Павел Кучер - 1647 год. Королева Наташка.

«Деньга» начала чеканиться (рубиться), как русская серебряная монета, с XIV века в Москве, а с начала XV века — в других русских княжествах. Из «весовой гривны» чистого серебра (примерно — 204 грамма) тогда чеканились 200 серебряных монет (денег). Они составляли «московский счётный рубль» (хотя сам «рубль», как реальная монета, вообще не существовал). В период Ига «деньга» была основной денежной единицей эмитировавших их княжеств. Выпускались так же более мелкие части «деньги» — «полушка» (полуденьга) и «четвертца» (полуполушка). Позднее, кроме слитков весового серебра, в России перечеканивали на монету импортные серебряные деньги. Один европейский талер, в середине XVI века, на московском монетном дворе превращался в 45 «копейных денег» или серебряных «копеек». Вес европейского талера колебался в пределах 27–31 грамма, содержание серебра было довольно высоким (900–885 проба) и жестко соблюдалось. По номиналу один серебряный талер равнялся одному золотому гульдену. Денежка ходила по Руси и сама по себе под названием «ефимка» (производное «иахимс-талера»). Европейский золотой гульден, в разное время весил от 2,5 г до 3,5 г (флорентийская монета) и более. Это зависело от соотношения цен на золото и серебро, в эпоху Великих Географических Открытий сильно колебавшегося. Американское серебро сперва стоило дешево.

Усиление централизации Русского государства в 1534 году сделало остро необходимой унификацию региональной монетной чеканки. Вели стандарт на чеканку «московки» (московской деньги) и «новгородки» (новгородской деньги), одна «новгородка» привычно равнялась двум «московкам». Из «гривны серебра» теперь выбивали 300 «новгородок» (их средний вес составлял 0,68 грамма) или 600 «московок» (средний вес 0,34 грамма). В связи с ухудшением «монетной стопы» более весомая «копейка» уверенно вытеснила «денгу», сделав её второстепенным номиналом, равным «полушке». В середине XVII века московский счетный рубль делили на «полтины», «гривны» и «алтыны». «Полтина» означала 1/2 «счетного рубля», «гривна» стоила 10 «копеек» или 20 «денег», «алтын» 5–6 «копеек». Что соответственно превратилось в «полтинник», «гривенник» и «пятак». Стройно, логично, на первый взгляд — честно. Если забыть, что вес серебра в деньгах продолжает снижаться. Царское правительство одной рукой раздувает инфляцию, присваивая «монетный доход», другой — гнет население налогами, пытаясь свести баланс. В середине века из одного талера чеканят уже 64 «копейки». Отчего так? Царь захотел наемной военной силы — стрельцов. Наемники служат за деньги. Получите эффект!

Чем больше Русь на Земле-1 контачила с Европой, чем злее с нею воевала, тем хуже приходилось финансам. Доходило до явного жульничества. Хотя из талера выбивали 64 копейки, иностранцам, которые их ввозили, за штуку платили только 50 копеек. А в 1654 году при царе Алексее Михайловиче была попытка выпустить большую серебряную монету «талерного типа» достоинством в рубль. Решили просто, рельеф изображения с иностранных талеров снять юстировкой и затем перебить, своими штемпелями, полученную заготовку. Однако, номинал «новой» монеты, начеканенной из талера, объявили равным рублю. 100 копейкам! А серебра в первом монетном рубле было едва на 64 копейки. Итог? Население отказалось принимать такие деньги. Вдобавок, оборудование для чеканки монет постоянно ломалось. Пришлось изъять «поддельные рубли» из обращения, перечеканить в привычные копейки. Видим тенденцию? Главная цель, если честно, пусть явочным путем ввести конвертируемую валюту. На вывоз!

Предлог веский — «денежная система России — самая отсталая в Европе». Со своей высокопробной, но единственной серебряной монетой достоинством в копейку. Неудобно! Народу удобно, а боярам (местным олигархам), уже нет. И «доброе» царское правительство пошло на выпуск серебряных талеров с надчеканом штемпелем обычной копейки. Они назывались в народе «ефимки с признаком». Номинал монеты в этот раз сделали рыночным, 64 копейки. Талеры без надчекана в обращении были запрещены, их полагалось сдавать государству, за те же 50 копеек. С каждого талера — 14 копеек прибыли. А дальше обнаглевшая власть уже пустилась во все тяжкие…

В обращение было выпущено более одного миллиона талеров с надчеканами московского монетного двора. Официально они предназначались для жалования войскам, находящихся за границей. Угум… Там они все и остались. Серебро «вымыло» из страны начисто! В 1659 году вышло срочное постановление русского правительства об отзыве «ефимков с признаком» и казна перешла на выпуск только медной монеты. История медной копейки начинается с 1655 года. Её предполагали использовать только (!) для обращения внутри страны. Поначалу население спокойно приняло эту монету, стоимость которой равнялась честной серебряной копейке. Но, денег России уже катастрофически не хватало.

