Юрий Никитин - Сборник "Русские идут!"
– Кто командир? – вопрос был задан на русском языке почти без акцента.
Трое сидевших застыли, как восковые фигурки. У всех в руках были карты, еще карты в беспорядке лежали на плоском боку чемодана. Один ответил, запинаясь:
– Он... он сейчас... гм... в городе...
Рэмбок выругался, тоже по-русски. Второй пилот спросил нерешительно:
– Что случилось?
– В России переворот, – выкрикнул Рэмбок яростно. – Нас прислали вам на помощь!.. По просьбе вашего законного правительства – Госдумы. Мы должны спешно лететь, чтобы остановить маньяка! Где штурман?
– Тоже в городе, – ответил второй пилот. – Покупает видеоаппаратуру. Там дешевле. У него список... А что за переворот?
Рэмбок видел, что русские посерьезнели. Похоже, о перевороте давно поговаривали, или же ожидалось нечто подобное.
В самолет, стуча подкованными сапогами, вбегали коммандос, дисциплинированно рассаживались по огромному салону.
Стиснув зубы, Рэмбок быстро оглядел панель управления. В глазах рябит от обилия циферблатов, но ничего нового, все знакомо. Приходилось летать и на более сложных, но только командир знает отзыв «Свой-чужой», который к тому же постоянно меняется.
– Адрес? – выкрикнул он коротко.
– Гм... – сказал второй пилот в задумчивости. Он наморщил лоб, долго шевелил бровями, наконец развел руками: – Не упомню... Только и застряло в памяти, что дом второй от угла. Там еще олива растет... или то не олива? Может, слива? Тоже олива, если разобраться...
Рэмбок стиснул челюсти, проглотил сдавленно, загоняя вглубь злость:
– Вспомните, где?
– Конечно, – обиделся пилот. – Я там два раза был... Так гудели, хорошо гудели...
– Гудели?
– Гуляли, – объяснил радист тупому американцу. – Хорошо гуляли!
– Где гуляли?
– Да за столом же, – удивился радист. – Где же погулять как следует? Разгуляться? За столом, да чтобы водочки по литру на рыло, не меньше, мы ж не какие-нибудь там американцы, что рюмочками, как будто какие-то... словом, потом полдня рачки ползали! Разве таких хороших людей забудешь? Если машина есть, через полчасика будем там...
– Машина будет, – коротко ответил Рэмбок.
Бронетранспортер понесся, как выпущенный из гранатомета реактивный снаряд. Из-под гусениц вылетали мелкие камешки, щепки, разбегались перепуганные куры и гуси, кто-то не успел, не до гусей, уже не отдельная страна – вся цивилизация в опасности!
Второй пилот только указывал пальцем, это надежнее, чем восток или запад, или еще более сложные северо-востоки и юго-северы. Гигантскую оливу заметили издали, пилот радостно заорал:
– Вот!.. А вот крыльцо, с которого я блевал!
Рэмбок взлетел на высокое крыльцо раньше, чем бронетранспортер не то, что остановился, а хотя бы замедлил ход. Принялся яростно колотить в запертые двери, бил кулаками и прикладом, орал и стучал обеими ногами, уже зная, что сербы и русские не зря друзья – не разлей вода, и те, и другие тяжелы на подъем. Сейчас там серб, то есть, русский командир корабля, сопит и чешется, спьяну пытаясь понять, что это за шум, а потом будет долго соображать, с какой стороны стучат. Когда же наконец поймет, еще подумает, пойти ли открывать или же плюнуть на все и лечь спать.
– Открывай! – орал он. – Открывай, мать твою!.. Москва горит!.. Да что там Москва, твое добро горит!.. Тряпки уносят!!! Как ты можешь спать?
По ту сторону двери бухнуло, словно матерый кабан упал с кровати. Зашлепало, теперь уже будто огромный гусь выбрался из болота и спешил к двери, наступая мокрыми перепонками себе же на лапы. Загремел засов, такие Рэмбок видел в кино о первопоселенцах континента, грюкнуло, за дверью ойкнуло, кто-то выругался.
Дверь распахнулась. На пороге стоял полуголый мужик, палец держал во рту, зализывая, как дворовый пес, ссадину. На Рэмбока смотрел с откровенным недружелюбием, словно это американец ему прищемил палец.
– Какого хрена... – начал он, глаза его скользнули через плечо Рэмбока по лицам командос. – Что за рылы свинячьи?.. Или таможня уже приходит на дом?
Рэмбок спросил торопливо:
– Ты командир?
– Ну?
– Командир? – переспросил Рэмбок, он не мог вспомнить, что в русском языке означает «ну»: отказ или согласие. – Командир самолета?
