Вадим Еловенко - Пастухи на костылях

Сергей раздраженно выключил телевизор. Объясняя другу и подруге свои действия, он угрюмо сказал:

— Не могу это слушать.

Ольга улыбнулась ему, а Фидан почти смеясь, подняв свою стопку, повторил тост:

— Что бы у Ильи все получилось.

Они выпили, и Сергей, словно разозленный чем-то достал резковато из кармана телефон и, набрав номер, стал ждать ответа. Через некоторое время, глядя куда-то в стол, он сказал:

— Привет, Илья. Смотрел интервью только что с тобой. Да. Иногда я думаю, что лучше бы я ту книгу не писал… Ты в ней не таким пафосным и правильным описан. Да, нет… нет, завтра с Ольгой в Москву вылетаем. Оттуда уже к тебе в Екатеринбург. Расчеты готовы по основной. По второй задаче пока не можем… ну, у тебя целый институт есть развития. Так что ничего страшного. — Поглядев почему-то на Ольгу, Сергей сказал в трубку: — Илья, ты чего? Даже не предлагай. Я не смогу… нет, это работа не для меня. Я тихий спокойный человек. Я люблю историю. И людей я тоже люблю. Ну, как это некого? Найди людей. В общем, прилетим с Ольгой, поговорим тогда.

Положив трубку, он пожаловался друзьям:

— Он так всегда. Когда на него хочешь наехать, он что-нибудь такое скажет что потом уже не до претензий. Сейчас он хочет, чтобы я из советников в его полномочные представители перебрался.

И Ольга и Фидан с деланным сочувствием покивали и потом не сдержавшись рассмеялись. Поднявшись, Сергей сказал:

— Да ну вас…

Он довольно быстро вышел с кухни и вообще из дома и, сев на скамейку у входа, задумался о своем, глядя на искрящийся в беспощадном свете солнца снег. Он не сразу заметил подошедшего незнакомца. Ворота были закрыты и Сергей, вздрогнул от голоса раздавшегося так близко:

— Доброго дня, Сергей.

Поднявшись со скамейки, и разглядывая несколько пугающее «лицо» гостя, Сергей кивнул.

— Здравствуйте, — повторил гость, и историк снова кивнул, ничего не отвечая. Гость насмешливо спросил: — Вы еще не передумали? Мы все еще мешаем вам жить?

Сергей ничего не ответил. Тогда гость прошелся перед ним и под его тяжелыми с толстой подошвой ботинками захрустел снег. Как же он мог так неслышно подкрасться, думал про себя Сергей. Гость остановился, глядя на занесенную снегом «ниву» и на стоящий рядом новенький японский внедорожник Фидана.

— Штейн нас не любил. Даже зная, что именно мы его в конце защищали, он нас, наверное, ненавидел. Как и тех. Вы так же?

Подумав немного, Сергей честно признался:

— Я не ненавижу вас. Но и любить не смогу. Даже зная, что именно вы защищаете сейчас меня, мою Ольгу, Фидана… Но уважать вас буду.

— А, разобравшись с теми, вы возьметесь за нас?

Гость не смотрел на Сергея, словно не хотел знать ответ или и так его знал.

— Ну и хорошо. Наши контакты у вас есть. Мы никогда не чураемся союзников, с которыми нам даже временно по пути. Будет задача, которая нас может привлечь, обращайтесь. Как обычно поможем, чем сможем.

Сергей кивнул уходящему к воротам гостю. Незнакомец открыл ворота, сигнализация не сработала, словно оцепенев, и уже почти выходя, гость повернулся и сказал:

— Да кстати, передайте Илье, что Владимир заново начал. Пока он отходил, те другие времени не теряли. Вы развели столько недовольных, что грех было этим не воспользоваться. В головах уже меркнет беспредел Владимира, остается только его образ борца с Системой. Это страшно. Пусть Илья подумает, что грядущую Историю не переписать в одиночку. Мы предлагаем помощь. В рамках разумного, конечно…

Вернувшись в дом к Ольге и Фидану, что теперь разливали по кофейным кружкам бальзам, Сергей ничего им не сказал. А зачем? Зачем им говорить, что война не окончена. И что за страну еще придется побороться. Сами узнают, придет время. Надо беречь нервы близких тебе людей. Всегда и везде.

Эпилог ко второй части первой книги.

Осторожно ступая и превозмогая слабость, Владимир поднялся на смотровую площадку. Идущий рядом первый офицер был готов в любой момент подхватить, но падать Владимир права не имел. И не только падать. Застарелая боль в груди была настолько нестерпимой, что только до скрипа сжатые зубы помогали ему не хвататься за поджившую грудь.

