Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса
— Вы действительно уже решили?
И получив на свой вопрос утвердительный ответ, сказала:
— Только попрошу вас еще ненадолго вернуться к вашему рыночному бизнесу. Не пугайтесь! Я только прошу вас сняться в начальных кадрах задуманного мною фильма. Нужно рассказать людям вашу историю и показать, чем она завершится. А для этого ждите меня под Вашингтоном, ангел мой.
— Под Вашингтоном! Но ведь мне теперь нужно хлопотать о заграничном паспорте. Как это делается? Я ничего такого не умею, — спросила Елизавета Сергеевна.
— Вы умеете то, что другие не ведают. И ради чего вся эта возня с заграничным паспортом? Об этом не думайте. Я попрошу нашего администратора. Он их всегда для всей съемочной группы оформляет.
Неля провожала Елизавету Сергеевну в Шереметьево. Садовская держала за плечи своего внука, чудесного кудрявого мальчика, который с необычайной серьезностью, старательно выговаривая английские слона, прощался с Нелей Алексеевной, которую успел полюбить за короткое время сборов. Женщины обнялись, и слезы показались у обеих на глазах. Елизавета Сергеевна встряхнула головой, будто отгоняя горестные мысли и, взяв внука за руку, пошла к самолету.
Неля Алексеевна с нетерпением ждала звонка из Вашингтона. И, наконец, дождалась.
— Представьте себе, Неленька! — говорила Елизавета Сергеевна. — У меня здесь нет никаких бытовых хлопот. Для меня специально сняли прелестную квартирку в коттедже, недалеко от леса, уже обставленную нужной мебелью. Удобно, красиво и не очень дорого. Деньги есть. Мне выдали часть авансом. Миша поступил в школ. Правда, необходимо еще с ним заниматься английским. Но, я думаю, что скоро он будет им владеть лучше меня. Работа, скажу прямо, меня вдохновляет. Прекрасная лаборатория, новейшее оборудование. О таком можно только мечтать. Но я не перестаю думать о своем институте.
Как ни торопилась Неля Алексеевна завершить свою работу над фильмом о российском ученом, раньше весны ей выехать в Вашингтон не удалось.
В аэропорту ее встретил до крайности любезный профессор Снайс.
Съемочная группа, погрузив свою аппаратуру, уехала на такси, а Нелю, в своей великолепной машине, «крайслере» последнего выпуска, профессор повез через Вашингтон, показывая по пути ей город.
— Не удивляйтесь, леди, — говорил он. — Вы не увидите здесь обязательных, как считается, для Америки небоскребов. Мы проедем сейчас через самый неамериканский город Америки, кусочек старой Европы, заброшенный через океан. Здесь, вы замечаете, склонность во всем к классической архитектуре.
Они ехали по одной из главных улиц города. Машин было много, но большинство из них были припаркованы или стояли на стоянках.
— Обратите внимание, что на улицах чернокожих жителей больше, чем белых. Живущие здесь работают в основном в сервисных фирмах. Больших предприятий в городе нет. К тому же округ Колумбия южный, и это тоже сказывается.
Действительно, по тротуарам шли хорошо одетые мужчины и женщины с темной кожей. Встречались и белые лица, в большинстве женские.
— Все мужья на работе в федеральных ведомствах, — объяснил профессор.
Они проехали мимо внушительного здания с великолепной мраморной лестницей у входа. Нелю поразило, что на ступеньки брошены доски с установленными перилами, вроде трапа на речных пристанях.
— Ступени разрушаются от времени? — поинтересовалась Неля.
— Нашему государству всего двести с небольшим лет, оно еще юное. Но законы в нем соблюдаются строго, в частности, в Верховном Суде, их главном страже. И на лестницах, лишенных перил, по закону такие перила должны быть поставлены. Эта забота о людях преклонного возраста, а члены Верховного Суда и основном такие.
Здание конгресса Неля, конечно, узнала по возвышающемуся над зеленью деревьев куполу, который можно было принять за какой-нибудь величественный европейский храм.
— Отсюда звучат речи избранников народа, — пояснил мистер Снайс. — Там помешаются и палата представителей, и сенат. А в галерее выставлены бюсты всех когда-либо заседавших здесь сенаторов. Кстати, они приезжают сюда из гостиницы по маленькому сабвэю, сидя в движущихся под землей креслах.
Потом проехали мимо всем знакомого по бесчисленным изображениям Белого дома, резиденции президента.
Невысокое здание с непременными колоннами на фасаде напоминало бы русский помещичий дом, если бы не походило больше на фазенду южного плантатора.
