Леонид Каганов - Коммутация (сборник)
— Своего прошлого я не знаю, — сказал он. — Зовут меня Данька. Помню себя с того момента, когда меня задержали на скале у реки…
С враньем было покончено, и дальше дело пошло легче. Он рассказывал, стараясь быть кратким. — …Я велел ему лететь прочь, а сам вернулся. Тогда Ивон зарезал меня. Ночью я пришел в себя, отполз за околицу, прятался в кустах и спал. Через несколько дней мне стало лучше. Тогда я добрался до дома старого Герта. Остальное вам известно.
— Почему ты не бежал вместе с Летящим? — спросил Герт.
— Я надеялся, что Лэн пойдет со мной… — Он замолчал, вспоминая бледное потерянное лицо Лэна.
— Ну я же пошел! — сказал Лэн. — Ты же мой Старший!
— Подожди, Лэн, — сказал другой человек. — Это все разговоры. Доктор, на вашем месте я бы его осмотрел.
— Я не могу осматривать в темноте, — раздраженно сказал Доктор.
— А вы зажгите свет, — посоветовал Данька. — Все равно я теперь все вижу.
Наступило молчание.
— Как так — видишь? — спросил Герт.
Данька пожал плечами.
— Вижу, — сказал он, протянул руку и зажег свечу. — У меня отросли глаза, и более того — появилось Настоящее Зрение…
— Когда тебя ударили кинжалом?
— Сорок семь дней назад.
— Я бы голову дал на отсечение, что этого молодчика никогда не били кинжалом, если бы сам не присутствовал тогда на площади! Слушай, как тебя… Данька! Признайся, как тебе это удалось?
Данька покусал губу.
— Ты просто не знаешь, как у нас быстро заживают раны. — Он помолчал. — Впрочем, меня легко проверить. Разрежь мне руку. Если надрез будет неглубокий, я затяну его за десять-пятнадцать минут.
— Хм… — сказал Доктор. — Ну, что же, предположим. Правда, порезанный палец — это одно, а два удара армейским кинжалом в глаза — это другое, но — предположим… То, что глаза заросли так поспешно, — не самое удивительное. Я хотел бы, что ты мне объяснил другое. В мозге молодого человека две дыры. И если эти дыры были действительно проделаны настоящим армейским кинжалом, то каждая в отдельности, заметьте! — были смертельными.
Герт охнул и молитвенно сложил руки.
— Нет уж, вы мне поверьте, — продолжил Доктор. — Плюс к этому — общая потеря крови. Плюс к этому — неизбежный сепсис. Плюс к этому — отсутствие каких бы то ни было следов квалифицированного врачебного вмешательства.
— Ты ошибаешься, — сказал Данька. — Для нас, москвичей, эти раны не смертельны. Вот если бы Ивон попал мне в ягодицу… но он не попал… Вы даже представить себе не можете, какой это жизнеспособный орган — мозг…
— Н-да, — сказал Доктор. — Что вы думаете о населении Города?
— Теперь я думаю, что это безмозглое оружие в чьих-то руках. Наверно Торговцев.
— Зачем вы пришли к нам? Вы хотите участвовать в нашей борьбе?
Данька покачал головой.
— Я бы так не сказал. Я хочу разобраться.
Все переглянулись.
— У нас так не делается, милый, — сказал Герт. — У нас так: либо ты наш, и тогда на тебе крылья и иди воевать. Либо ты, значит, не наш, и тогда извини, тогда мы тебя… сам понимаешь… куда тебя — в ягодицу надо, да?
Опять наступило молчание. Доктор тяжело вздохнул.
— Редкий и тяжелый случай, — объявил он. — У меня есть предложение. Пусть он нас поспрашивает… У тебя же есть вопросы, не так ли, Данька?
— Да. Самый главный вопрос — причем здесь Башни? Почему они вам мешают?
Все неприятно засмеялись.
— Это не Башни, — сказал Герт. — Это наше проклятие. Они изобрели Черный огонь, которым сверху поливают города.
Данька слушал Герта, его бесхитростные рассказы о строительстве Башен, как по ночам людоеды подкрадываются к Городу и похищают людей; как в темноте неслышными призраками нападают беспощадные упыри, полу-люди. Старое лицо Герта искажалось ненавистью. Здесь самое главное, говорил он, постукивая кулаком по столу, и поэтому я пошел сюда, не на завод, не в поле, а в Гвардию, которая сейчас отвечает за все… Данька слушал жадно, как страшную, невозможную сказку, тем более страшную и невозможную, что все это было на самом деле.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПРОСТО ЧЕТВЕРТАЯ
Последнее совещание перед операцией Герт собрал в старой канализационной трубе, выходящей прямо на болото. Он расстелил схему и снова повторил ход операции. Все это было уже известно наизусть. В час ночи группа подползает с четырех сторон к Башне Летящих. Крылатые врываются в проходы, имея задачей добежать до капонира, а Шоки и Лэн охраняют Даньку. Как только выстрелы арбалетчиков из капонира прекратятся или ослабнут, Данька подлетает к Башне, врывается внутрь и разбивает банки с Черным огнем. Затем все забирают раненых — только раненых! — и уходят.
