Джордж Мартин - Дикие карты
На Манхэттене, как обычно, все куда-то неслись сломя голову. На Гранд-Централ-Стейшн Розмари Малдун принялась оглядываться в поисках какого-нибудь оборванного силуэта, за которым можно было бы пристроиться и пробраться в темноту подземных туннелей. В дюжине кварталов к северу Джек Робичо занимался своим обычным делом: колесил в вечном мраке на своем крошечном электрокаре и туннель за туннелем проверял пути. А где-то под заброшенным ответвлением «86-й улицы», точно под южным берегом озера в Центральном парке, на грани сна и яви парила Вонищенка, согреваемая теплом тел котов и прочей своей живности.
Полдень. Война под Манхэттеном набирала обороты.
— Позвольте мне процитировать вам слова из одной речи, которую как-то произнес сам дон Карло Гамбионе, — произнес Фредерико Мачелайо по прозвищу Мясник.
Он обвел суровым взглядом группы главарей с их боевиками, собравшиеся вокруг него в зале. В тридцатые годы это громадное помещение служило подземной ремонтной мастерской для городского транспорта. Перед войной ее закрыли и запечатали, когда было решено сосредоточить все технические службы за рекой. Вскоре семья Гамбионе откупила эту площадку и стала использовать ее для хранения оружия и прочей контрабанды, как перевалочный пункт, а время от времени и как кладбище.
Мясник возвысил голос, и его слова разнеслись по всему помещению.
— Что будет иметь для нас значение в этом бою, это две вещи: дисциплина и верность.
Малыш Ренальдо стоял поодаль от всех вместе с Фрэнки и Джоуи.
— Не говоря уж об автоматах и взрывчатке, — ухмыльнулся он.
Джоуи и Фрэнки переглянулись. Фрэнки пожал плечами.
— Провидение, пушки и победа, — проговорил Джоуи.
— Мне скучно, — заметил Малыш Ренальдо. — Хочется пойти пострелять.
Джоуи сказал погромче, чтобы услышал Мясник:
— Эй, мы собираемся задать перцу каким-нибудь алкашам или кому? Кого можно мочить? Только черных? Или джокеров тоже?
— Нам неизвестно, кто их союзники, — сказал Мясник. — Мы знаем, что они будут действовать не в одиночку. Среди них есть и перебежчики из наших рядов, которые помогают им ради денег.
Безумная ухмылка Малыша Ренальдо заиграла шире.
— Зона свободного огня[81], — проговорил он. — Ух ты!
— Черт! — рявкнул Джоуи. — Ты ведь там не был.
Малыш Ренальдо прищелкнул пальцами.
Зато смотрел киношку с Джоном Уэйном[82].
Тонкие губы Мясника растянулись в холодной улыбке.
— Любого, кто будет вам мешать, отправляйте в расход.
Группы начали расходиться: разведчики, отделения, взводы. Люди были вооружены винтовками М-16, несколькими пулеметами М-60, гранатами и гранатометами, ракетами, слезоточивым газом, пистолетами и ножами, а взрывчатки С-4 у них было столько, что хватило бы разнести в клочья что угодно.
— Эй, Джоуи, — позвал Малыш Ренальдо. — Кого стрелять будешь?
Джоуи со щелчком вставил магазин в свой «АК-47». Это оружие не принадлежало к арсеналу дона Гамбионе. То был его собственный трофей. Он погладил полированное дерево ложа.
— Наверное, аллигатора.
— Кого-кого?
— Ты что, вообще газет не читаешь? Там только и пишут что о гигантских аллигаторах, которые водятся в метро.
Малыш Ренальдо взглянул на него с сомнением и передернулся.
— Джокеры — это одно. А драться со здоровенными зубастыми ящерицами я не нанимался.
* * *Джек совершенно потерял счет времени. Он знал, что уже очень давно перевел свой электрокар с основного пути на подъездной. Что-то было не так. Он решил проверить кое-какие редко используемые ветки. Как будто холодная льдинка покалывала в позвоночнике где-то над копчиком.
Он слышал поезда, но они проносились вдалеке. Туннели, по которым он ехал, почти не использовались — разве что в качестве объездных маршрутов в случае затора, возгорания путей или прочих неполадок на основном пути. Кроме того, до него доносились какие-то далекие отзвуки, которые очень напоминали стрельбу.
Джек запел. Он пел всякую ерунду, которую помнил еще с детства. Начал с «Кружева шантийи» «Биг Боппер» и «Эй-Тет-Фи» Клифтона Шенье, продолжил попурри из репертуара Джимми Ньюмана и «Дождя в моем сердце» Слима Харпо. Он дернул за рычаг и двинул свой электрокар на ветку, которую не проверял уже как минимум год, когда мир вдруг распорола пополам вспышка красно-рыжего пламени. Тьма раскололась на куски, и в барабанные перепонки ему ударила волна воздуха, а он и его электрокар кувырком полетели в разные стороны.
