Рэймон Руссель - Locus Solus
Чтобы решить этот принявший жизненно важное значение вопрос, Кантрель вырезал в нижней части ножек углубление, приспособил к каждой из них маленький часовой механизм, выдвигавший в нужный момент изнутри шток с закругленным концом, опускавшийся на время вниз.
Когда одна ножка становилась на уложенный в мозаику зуб, две другие заранее удлинялись своими штоками, упиравшимися концами в землю. Когда же на зубы опускались две ножки, третья снова-таки опиралась на свой шток.
Тонкие вспомогательные штоки должны были выдвигаться больше или меньше в зависимости от высоты зубов, сильно отличавшихся друг от друга по толщине. Коренные и молочные, зубы взрослых и детей лежали на земле неровной плоскостью, ибо среди них не было двух одинаковых по размерам. Само по себе это не могло повлиять на конечный результат, так как живописная ценность мозаики не пострадала бы от какой-то там неровности поверхности. Но Кантрелю пришлось бы всерьез считаться с этими неровностями для настройки часовых механизмов трех штоков. Между коренным зубом мужчины и резцом ребенка, если взять для примера два крайних случая, разница в высоте будет достаточно велика, и в зависимости от того, на какой из них станет одна из ножек, штокам двух остальных придется совершать более или менее длинный выезд из своих гнезд, чтобы коснуться земли. Кроме того, всякий раз, как две ножки будут одновременно нацеливаться на два зуба разной величины, одной из них доведется выдвигать свой шток. Под конец же работы, когда все три ножки во время установки зуба на еще не заполненное место будут опираться на три зуба сразу, будут приходить в действие один или два выдвижных штока, несмотря на полное отсутствие контакта с землей.
Принимая во внимание все эти особенности, разработка трех нижних хронометров, конечно, потребовала бы чрезвычайно большого труда. К счастью, в отношении удлиняющих штоков трудности для метра могли возникать только в месте укладки самой мозаики, а не за ее пределами, где, поскольку он не был стеснен в пространстве, можно было разбросать зубы так, чтобы баба, подбирая их, становилась на землю естественным образом всеми своими тремя ножками. Поневоле связанный атмосферными потоками, которые он намеревался использовать, Кантрель, по крайней мере, мог выбирать по собственному усмотрению на одной из бесконечных прямых точку приземления после каждого перелета от картины из зубов. Для этого нужно было лишь добиться, чтобы часовой механизм клапана включался раньше или позже. Такой простор для маневра позволял ему избежать, даже в самом начале этого предприятия, какого бы то ни было стеснения на широком поле, которое мало-помалу должно было освобождаться, а потому аппарату при подъеме зубов никогда не пришлось бы удлинять свои ножки.
Размышляя о будущем произведении, Кантрель решил выбрать сюжет, требующий темных красок — по причине коричневых и желтоватых тонов, которые неизбежно должны были преобладать в материале для мозаики. Желательно было изобразить какую-нибудь живописную сцену на фоне слабо освещенного глубокого грота. Ему припомнилась одна скандинавская легенда, которую Эзайя Тегнер называет den Rytter — «Рейтар» в своей «Саге о Фритьофе». Эта народная поучительная сказка, полностью отвечавшая его замыслу в главных своих событиях, в свое время вдохновила французского фольклориста Файо-Рокенси на получивший известность перевод.
Году эдак в 1650 богатый норвежский вельможа, герцог Гьортц, безумно влюбился в красавицу Кристель, супругу одного из его вассалов — барона Скалдрупа. Гьортц призвал к себе рейтаpa Аага — отпетого разбойника, не гнушавшегося никакой работой, лишь бы ему хорошо платили.
Пылкими словами сюзерен поведал ему о неукротимой любви, сжимавшей его сердце, и обещал рейтару озолотить его в тот благословенный день, когда он сможет похитить и доставить к нему — одну и без защиты — ту, чей образ преследовал его даже во снах.
Чтобы не быть узнанным Гьортц наденет на себя личину волка, когда наступит час утоления его желаний. Зная, что пожалуйся кто на него королю, ему не миновать страшнейшей кары, он хотел сделать так, чтобы у Кристель не было не только доказательств, но и подозрений на его счет.
Aar двинулся на охоту и устроился неподалеку от поместья барона, поджидая удобный случай.