Подойдя к краю площадки огороженной хлипкими деревянными перилами, Владимир вгляделся в людей стоящих под ним. «Коробки» выстроенные на дне неглубокого карьера молча и напряженно всматривались в человека стоящего над ними. Фигурка стоявшая на фоне голубеющего рассветного неба вдруг вскинула руку к небу и крикнула:

— Хайль!

И задрожал воздух от рвущегося к небесам отклика. Симпатичные молодые люди, парни и девушки, казалось своим ответным истеричным выкриком, разрушали даже не небо, а саму ткань мироздания, воскрешая давно сгинувшее и уничтоженное зло. Они верили тому, кому принесли присягу. Они были готовы выполнить любой его приказ. Куда бы не повел Он их. Он был один из них, Он был Лучшим из них. Он по праву был Вождем. Только Он, еще молодой и верящий в свою нацию мог вернуть ей величие и власть над своей страной. ОН не щадящий ни себя ни других. ОН, избранный из всех вокруг самим Небом. Таким безжалостным и беспощадным Небом.

Часть третья

Глава первая

Речной берег, укутанный как в шубу в камышовые заросли, казался абсолютно безжизненным, а полное безветрие придавало этой картине пугающую фотографическую статичность. В глубоком синеющем небе от горизонта до горизонта не было заметно ни единого даже призрачного облака, а солнце казалось вообще инородным предметом. Словно глаз божий оно в удивлении уставилось на замершую природу. И ничто не выдавало этому оку причину странной тягучести происходящего на земле. Но, не смотря на внешнее спокойствие, в воздухе отчетливо любой ощутил бы напряженность и беспокойство. Словно где-то затаилось нечто грозное и вслед за божественным Небом наблюдало за происходящим. Наблюдало, выжидая, и зло этак улыбалось неведомо чему.

Неожиданно где-то в стороне и вдали от берега раздался еле слышный хлопок, и в синеющее небо стремительно распутывая дымную нить, устремился блекло-красный огонек сигнальной ракеты. Ракета достигла апогея своего полета и потухла, оставив после себя только неестественный след в воздухе. Словно серо-грязная молния осталась соединять небо и землю, не желая исчезать или рассеиваться.

Спустя полминуты пустынный берег неузнаваемо преобразился. Из высокой прибрежной травы поднимались фигурки людей в защитного цвета одежде и твердо ступая направлялись к воде, где не медля ни секунды, и не жалея собственной амуниции входили в реку молча, резко и уверенно. Первые ряды еще только вошли в воду, а на берегу показались следующие неизвестно откуда выдвинувшиеся люди. Эти уже не могли похвастаться хорошей военной амуницией, они были одеты кто во что горазд от джинс до тренировочных костюмов, но, как и первые в руках они твердо держали предметы, напоминающие оружие. Они так же, не спеша и не медля, спускались в воду.

Заплыв был словно кем-то сдирижирован. Первые молчаливые бойцы странной «армии», достигнув противоположного берега, не спешили выходить из воды, внимательно осматривая сушу. Но вот единицы выбрались пригибаясь на берег и прячась за обрывами замерли в ожидании неизвестно чего. Следующие за ними, выбираясь, тоже осторожно поднимались на высокий берег и там, присев или встав на одно колено, внимательно оглядывали открывшееся их взору огромное поле. Они не двигались никуда, пока внизу на берегу не скопилась вся разношерстная толпа второй волны «купальщиков». А затем все так же в абсолютной тишине осторожно поднялись и широкой цепью двинулись вглубь поля. В их, вроде твердых, движения слишком заметно чувствовалась некоторая напряженность, которая все-таки не мешала им делать дело, словно играть сто раз отрепетированный концерт. Когда цепь отошла шагов на сто, на береговой обрыв стали подниматься и те кто, молча до этого выжидал внизу. Сотни ног с корнями вырывали траву из пропитанной влагой земли. Из девственного нетронутого ничем и никем берега он превратился в осклизлый полный комьев травы спуск. Грязь, налипая на мокрую одежду, превращала всю эту дикую армию в некую скоординированную толпу бомжей или пилигримов времен первых крестовых походов. Перепачканные лица и руки нисколько не мешали этим людям, в большинстве своем слишком молодым, чтобы действительно иметь за спиной армейский опыт. А уж о девушках, что нет-нет, да и попадались среди «оккупантов», словно волны муравьев, ползущих на берег, и говорить не приходилось. Не имея вообще никакого подобного опыта, они, однако, вели себя и держались не хуже чем их спутники мужеского пола. И что характерно, если кто из таких воительниц оступалась, молодые люди не спешили все бросить и придти ей на помощь. Каждый в этой внешне сумбурной толпе знал свое дело и знал свое место.