Не успел он проговорить:
— Какого дья... — как его швырнуло на камни дальней стены туннеля, и он сполз на пол. Какое-то время он пребывал в шоке от удара и вспышки. Потом заморгал и понял, что видит клубы дыма, которые освещают огни фонариков.
Послышался голос:
— Господи, Ренальдо! Мы же не на танк шли.
Другой голос произнес:
— Мне даже жаль, что так вышло. Он пел, как Чак Берри, а пришлось его убить.
— Что ж, — сказал третий, — этот, по крайней мере, должен был стать привидением.
— Сходи проверь, Ренальдо. Скорее всего, этот бедняга превратился в фарш, но лучше убедиться наверняка.
— Угу.
Огни приблизились, колеблясь в рассеивающемся дыму.
«Сейчас меня прикончат», — подумал Джек, вдруг мысленно перейдя на диалект своего детства. Сначала эта мысль была бесстрастной. Потом ее окрасил гнев. Он позволил этому чувству овладеть им. Гнев разгорался, превращаясь в ярость. Адреналиновые всплески терзали его нервные волокна. Джек ощутил ту волну, которую всегда считал предвестником превращения в loup-garou[83].
— Эгей, похоже, я что-то заметил! Слева от тебя, Ренальдо.
Тот, кого назвали Ренальдо, приблизился.
— Да, он здесь. Сейчас я позабочусь о нем.
Он поднял ружье и прицелился, крепко прижав фонарь к ложу.
Это стало последней каплей. «Ах ты поганый сукин сын!»
Боль, долгожданная боль пронзила его тело. Мозг съежился, сознание начало нескончаемый спуск к уровню примитивной рептилии. Тело удлинялось и утолщалось; челюсти выдвинулись вперед, на них в изобилии проклюнулись клыки. Он ощутил все свое длинное, безупречно подтянутое тело, замерший в равновесии хвост, а также — невыразимую силу во всей ее полноте.
А потом увидел перед собой добычу.
— Боже правый! — вскричал малыш Ренальдо.
Его палец, лежащий на крючке М-16, свело. Первая трассирующая очередь заглохла. Дать вторую он не успел.
Существо, еще несколько секунд назад бывшее Джеком, бросилось вперед, сомкнуло челюсти на поясе Ренальдо, разрывая зубами его плоть. Фонарик закружился в воздухе, упал наземь и погас.
Все остальные начали палить куда попало.
Аллигатор улавливал крики и вопли. Запах ужаса. Хорошо. Охота была легче, когда жертва сама выдавала себя. Он бросил тело Ренальдо и двинулся на свет, оглашая туннель вызывающим рыком.
— Ради всего святого, Джоуи! Помоги мне!
— Держись. Я не вижу, где ты!
Коридор был узким, и, разрываясь между двумя одинаково соблазнительными целями, аллигатор вертелся на тесном пятачке. Он увидел вспышки огня, почувствовал, как что-то ужалило его, еще и еще — главным образом в хвост. Он услышал вскрик жертвы.
— Джоуи, оно сломало мне ногу!
Снова вспышки. Взрыв. Едкий дым защипал ему ноздри. С потолка полетели неровные каменные глыбы. Прогнившие балки затрещали. Цемент рухнул. Часть пола под ним подалась, и его двенадцатифутовое тело тяжело покатилось кувырком по образовавшемуся склону. Сверху повалили дым, пыль и твердые обломки.
Аллигатор с размаху рухнул на тонкий металлический люк, который никогда не был рассчитан на подобные нагрузки. Алюминий разорвался, словно холст, и он полетел в открытую шахту, пока не угодил в паутину из деревянных балок. Сверху на него посыпался дождь из обломков. Потом все утихло, как сверху, так и снизу. Когда он попытался изогнуть свое тело, у него ничего не вышло. Точно поперек носа у него лежала тяжелая деревянная балка, невозможно даже раскрыть челюсти. Он попытался взреветь, но звук получился похожим скорее на приглушенное урчание. Его силы убывали: шок брал свое.
Он не хочет умереть здесь, потому что должен испустить последний вздох в воде. Но еще сильнее аллигатору не хотелось умирать голодным.
* * *В душе Вонищенки шелохнулось чувство, которого она не испытывала очень давно, — симпатия к Розмари Малдун. Она знала: девушка хочет помочь, но как же объяснить, что ей не нужна помощь? Озадаченная этим чувством, Вонищенка поняла вдруг еще одну вещь. Для счастья ей вполне хватает любви и компании ее друзей, пусть среди них и нет ни одного человека.
У нее было теплое место для ночлега. Ее убежище под Центральным парком располагалось неподалеку от паровых труб, и она постепенно навела там уют. Сломанное красное директорское кресло было единственным предметом мебели, но зато пол устилали тряпки и одеяла. К одной стене была прислонена картина на бархате, изображающая львов в саванне, а в углу стояла деревянная статуэтка леопарда. У леопарда, правда, недоставало одной ноги, но он все равно занимал почетное место.
