Андрей Мелехов - Analyste
Тем временем Аналитик подошел к испуганному обладателю руки-сороконожки. Хотя сам он, пригвожденный огненным мечом, мог только слабо ворочаться, его жуткая конечность бесновалась так, как будто действительно была пытающимся удрать отвратительным насекомым. Особенно не церемонясь, офицер ГРУ взял у Казановы шпагу и одним движением отсек покрытую хитином тварь по самое плечо завизжавшего черного ангела. Сумев таким образом привлечь его внимание, Аналитик поинтересовался:
— Кто он? Куда вы ее водите?
Тот не стал строить из себя героя:
— Кто — не знаем, никогда не видели, он всегда в закрытом капюшоне. Но известно, что это большой человек из Рая и что начальство «Глобуса» предпочитает идти ему навстречу.
— Где он?
— Как где, у себя, в Раю, где-то под землей!
— Ничего не понял!
— Обычно не он сюда наведывается, а мы ее к нему доставляем. Говорит, так более угодно и ему, и Богу!
— Богу?
— А мы-то при чем к райским раскладам? Богу, так Богу. Нам-то какая здесь разница!.
— Где Портал?
На этом этапе допроса черный ангел, лишенный руки, единственный раз на мгновение заколебался, но потом все же сказал:
— Шестой этаж галереи, комната 666.
— Охрана есть?
— Охраны нет, но просто так вы эту дверцу не откроете: надо знать как и нужно иметь особый драгоценный камень.
— Вроде этого? — Аналитик показал желтый алмаз в часах Галилео.
— Вроде этого! — подтвердил слуга Сатаны.
— До Рая долетишь? — без обиняков спросил его уже имевший подобный опыт Аналитик.
— Должен! — без особых колебаний ответил калека, понимая, что надо спасать свою жизнь. — Но смогу довезти только одного тебя: всех троих нет — погибнем в космосе, по дороге!
— Ну что ж, — Аналитик материализовал из воздуха свой антикварный «МГ», — прости Господи меня, грешника!
Он вернулся к дочери Мари, которая могла только догадываться о происходящем, нагнулся и сказал:
— Сейчас я верну тебя к маме. Навсегда. Передай ей, что больше вам будет нечего бояться: вы всегда будете вместе. Передай, что я, Аналитик, никогда ее не забуду.
Сняв с пальца кольцо, он прижал его к сердцу и произнес: «Не бойся, не проси, не плачь!» Девочка исчезла.
— Неужели у тебя было право сделать кого-то счастливым? — спросил изумленный Амброс. — И ты использовал его для в первый раз встреченной мертвой девчонки?
— Мне все равно, живая она или мертвая, — перефразировал Аналитик слова Сатаны, — она была несчастной! А для меня… Что ж, у меня еще все впереди, и сейчас мне нужнее удача. Друзья мои, настала пора вас покинуть: мне надо наконец встретиться с одной важной персоной для давно назревшей беседы.
Примерно в это же, а может, и в несколько иное время Основоположник занимался своим любимым ритуалом: совершал жертвоприношение во славу Господа. Хотя христианство и было в целом равнодушно к этому спорному наследию Ветхого Завета, но бывший рыбак, который, будучи ребенком, редко ел досыта, а когда и ел, то отнюдь не мясо, любил как ритуал убиения тщательно, по всем библейским канонам выбранного животного, так и сжигания его плоти на алтаре Храма Соломона. К тому же Закон недаром уделил столько внимания детальнейшему описанию когда, что и каким образом приносить в жертву Богу, чтобы даже один из основателей христианства был способен проигнорировать это важнейшее культовое явление. В своей слабости он, разумеется, полностью находил общий язык с Законодателем, который эту ерунду в свое время и придумал, выдав ее, в своем обычном циничном стиле, за волю Божью. Обычно они с Египтянином занимались подобным благим делом вместе, что для них представляло редкие моменты духовного единения. Сегодня, однако, Законодатель отсутствовал, в очередной раз загадочно пропав неизвестно куда, что он в последнее время совершал все чаще и без каких бы то ни было объяснений. То ли он исчезал, чтобы общаться с Богом (что он обычно в таких случаях утверждал и чему никто не верил), то ли, что скорее, чтобы обсудить что-то с Диаволом. В общем-то сволочь он был, этот Египтянин, сволочь и безбожник, но в жертвоприношениях толк знал!