— Недавно в расположенном за Белым домом саду цвели вишни. Их подарил одному из президентов японский император, — сказал профессор. — А вот и памятники нашей недолгой истории. Вон там устремленная в небо граненая стрела, которую американцы прозвали карандашом. Она установлена в честь Джорджа Вашингтона. А сейчас мы с вами остановились перед мраморной колоннадой павильона, где в мраморном кресле сидит мраморный президент Линкольн.
Неля рассмотрела узкое спокойное лицо освободителя негров, обрамленное бакенбардами, руки, покоящиеся на ручках кресла.
— Я лишен всяких склонностей к метафизике, но американцы смакуют многозначительные совпадения. Во второй половине девятнадцатого века было два освободителя людей от рабства: русский царь Александр II и наш президент Линкольн. И оба были убиты террористами. Из двух памятников им сохранился только вот этот.
— Но сад, примыкающий к Московскому Кремлю, где стоял памятник царю-освободителю, даже в самое жестокое коммунистическое время продолжал называться Александровским садом, — заметила Неля.
— Ах вот как? — удивился профессор.
Они уже ехали по пригородному шоссе. Мелькали рекламные щиты и заправочные станции. Вскоре их машина оказалась в тихом городке или поселке, состоявшем из, казалось бы, одинаковых двух- или трехэтажных коттеджей, каждый из которых отличался от другого формой окон, затейливостью балконов, своеобразием отделки и расположением среди оставленных деревьев былого леса.
Около одного дома и остановился мистер Снайс. Навстречу выбежал кудрявый мальчик и бросился к выходящей из машины Неле.
— Как я рад вам, тетя Неля! — заговорил он. — Можно хоть по-русски поздороваться.
— А как твой английский, Миша? — спросила Неля после приветствия.
— Меня ребята понимают. Я их учу русскому языку.
Неля перевела слова мальчика мистеру Снайсу.
— Этот мальчик станет профессором, — изрек Снайс, вынимая из багажника чемодан Нели и неся его к дому.
Миша позвонил бабушке по радиотелефону, который держал в руке, и та попросила его передать трубку Неле Алексеевне.
— Я сейчас, сейчас буду дома, — говорила та. — Я так рада вашему приезду. Мы сегодня же сможем осмотреть все, что вас заинтересует, — обещала она. — Мне было необходимо сегодня закончить оформление работ.
Через каких-нибудь четверть часа Елизавета Сергеевна уже обнимала Нелю. Профессор Снайс съездил за ней на своей машине.
— Я заинтересован, весьма заинтересован в ваших съемках, — говорил он откланиваясь.
Елизавета Сергеевна провела Нелю в дом.
Из просторного вестибюля-передней прошли в большой зал с изящной мебелью и белым роялем, как в московской академической квартире. Оттуда — в кабинет ученой, куда перекочевали ее московские книги. Через высокую стеклянную дверь можно было выйти на открытую веранду, куда тянулись ветки распустившейся сирени.
— Она совсем как наша подмосковная! И, представьте себе вместо радости при ощущении чего-то родного, наплывает тоска, ностальгия по всему русскому. Тяжко здесь адаптироваться. Люди, конечно, деловитые, вежливые, но какие-то узкие, лишенные обычного для наших кругозора, — призналась Елизавета Сергеевна.
Помолчали, потом спустились в садик с цветущей сиренью, вдыхая ее аромат, и вернулись в дом через вестибюль, откуда на второй этаж со спальнями вела удобная лестница.
Миша уступил свою комнату наверху гостье, перебравшись к бабушке во вторую спальню.
Заботливый профессор Снайс прислал за Елизаветой Сергеевной и приехавшей сюда съемочной группой свою машину с шофером.
И скоро все направились в институт иммунологии, красивое белое здание на живописной лесной лужайке.
Лаборатория Садовской походила на ее московскую, которую Неля уже засняла. Но если та напоминала остановившуюся без горючего машину, то здесь ощущалось стремительное движение. Куда-то торопясь, входили и выходили лаборанты в белых халатах. Перед компьютерами сидели молодые люди без пиджаков, в разноцветных подтяжках или легких жилетах. Вдоль стены — пульты с циферблатами приборов. Запах каких-то реактивов.
Мистер Снайс, сопровождавший женщин, говорил:
— Право, полученное здесь вещество следовало бы назвать «Садоиммунитом». Не правда ли, — обратился он к Неле, — прекрасно все организовано миссис Садовской? Конечно, приятнее было бы ей видеть это все у себя дома, в России, но финансирование — это поистине бич ученых…
