперев рукой щёку, сидит Таня и смотрит на меня.

Я поднимаюсь.

— Почему ты не спишь?

— А ты почему?

Я не отвечаю. Мне приходит мысль, от которой бросает в дрожь. Рядом ворота ангара, а значит, бездна с другой стороны стучится в него. Понимание того, что снаружи нормальное пространство ничего не меняет.

— Я не могу не летать, — говорю я.

— Я знаю, — спокойно замечает Таня.

— Я хочу умереть, — говорю я, ожидая потрясённых охов и ахов, но ничего такого не следует. Даже обидно.

— Я догадалась, — так же спокойно говорит Таня.

— Это всё что ты можешь сказать? — спрашиваю я.

— Нет, не всё, — говорит Таня, — я умру вместе с тобой.

— Только этого не хватает, — вздыхаю я. — Честное слово, от женщин одни проблемы.

— Ты уже продумал, как мы умрём? — спрашивает жена, и меня передёргивает от её спокойной практичности. Словно мы обсуждаем меню в ресторане.

— Нет ещё, — раздражённо говорю я. — И ты к этому не имеешь ни малейшего отношения. Тебе ещё сына воспитывать.

— Бабушки и дедушки воспитают сына получше нашего, у них богатый опыт.

— Ты с ума сошла! А ты подумала какая психическая травма будет у ребёнка от смерти матери!

— Не большая, чем от смерти отца.

— Он меня поймёт.

— Меня тоже.

— Не желаю обсуждать эту чушь.

Таня словно не слышит. Она встаёт и двигается ко мне.

— Нам надо что-то придумать, — говорит она. — И я нашла выход.

Это происходит очень быстро. Я даже не успеваю сообразить. И не замечаю пульта в её руках. Затемнённые ворота ангара бесшумно расходятся в стороны. Таня бросает на меня короткий взгляд, поворачивается к проёму и красивой, безупречной ласточкой отправляется в полёт. Только без крыльев.

Ещё пара секунд и паника парализовала бы меня, пригвоздила к земле. Я остался бы на полу раздавленный как червяк. Но я не колеблюсь ни секунды. Острый страх за жену и отточенные рефлексы бросают меня в поток раньше, чем я успеваю осознать, что делаю. Привычно ухожу подальше от стены. Синдромы синдромами, но если бросит о камни, надежды на удачный полёт с проломленной головой равны нулю. Пытаюсь открыть крылья, и вдруг понимаю, что их нет.

Несколько крыльев правее и на пару ниже парит Таня. Умело, экономно. Я скольжу к ней, каждую секунду ожидая приступ паники, но его нет. Я снова умею летать.

— Эй, жена, далеко собралась?

Я изящно планирую к ней, и теперь мы парим вместе, держась за руки. Опытный летун может парить долго, очень долго.

— Ну как, — говорит Таня, — ты передумал умирать?

— А ты?

— Не очень то хотелось!

— Ну и правильно, — соглашаюсь я. — Давай лучше слетаем в ресторан.

— Давай, — смеётся Таня. — Вот только подождём, пока нас спасут твои коллеги.

Её лицо отражает тревогу.

— Лёша, кстати, а нас спасут? Сейчас ведь ночь, никого нет.

Действительно, серебристые огоньки мелькают редко и вдалеке от нас. К тому же заметить две тёмные фигуры в сумраке достаточно проблематично. Но я не беспокоюсь. Даже ночью летают патрули, нас обязательно увидят. Время есть, до нижних ярусов очень далеко, а мы очень хорошие летуны.

— Конечно спасут, — уверенно говорю я. — Куда они денутся. Не может такого быть, чтобы не спасли.

— Но мы ведь падаем, — в голосе Тани прорезаются панические нотки.

Всё-таки женщины ничего не понимают.

— Нет, — возражаю я, — мы летим.

И мы парим в тёплых течениях пространства, опускаясь всё ниже и ниже.