– Ну, – повторил мужик. Его мутные глаза с отвращением окинули подтянутого атлета с головы до ног, раздели, истоптали и заплевали, а тряпки бросили у крыльца собаке на подстилку. – Чо надо?
– Мне нужен командир русского самолета, – сказал Рэмбок, его корчило от нетерпения, в груди сердце едва не выпрыгивало от злости, что ничего не надо делать.
– Я и есть командир русского самолета, – ответил мужик. – Савельевский Иван. А ты чо за рыло?
– Майор Рэмбок, командир отряда коммандос специального назначения! – отчеканил Рэмбок. – А это мой помощник, капитан Майкл Дудиков. В России переворот! Могут начаться беспорядки. Нас послали вам на помощь. Нужно срочно вылетать! Быстрее хватайте чемодан, мы должны лететь обратно в Россию.
Глаза командира корабля, назвавшегося Иваном Савельевским, стали еще недружелюбнее.
– Чего? – сказал он. – Пошел ты... Пока не придет письменный приказ... да еще со всеми печатями... Да не по факсу! По факсу я и сам тебя пошлю. А то и без всякого факса, по-старому... Да хрен знает что за переворот... Может как раз тут и лучше отсидеться... Тут все толстые и сытые!
Рэмбок ощутил отчаяние, как чувствовал провал, за спиной трое коммандос хмуро и молча сопели. Только Дудиков внимательно посмотрел на командира корабля, вежливо отодвинул Рэмбока, улыбнулся и сказал негромко, голос звучал заговорщицки:
– Это непростая операция. Мы полетим сразу в Пермь, минуя все таможни. Таков приказ, согласованный с вашим командованием. А после завершения каждый получит денежную премию.
Насчет командования врал, но командир внезапно расцвел, расплылся в улыбке:
– Минуя таможню?
– Минуя, – подтвердил Рэмбок, он все еще не понимал, что такого важного сказал его заместитель. – Время дорого. Таков приказ. А что?
– Дорогой, – ответил русский почему-то с восточным акцентом, – что ты сразу не сказал, что родина в опасности? Какие тогда проблемы, когда дан приказ ему на запад, ей в другую сторону? Летим, летим сейчас же, пока ваше командование не передумало... Дорогие мои миротворцы!
Он ринулся в дом, через секунду выскочил уже одетый, в правой руке чемодан перекашивал его на сторону, за плечами рюкзак невероятных размеров, а в левой руке он держал две чудовищных размеров сумки, что трещали по швам.
Дудиков подмигнул своему командиру. Рэмбок сердито засопел, не хотелось признаваться, что его заместитель, потомок русских колонистов, все же сориентировался быстрее.
– И денежная премия будет! – напомнил он.
– Заткни ее себе в задницу, – отмахнулся командир корабля с чисто славянским великодушием. – Я знаю сколько бумаг испишут, наобещают, а потом все где-то похоронят. Нам даже зарплату три месяца не выдают!.. Мне бы только таможню пройти... А ежели вовсе без таможни...
Он спустился с крыльца, отмахиваясь от коммандос, но позволил подсадить себя в бронетранспортер. Мотор взревел, они понеслись по пустой пыльной улице, взметая щепки, камешки, оставляя дымный след, будто коммандос уже не боролись за чистоту окружающей среды.
Самолет выглядел безжизненным, хотя Рэмбок распорядился, чтобы готовили к полету. К их приезду могли бы хотя бы прогреть моторы.
Бронетранспортер остановился возле трапа так точно, что командир самолета одобрительно крякнул, хлопнул Рэмбока по плечу. Командос посыпались через борт как горох, взлетели как черные коты по трапу, исчезли внутри самолета. Рэмбок шел сзади командира, что стонал и раскачивался под тяжестью поклажи. Он уже остановился бы перевести дух, но Рэмбок, тихо подвывая от ярости, чуть ли не зубами поддерживал рюкзак на весу, чтобы командиру оставались только чемодан и сумки.
Когда были на верхней ступеньке, раздался треск. Замок чемодана отлетел, крышка освобожденно распахнулась так, будто ее лягнул десантник, выбивающий дверь негритянского экстремиста. На ступеньки посыпались тряпки, флаконы с дезодорантами, духами, галстуки, какие-то наборы цветных трусиков, два фотоаппарата, блок видеокассет, хотя мир уже перешел на лазерные диски.
Рэмбок заорал так дико, что даже невозмутимые коммандос подпрыгнули:
– Трое ко мне!... Нет, четверо!
Коммандос посыпались из самолета, как свинцовая дробь из прорвавшегося пакета. Задыхаясь от ярости, Рэмбок указал на рассыпанные вещи
