Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа
На всякий случай Вича увела всех в терминал на другой конец аэропорта, где было жарче, но спокойней…
В балтиморский аэропорт за ними приехал один из друзейтаксистов. Устроившись в салоне его микроавтобуса, Вича впервые не отпустила колкости в адрес иконостаса на приборной доске. После наводненной потусторонней символикой Ямайки общество русских святых поначалу даже не резало глаз.
Но это только поначалу.
— Что-то я смотрю у тебя иконок прибавилось. Таксистские грехи замаливаешь? — не утерпела Вича.
— Нечего мне замаливать. Я с клиентами обхожусь по-божески.
— То есть ты считаешь, что возить людей десятой дорогой да лишние километры наматывать, это по-божески? — Это совсем другое. Это мирское.
— Кто бы сомневался! — расхохоталась задорная пассажирка.
Вернувшись домой, отдохнувшая Вича с радостью впряглась в работу. Надвигались рождественские праздники, и она увлеченно шуршала своими поваренными книгами. Помимо готовок и уборок надо было купить и нарядить елку. Планов на выходные было море. Однако всем им не суждено было сбыться. Открытая дуэль с черной ворожеей не прошла бесследно. В пятницу вечером у Вичи хлынула горлом кровь, и, как мы уже знаем, Рождество она провела в больнице.
А дальше все покатилось под гору. В их доме впервые появился генератор кислорода, без которого Вича теперь не могла обходиться. Она начала хандрить, все реже бывала на улице и жила в постоянном страхе повторного кровотечения. Каждое утро, когда Дича целовал ее перед уходом на работу, Вича на всякий случай мысленно прощалась с ним. Борясь со своими страхами, она обнимала плюшевого медвежонка Тэдди, которого Дича оставлял за себя, и пыталась снова заснуть. Ей предлагали пригласить сиделку из русских пенсионеров, но она категорически отказывалась: «Я не смогу нормально откашляться при постороннем человеке. А вызвать 911 я и сама сумею».
О втором зимнем отпуске уже не могло быть и речи. И, как результат, ей снова пришлось вспомнить давно позабытую боль сломанных ребер. Это стало неприятным подарком к ее приближавшемуся дню рождения.
— Как я буду такая кособокая встречать гостей? — злилась на себя Вича. — Вот так всегда. Если со мной что-то случается, так обязательно перед каким-нибудь праздником.
— А может, ну его к бесу? — успокаивал ее Дича. — Да и вообще, отмечать сорокалетие не принято.
— Сколько мне осталось дней рождения? Не могу я ими разбрасываться.
Как муж ее ни убеждал, подготовка к празднику шла полным ходом. Многие женщины не любят своих дней рождения, но Вича к их числу не относилась. Ей нравилось видеть счастливых людей вокруг себя и радоваться, что хоть у кого-то в жизни все складывается хорошо. С гостями дом наполнялся светом и ее собственная жизнь уже не казалась такой безнадежной. Однако последнее время веселые компании у них стали собираться намного реже.
— Кому охота окунаться в чужие проблемы и чужое горе? — философствовала Вича. — Даже медработники лишний раз не заходят к безнадежным больным.
Дича пытался растормошить ее. Он постоянно предлагал поболтаться по ее любимым магазинам или сходить в греческий ресторан, от которого она была без ума. Но в бутиках ей уже не хватало сил на переодевания, а ресторанов она стеснялась из-за необходимости носить с собой кислородный баллон.
— Вкусно готовить я и сама умею, а наряды можно покупать и в Интернет-магазинах, — уклонялась она.
Несмотря на то, что последнее время Вича сама выбирала себе подарки в Интернете, она знала, что на каждый праздник ее все равно ждет сюрприз. Дича всегда покупал ей что-нибудь неожиданное. Вот и в это утро она высунулась из спальни и разглядела какую-то коробочку. Белая с золотым упаковка выглядывала из-за огромной открытки, стоявшей между нежными розами и воздушным шариком в форме сердечка. Шарик прыгал в потоках теплого воздуха отопительной системы, и также прыгало и замирало Вичино сердце. Она не стала спускаться в залу, а с радостным ожиданием вернулась в спальню продолжать свои дыхательные упражнения.
— Интересно, что мой миленок припас для меня в этот раз? — гадала она натужно откашливаясь.
Дича знал любовь жены к сюрпризам и не переставал удивлять ее. Каждый праздник она находила что-нибудь на журнальном столике в зале. А иногда небольшие подарки появлялись там и без повода. Случалось это обычно в те дни, когда она была особенно плоха. Как это у мужа получалось, она не знала.
Наверное, за столько лет вместе он научился чувствовать ее как себя. И его подарки всегда были к месту. Каждый раз разворачивая сюрприз, Вича находила там вещи, на которые когда-то вскользь или мимоходом обращала внимание, будь то магазин или страничка в Интернете. Ее Дича все откладывал в памяти.
