Станислав Гагарин - Вечный Жид
«Значит, когда тебя посылают на х у й, переводи слово с китайского и благодари пославшего, — в который раз усмехнулся сочинитель. — Тоже по-китайски».
Он вспомнил одну из невинных фраз, записанных ему в блокнот Мишаней Демиденко, китаистом:
— Ни вэй шэма на хуй села! Зачем ты мне ответил на письмо…
Тем временем, за дверью возник и продолжился ровный шипящий звук, будто и в самом деле в брошенную станцию метро затащили дракона из Поднебесной.
«Когда примусь за третий роман, — подумал Станислав Гагарин, — о Гражданской войне в России и Вселенской бойне, то буду спрашивать совета у Кун-фу. Ведь философ окончил дни, когда приблизилась эпоха Чжаньго — Эпоха сражающихся царств».
Дальше хотелось домыслить: если выберемся из нынешней заварушки. Но сочинитель не хотел продолжать внутренний монолог в фатальном ключе и вспомнил, как однажды в разговоре наедине почтенный учитель Кун сказал писателю:
— Из того, что я знаю о вас, — вы мой последователь, Папа Стив.
«Он прав, — подумал тогда Станислав Гагарин. — Я ведь тоже мечтал превратить собственную фирму в большую и дружную семью. И мечтаю об этом до сей поры, хотя предавали меня поганые ч л е н ы неоднократно…»
Разумеется, Конфуций был наивным — как и Станислав Гагарин? — утопистом. Пытаться в Шестом веке до Рождения Христова заменить систему тогдашних к и т а й с к и х наказаний методом убеждения — это, знаете ли, надо уметь!
Положив в основу собственного Учения понятие ж э н ь — человеколюбие, Конфуций в книге «Лунь-Юй» — «Суждения и беседы» — более сотни раз прибегает к понятию ж э н ь, а на первый вопрос: «что такое ж э н ь?» откровенно отвечает: «Не делай человеку того, что не желаешь себе, и тогда исчезнет ненависть в государстве, исчезнет ненависть в семье».
— Так это же категорический императив Канта! — воскликнул Станислав Гагарин, впервые прочитав «Суждения и беседы».
Так оно и было. И чем больше знакомился писатель с воззрениями новых друзей, тем очевиднее становилось, что императив д о б р а заложен изначально в каждую из религий.
«А коли так, — неоднократно думал Станислав Гагарин, — то нет и не может быть серьезных разногласий между христианином и буддистом, мусульманином и приверженцем Заратустры, протестантом и конфуцианцем. К чему тогда споры, переходящие в кровавые разборки, если в основе каждого учения заложена проповедь д о б р а?!»
Шипение за дверью усилилось, и сквозь металл прорвался вдруг хищный голубой язык.
— Вот и жало вашего х у ё в о г о дракона, Кун-фу, — сказал Станислав Гагарин. — Они режут дверь автогеном!
ВЕРНЫЙ ЖИД, ИЛИ ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛАЗАРЯ
Звено десятое
I
Тринадцатого февраля, в субботу, приехал Полянский.
Три недели д о с т а в а л он Станислава Гагарина по телефону. Анатолий Филиппович вознамерился написать приключенческий боевик «Двойной шантаж», поставив в основу сюжета бандитский захват Федотовой и ее головорезами Российского творческого объединения «Отечество».
— Слава, послушай, — говорил писателю его коллега и даже бывший советник, осуществлявший связь с министерством обороны, когда им руководили Язов и Ачалов, и, в частности, познакомивший издателя с десантными генералами Лебедем и Грачевым, — я обязан узнать историю федотовского п у т ч а из первых уст, от тебя, то есть. Приезжай ко мне на Флотскую, я заварю чаю покрепче, включу магнитофон и стану тебя писать…
Но с визитом на улицу Флотскую не получалось. Держали приключения в преисподней, нервная, как на фронте, работа в Одинцове, приковывал к стулу «Вечный Жид», куда писатель, лихорадочно торопясь — а вдруг убьют в таинственном туннеле? — заносил впечатления от общения с пророками, вождем и Зодчим Мира.
Наконец, Станислав Гагарин сказал Полянскому телефон, но тот все ныл по поводу загоревшегося желания написать о приключениях Папы Стива роман, и отсутствия, увы, стержневого материала.
— Вот что, Толя… Приезжай-ка лучше ты ко мне. Подышишь лесным воздухом, а магнитофон и у меня найдется.
Поскольку Полянский никогда у Станислава Гагарина не был, последний встречал его на перроне в Перхушкове.
Едва они поздоровались, Анатолий Филиппович спросил:
— Напомни мне любимое твое слово… Как ты их, мудаков, называешь? Ах да! Ломехузы… Вот-вот! Вчера я был у Борового. Вот он и есть, оказывается, подлинный, без подделки, настоящий л о м е х у з а!