Башня Летящих, которую Герт решил разгромить, была невысокая, пузатая как бочонок, стоящая впритирку к скале.
— Как ты думаешь, здесь народу много? — спросил Данька у Герта.
— Какого народа?
— Ну… Летящих…
Герт лишь покачал головой, а Шоки сказал:
— Сейчас проверим. Больше десятка быть не может…
Шоки ошибся. Началась битва. Герт первым бросился к Башне, а навстречу полился Черный огонь. Крылатые и Летящие схлестнулись. У Башни кружили две стаи — иначе и не скажешь. Через мгновение Данька уже не мог различить, где друзья, а где враги. Блеск мечей, хлопанье крыльев, слившееся в ровный шум, редкие вскрики, предваряющие падение очередной жертвы. Герт перепрыгивал через лужицы горящего камня, петляя из стороны в сторону. Сухая стариковская фигура казалась нелепой в этих акробатических прыжках. Он стоял под раскрытым окном Башни, стреляя вверх из арбалета, и пламя лизало его ноги. Брюки дымились. И в этот миг угол Башни осыпался, заваливая место, где стоял в огне Герт…
— Данька, пора, — сказал Шоки угрюмо.
Данька встал.
— Не уходи… — заныл Лэн. — Или позволь, я пойду с тобой…
— Ты меня не слушаешься, — строго сказал Данька. — Сиди здесь, младший. Делай, что я приказал.
В наступившей суматохе к окошечку Башни Данька добрался без особых препятствий. Стены ее были из неровных камней, по ним лазать — одно удовольствие. Мгновения словно растянулись, и в течение каждого можно было сделать очень много разных движений и видеть все сразу. И Данька вдруг увидел всю стену — каждый камень, каждую крупицу черного раствора, скрепляющего их. И алые точки, горящие между камней. Их скрепляли Черным огнем. Данька ударил по алой точке, горящей перед ним. Ударил, не отрывая от нее Настоящего взгляда. И камни, дрогнув, зашатались, словно вся стена была сложена из детских кубиков. Проломив стену, чудом увернувшись от падающих булыжников, он влетел в соседнюю камеру, схватил с пола булыжник и, повинуясь порыву, швырнул его в уставленные склянками полки. Камера превратилась в огненный ад. Ревущее Черное пламя лизало стены, и камни таяли, как воск. Башня шаталась. Сквозь стены пробивались черные огненные языки. Струйки огня взбегали по камням, окутывая вершину Башни снопом искр.
— Летим! — крикнул Данька. — Готово! — и вылетел наружу.
Внизу — рукой подать — оказался широкий проход между скалами, и в этом проходе прошла битва. Несколько минут Данька, оглушенный и оторопевший, наблюдал это зрелище, жуткое и неправдоподобное, как исторический кинофильм. Да, внизу прошла Сила… чтобы встретиться с другой, еще более страшной Силой, и вспомнив об этой другой Силе, Данька поспешно спустился вниз, в долину. Долина была усеяна трупами. Лэн, весь ободранный, весь в крови, лежал поодаль, отвернув от неба обиженное мертвенное лицо, раскинув руки, и вокруг него трава была смята и затоптана, а из развороченных кустов торчали чьи-то ноги в черных сапогах.
— Дикое крыло… — пробормотал Данька, с ужасом представив себе, как здесь несколько минут назад схватились насмерть два рычащих и воющих пса, каждый во славу своего хозяина… Он подбежал к Лэну, схватил его, поднял, поглядел в стеклянные глаза, прижался щекой к щеке, проклял и трижды проклял этот мир, в котором он так одинок и беспомощен, где мертвые становятся мертвыми навсегда, потому что ничего нет, потому что нечем сделать их живыми…
Солнечный Котенок откинулся на спинку кресла, бросил в рот несколько сушеных крошек «вискаса», пожевал и запил глотком целебных сливок. Он сказал в пространство:
— Что у вас есть по Даньке? Вы, кажется, составляли по нему какую-то компиляцию…
— Так точно, ваше превосходительство, — прошелестел референт.
Перед Солнечным Котенком легла на стол толстая папка «Извлечение из дела Даньки». Показания ротмистра Ивона… Показания Шоки… «Другой одежды на нем не было. Речь показалась мне членораздельной…» «Заключение экспертной комиссии в составе сотрудников Института тканей и одежды… Мы, нижеподписавшиеся… обследовали ткань предмета одежды…» Чепуха какая-то… «и пришли к следующему заключению: 1. Указанный предмет представляет собой трусы, каковые могут быть использованы для ношения как мальчиками, так и девочками; 2. Покрой трусов не может быть отнесен к какому-либо известному стандарту; 3. Трусы изготовлены из мягкой упругой ткани серебристого цвета, материал этот не горюч, не смачиваем и обладает чрезвычайной прочностью». Странные трусы. Надо понимать, что это его трусы…