Иногда Вича даже этим пользовалась.
— Тебе нравится это колечко? — звучал невинный вопрос.
— Так себе.
— А мне-то как нравится… — мечтательно произносила она.
Удочка была закинута, и теперь оставалось только ждать ближайшего праздника. Ей, конечно, было стыдно, но упомянутое колечко уже давно живет в ее шкатулке с драгоценностями…
Очистив свои легкие от накопившейся за ночь мок, Вича спустилась в залу. Развернув красочную обертку, она нашла навороченный солнцезащитный крем для лица от Диора. Жалко, что Дича был на работе, а то она зацеловала бы его до смерти.
Ну ничего. Пусть поживет до вечера.
Она давно мечтала о таком креме, но, зная его цену, даже боялась заикаться о нем.
«Приберегу-ка я это сокровище для будущей поездке в Мексику».
Надежда на то, что к следующей зиме она поправится, ни на минуту не покидала Вичу. Хоть она уже давно ничего не загадывала наперед, ей хотелось верить, что она еще сможет протянуть без пересадки легких. Последнее время она все чаще задумывалась об их с Дичей жизни и понимала, что надо начинать исподволь готовить его к мысли, что счастье их не вечно и что довольно скоро придет ее срок. Виче становилось все хуже, но она боялась не за себя, а за него.
«Как он будет один? Он у меня такой беспомощный, — с нежностью думала она. — Он ведь даже не знает, где что лежит.
Надо потихоньку приучать его к самостоятельности. Вот поедем в Мексику, заставлю его самого собираться. Тогда он хоть узнает, где находятся его вещи».
Отогнав грустные мысли, Вича пошла на кухню готовить что-нибудь вкусненькое к приходу мужа.
— Ты знаешь, мне стало полегче и я даже чувствую силы отпраздновать мой день рождения в ресторане, — сообщила она Диче за ужином.
— А как же твое ребро? — Ничего страшного. Давненько мы не чревоугодничали у греков! Так программа дня рождения была утверждена. В выходные гости встретились у них дома и веселой компанией отправились в прибрежный район Балтимора, где располагался греческий квартал.
За столом царило радостное веселье. Подогретая крепленным греческим вином, компания оживленно беседовала. Как в старые добрые времена Вича была королевой бала. Она вся светилась, как будто не было той ужасной зимы и новогодних праздников в больнице. Дичина душа ликовала. Он жил ежеминутной радостью и не хотел заглядывать в будущее.
— Зачем вы меня смешите!? — морщилась Вича, пытаясь подавить смех.
Не в силах больше сдерживаться, она схватилась за больной бок и заразительно расхохоталась: «Вы же знаете, что мне нельзя смеяться!» От смеха у Вичи выступили слезы радости, вдогонку за которыми спешили слезы боли от потревоженного ребра. Озорные огоньки маленькой плутовки сверкали в ее глазах. И все вокруг понимали, что она не прочь прохохотать весь вечер. Острые края сломанного ребра могут сколько угодно тереться друг о друга.
Их злобный скрежет ее не остановит.
«Ничего! Мы еще поборемся! — превознемогала боль Вича.
— Мое время еще не пришло!» Да и не могла она позволить себе уйти и бросить своих сестер на растерзание вражьей силе.
«Мне обязательно нужно продержаться как можно дольше», — твердо решила виккианская воительница.
После надежды После вердикта заведующего Дича замкнулся в себе. Он молча держал Вичу за руку и смотрел в ее спокойное лицо. Шура и Сю что-то говорили ему, но он их не слышал. Чтобы как-то вырвать его из лап депрессии, Шура развил бурную деятельность.
— Нам нужно срочно пробивать визу для Яны, — тормошил он Дичу. — Иди, вылавливай семейного адвоката.
— Сделайте это без меня. Я побуду с Вичей, — это было все, чего от него смогли добиться.
Когда письмо в американское консульство в Питере было готово, его принесли Диче. Он медленно читал его, и одна фраза задела его своей жестокостью. В письме говорилось, что Виктория активно умирает.
«Как человек может активно умирать? Что это, особенности английского языка или режущий ухо медицинский жаргон? Как его любимая может активно участвовать в своей собственной смерти? Она всю жизнь активно боролась с ней! Если это такая уловка, то зачем? Что там, в консульстве, не люди? Что они, не поймут, что семья должна быть вместе в такой тяжелый момент?» От злого блеска в глазах мужа умирающей семейному адвокату стало не по себе и он осторожно спросил: «Все в порядке?» «Какой, к черту, порядок!? — хотелось выкрикнуть в ответ. — Я держу в руках смертный приговор моей Викуле, какой здесь может быть порядок!?» Желваки играли на Дичиных скулах, рука с письмом мелко дрожала.