А дело было так. На некоем конгрессе познакомился Полянский с Константином Натановичем Боровым, крупным ж у к о м из биржевых свеженапеченных д е р ь м о к р а т и е й экономических бандитов, недавно пересевшим в седло новой кобылы по кличке Политика.
Натаныч Боровой во всю распинался с трибуны за русское национальное искусство, ратовал за подъем настоящей культуры, сидел потом рядом с письме́нником, ласково звал к себе, обещал любую поддержку.
Толя-наивняга, водивший Папу Стива во время оно к краснобаю Руцкому — получили тогда сочинители от фуя уши, наивный Толя клюнул на крючок и подался к Боровому на в с т р е ч а н к у.
Была, была у Филиппыча тайная мысль облагодетельствовать Папу Стива, пробудить у хищника Борового меценатское чувство.
Как знать, авось, и подкинет Станиславу Гагарину пару-тройку миллионных десятков, купит председателю бумаги на «Ратные приключения», ведь в одном из томов, уничтоженных Федотовой, застрял и Полянского «Взрыв», отличная повесть из афганской войны.
— И ты знаешь, что сказал мне Натаныч Боровой? — говорил Полянский, когда шли они на Власиху зимней лесной тропинкой. — Понятий спонсорства, меценатства, благотворения в бизнесе нет… Это понятие с о в к о в о е, его русские ленивые дебилы сочинили!
— Так и сказал?
— Форменным образом! Но если вашему Станиславу Гагарину нужен богатый х о з я и н, такого хозяина мы ему найдем. А Станислав Гагарин будет у него менеджером, управляющим, значит.
— И заставят меня печатать Кристи и Чейза, Тарзана и Анжелику, «Сексуальные анекдоты», «Пособие для педерастов», а также «Луку Мудищева», как шедевр русской классики, — спокойно проговорил Станислав Гагарин, на иное отношение а к у л ы Борового к р у с с к о й литературе председатель и не рассчитывал, он хорошо знал, кто такой Константин Натаныч. — Спрос, мол, и рынок определяют тематику изданий. И тебе, Толяша, в таком издательстве печататься н е п р о х а н ж е. Не нужен ты н а т а н ы ч а м, милок.
— Я ему толкую: а как же Станиславу Гагарину дело развернуть? Пусть в банк идет, ссуду получает, маркетингом, то бишь спекуляцией займется… А ваши громкие слова на конгрессе, призывы помогать культуре? Это, мол, только политика, дорогой Анатолий Филиппович, отвечает сей л о м е х у з а. Мало чего с высокой трибуны не скажешь… Ложь в политике — первейший прием, дорогой мистер Полянский. Плюнул я на Борового, мысленно, конечно, и ушел.
— Теперь напиши горький мемуар на манер Пешкова: «Мое интервью с миллионером», — подначил товарища Станислав Гагарин.
— Сволочи они, нувориши, хапуги и подонки, — ругался в лесном воздухе Полянский. — Выходит, что я именно их, гадов, в Белом Доме защищал?
За обедом, когда большая часть гагаринской исповеди легла уже на ленту, Полянский с горькой бравадой, где значительную часть составляла обида, сказал:
— Шикарную мне днями к с и в у передали. Диплом защитника Белого Дома. Отличие теперь имею и привилегию. Когда всех д е р ь м о к р а т о в как предателей России прижмут к ногтю, меня на фонаре повесят первым.
II
Автогеном резали в двери круглое окошко.
«Затем швырнут гранату, другую, — обреченно подумал Станислав Гагарин. — И туши свет… Размажут по стенке, собирать будет нечего».
Прочитавшие его мысль пророки опасливо переглянулись и сместились к двери в чуланчик, в котором при желании могли бы втиснуться оба, да и для товарища Сталина с писателем нашлось бы местечко.
«Пули дверь не берут, — продолжал лихорадочно соображать писатель. — Но едва появится автогенная щель, можно звездануть через нее по тем фраерам, что добираются к нам столь изощренной методой. Из к а л а ш н и к а и врезать!»
Соглашаясь с ним, Магомет и Конфуций приподняли стволы автоматов.
«И снова зло! — горестно констатировал Станислав Гагарин. — Снова смерть, желание настичь и обязательно уничтожить себе подобных… Знают ли они, кто рвется к нам, загнанным в западню, с автогеном — у них, поди, и похлеще имеется что — об истинной миссии тех, кого гонят сквозь подземелье? Ведь мы находимся здесь, чтобы сорвать покушение на якобы любимого ими, якобы в с е н а р о д н о назначенного россиянами президента… Разумеется, не знают, кто мы на деле, нет. Для тех парней, что за дверью, мы исчадия ада, кровавые террористы, фанатики и мафиози. Но почему безмолвствует вождь? Надо ведь действовать как-то…»