Чеканка медной копейки увеличивалась… Жалование правительство платило медью… А налоги брали только серебром. При этом реальная стоимость медных денег постоянно падала. В 1658 году за 1 серебряную копейку давали 3 медных, в 1659 году — 5 копеек медью, а в 1662 году — уже 12 копеек. Накал эмоций и бешеная инфляция привели к кровавому восстанию, известному как «медный бунт». После бунта серебряная копейка вернулась в обращение. А границы пришлось закрыть… Не помогло. «Сильные люди» вошли во вкус. Игры, с содержанием драгметалла, в копейке продолжились. Народ, в середине 60-х годов, сначала побежал на Дон, а потом — ответил Крестьянской войной под предводительством Разина. Окончательно добил серебряную копейку Петр I, он уменьшил содержание серебра в рубле до веса одного талера (реализовал мечту папаши — 1 талер = 1 рублю = 100 копеек), но, обмануть никого не смог. Просто цены увеличились вдвое. При Петре копейка уже навсегда стала медной. Нигде в Европе, в XVI–XVIII веках, падение цены денег не шло так быстро, как в Московии. Но, зато — Петровская денежная реформа — это была самая первая десятичная денежная система в мире. Прогресс… Так, с тех пор, и пошло. Все «открытия окон в Европу» и накачка средств в наемную армию неизбежно вели в России к синхронным всплескам обнищания. Зато периоды сидения за «железным занавесом» и штыками ополчения, наоборот — сопровождались резким ростом благосостояния народа.

Пусть Фриц думает…

Лист десятый. Главный бухгалтер Рейха

Наверно, это было самое долгое утро в моей жизни. В воздухе, вообще, обычно рассветает рано. Солнце пробивается из-за горизонта, невидимыми на земле лучами далеко до срока. Особенно это заметно в облаках. На конечном участке маршрута мы летели точно на запад. Поэтому новый день гнался за нашим самолетом часа четыре. Казалось бы, рассвет засиял в полную силу ещё над Псковом — ан, нетушки. Над Рижским заливом, из жемчужно светящейся дымки, сразу нырнули в серую мглу. А садились в мокром полумраке. Эзель встретил меня туманом, полным штилем и мелким моросящим дождем. Бр-р-р-р! Даже из кабины смотреть неуютно!

Промелькнули далеко внизу посадочные огни, повисшая на торчащей из дымки башне метеостанции полосатая «колбаса» указателя направления ветра, темные контуры каких-то строений. Потом, самолет зашел на второй круг и на взлетно-посадочную полосу плюхнулся совершенно неожиданно, хотя штурманское кресло дает прекрасный обзор. Просто возник впереди, из волн и тумана, торчащий в море мыс, а на нем — тускло блестящая от воды, бетонная дорожка. Секунды спустя — толчок. Прилетели. Винты переключились, на торможение. Всё и сразу затряслось, поскрипело и затихло. Потом, очень долго, наверное, пару километров, с работающими на малой тяге пропеллерами и горящими фарами, мы медленно катили через противную водяную взвесь, от которой покрылись радужно блестящей пленкой стекла кабины. Крылья самолета заметно провисли и почти задевали редкие фонари, обрамляющие по границам ленту твердого покрытия. Недурно они отстроились! Полностью бетонная, непривычно широкая «взлетка»! В прошлом году, точно помню, тут ещё было гравийное покрытие. Вот что значит — гарантированное изобилие рабочих рук. Одно слово, Европа. Встали. Всё, пора собираться…

Ребята шустренько поскакали к турбине… Думаю, исправлять последствия сделанного на живую нитку ремонта. Выбралась по узенькому выдвижному трапу, через люк в полу, наружу. Чуток постояла, привыкая к каменной тверди под ногами. Качает, с непривычки! Или, это от недосыпа? Попрощалась. Закинула на плечи рюкзачок с вещами и пошагала в туман, навстречу неизвестности и огням КДП. Мокрая, одинокая, голодная. Самое тщательное прощупывание карманов комбинезона (на ходу, но, тем не менее) показало, что первую (и фатальную) ошибку я уже совершила. Ни копейки денег! Просто забыла. Посреди рыночной экономики, ага… Приходите, воры, грабьте! До подъема, судя по часам в кабине — долго. До завтрака в столовой — ещё дольше. Не доживу. Пока доберусь до своих, через наполненную феодально-средневековыми пережитками местность — точно кого-то съем. Аппетит, от погоды и бессонной ночи, разыгрался не на шутку. Хотя сна — ни в одном глазу. Интересно, а если на пути мне попадется местная таверна или там харчевня (даже не знаю, как они тут правильно называются)? Гордо стерплю низменные позывы организма или опущусь до попрошайничества? Вариант, что местная пища покажется мне несъедобной, опускаем, как очень маловероятный. Пока шла — я не есть, а жрать захотела! В натуре. Так и до вооруженного ограбления придорожного кабака докатиться можно. Револьвер-то точно при себе… Странно… Сроду я за собой подобных дремучих заморочек не замечала. То ли европейский «воздух свободы», с непривычки, пьянит, то ли нервы шалят? Страшно хочется кого-то убить… Мрак! Что со мною?