Однажды вечером, когда он прятался в парке замка, который он ни на миг не упускал из виду, рейтар увидел прогуливавшуюся в одиночестве Кристель, направлявшуюся в его сторону. Улучив момент, он одним прыжком набросился на несчастную молодую женщину, однако не успел помешать ей закричать. Скалдруп услышал этот вопль о помощи, кликнул слуг и смог вовремя настичь похитителя, чтобы вызволить супругу.
По приказу взбешенного барона Аага тут же поволокли в огромную пещеру, тянувшуюся под парком, тайный вход в которую находился в чаще совсем рядом с местом, где было совершено нападение.
Этот давно уже заброшенный тайник сообщался когда-то с подземельями замка на тот случай, если бы защитникам его пришлось спасаться от проникших в замок врагов. Там они могли бы надежно укрыться в надежде выбраться под покровом ночи через тайный выход в лесной чаще.
Дойдя до середины пещеры со своими людьми и пленником, Скалдруп приказать воткнуть в землю смолистую ветку, сорванную с дерева и зажженную, когда они спускались под землю.
В пещере, пропитанной зловонными испарениями и влагой от покрытого тиной озерца, царил жуткий мрак.
Оставив рейтара в этом безмолвном логове, которому суждено было стать его могилой, барон вышел тем же путем, а слуги замуровали вход в подземелье громадными глыбами красного камня, ворочать которыми одному человеку было не под силу. Глыбы эти взяты были из почти разрушившихся искусственных каменных горок, стоявших по бокам одной из близлежащих аллей парка. Уже больше полувека подземный ход, ведущий в замок, был завален обрушившейся породой, и ничто не могло спасти осужденного от медленной и жестокой смерти, поджидавшей его вдали от людского ока и рук, способных ему помочь.
После нескольких тщетных попыток сдвинуть красные камни, загромождавшие выход, рейтар отошел и тщательно осмотрел свое просторное узилище, а осмотрев, понял, что никакой надежды вырваться у него нет.
В одном из углов он наткнулся на какую-то старую, во многих местах уже истлевшую книгу — единственный, более или менее ценный экземпляр, оставшийся от жалкой кучи томов, выброшенных туда как на свалку и почти уничтоженных плесенью и крысами.
Он подошел к лучине, рассмотрел книгу и прочел ее название: «Сборник Кэмпа Визера, напечатанный для королевы Софии Соренсоном Веделем, 1591 г.».
В надежде отогнать хоть на время осаждавшие его мрачные мысли Aar улегся на землю, раскрыл наугад книгу и попал на трогательную легенду, озаглавленную «Сказка о водяном шаре».
Жил когда-то под Эйсволдом принц Рольфсен, славившийся широтой души и благородством.
Рольфсен владел несметными богатствами и обожал дочь свою Ульфру, чистое юное создание сказочной добродетели. Кроме нее, у него было еще одиннадцать сыновей, от которых ему, однако, пришлось отречься по причине их вероломства, подлости и жестокости.
По смерти Рольсэсена во владение всем состоянием отца вступила добрая Ульфра, ибо, хоть и была она самой младшей из его детей, именно ее отец сделал своей единственной наследницей.
Вне себя от злости одиннадцать братьев отправились к колдунье Гунвере и стали просить ее уморить Ульфру с помощью какого-нибудь ведьминского зелья.
Колдунья не заставила себя долго упрашивать, но с сожалением призналась, что ее сил не хватит для того, чтобы в одночасье погубить девушку. Она могла лишь превратить ее в голубку на год, а за это время братья легко смогут убить ее, если им удастся разыскать ее в царстве птиц, в котором она укроется на время своего изгнания.
Юноши согласились с предложением Гунверы, и она, прогнусавив какое-то заклинание, сообщила им, что Ульфра только что была превращена в голубку и улетела, им же открылась возможность завладеть ее сокровищами.
Колдунья снабдила их тысячью советов, а еще дала клетку с коноплянкой, которая, когда ее выпустят, должна была привести их, порхая в воздухе, в царство птиц. Наконец она сказала им волшебное слово, чтобы они могли защититься им от смертельной опасности, когда достигнут цели.
Дело в том, что царство птиц охранял страшный дух, выглядевший, как прозрачный водяной шар средних размеров, который преграждал вход в царство мало удачливым охотникам.
Любое живое существо, которого касалась тень диковинного шара, тут же падало замертво. Особенно опасна была встреча с шаром ночью, когда на всегда ясном в тех краях небе луна и звезды излучали достаточно яркий свет, от которого получалась изрядная тень.