Погода с утра была удивительная. Зеленое солнце нежно прогревало еще прохладный чистый воздух водяной планеты по имени Рай. С высоты храма открывался во всех отношениях райский вид на беломраморные здания, яркую зелень и алые плащи караульных гвардейцев-ангелов. Птицы с воодушевлением надрывались, выражая свою радость новому дню и благодарность Господу за этот раз и навсегда заведенный порядок. Когда благовонный дым от истлевающего на раскаленных углях кебаба, смешиваясь с ароматом бесчисленных цветов, начал щекотать ноздри Основоположника и тот достиг высшей точки душевного расположения, его удовольствие было прервано грубым материалистическим вопросом:
— А ты хоть уверен, что Бог — не вегетарианец?
Вопрос был задан Миссионером, который еще две тысячи лет назад нередко позволял себе некошерных моллюсков и, что совсем уж цинично и непозволительно, тушенное в простокваше мясо. Миссионер не переносил идиотской, с его точки зрения, традиции переводить харчи и никогда не упускал возможности поиздеваться по этому поводу над жертвами предрассудков.
— Не богохульствуй! — возмутился Основоположник. — А то накликаешь на себя еще большие несчастья!
Миссионер, ходивший с испорченным настроением все время с момента известия о похищении дочери Вероники, сегодня был еще менее расположен терпеть нравоучения твердолобого пейзана. А потому, до начала более серьезного разговора, решил окончательно испортить тому благостное состояние.
— Ну ладно, ладно, воскуряй и дальше! Что у нас, действительно, лишней скотины не найдется? А вот ты мне лучше скажи: ты новую теорию Божественного происхождения слышал?
Основоположник презрительно и настороженно молчал, ожидая очередного подвоха. Тем временем Миссионер с удовольствием продолжал:
— Так вот! По этой теории Бог действительно есть, но он не един (Основоположник истово перекрестился и на всякий случай огляделся по сторонам). Богов, как и считали древние, много, и боги эти — порождения воли и душевной энергии коллективов людей. Своего рода банк взаимопомощи, куда все отдают столько самого себя, своей биоэнергии, сколько могут, и откуда получает или особенно слабый член сообщества, или само сообщество, когда ему приходится совсем туго в минуты кризисов, войн и природных несчастий. Подобный «банк» может пригодиться и в обратной ситуации: когда хочется сделать гадость другим — вспомнить тот же всемирный потоп или Содом с Гоморрою! Соответственно, сильнее тот коллективный Бог, в которого верит большее количество людей и верит сильнее. Сильному человеку, не верящему во всю эту муть, помощь этого коллективного Бога и не нужна: он может даже еще и другим ее предложить. А вот слабый человек, да еще и в трудную минуту, без такой веры может и погибнуть. А вот еще! Характер и поступки подобного местечкового Бога будут, разумеется, полностью отражать преобладающее поведение коллектива, который его создал. Взять хотя бы Египтянина и того, кого он для избранной нации придумал! Ну как, нравится?
Покрасневший от праведного гнева Основоположник уже был готов разразиться очередной косноязычной тирадой в плане того, что должно же быть хоть что-нибудь святое даже у бывшего карателя христиан, когда в жертвенном помещении раздался шум крыльев и появился Михаил. Оба иерарха обратили внимание на его хмурый вид и полную боевую экипировку и тут же прекратили препираться.
— Что? — с испугом вопросил постоянно ожидающий народной революции или дворцового переворота Основоположник. — Что случилось?
— Погром, вот что! — съязвил знающий эту его слабость старый некошерник Миссионер.
Михаил, не одобрявший излишнего цинизма даже в тесном кругу власть предержащих, неодобрительно покосился на ерничающего иерарха.
— По-моему, я знаю, где твоя дочь Вероника, Миссионер, — серьезно сказал он.
— Где? — севшим от волнения голосом спросил тот.
— Там же, где и водородная бомба!
Основоположник охнул и уронил на жертвенный огонь свою жреческую тиару. Та вспыхнула ярким огненным шаром. Миссионер медленно осел на мраморный пол. Судя по всему, иерархи кое-что знали об оружии массового поражения.
Дом, где администрация Ада отвела квартирку для проживания грешниц Мари и Джеки, был логическим продолжением уже известного принципа противоположности. То есть если при жизни учительница Мари и ее дочь больше всего боялись оказаться в построенном государством многоквартирном жилище, где проживают менее удачливые члены французского общества, то именно в подобном месте они и оказались после смерти. Их, если пользоваться американским жаргоном, project был огромным серым нагромождением бетонных конструкций, которое было большей частью забито наркоманами, дешевыми проститутками, бандитами и прочими отбросами процесса межрасовой интеграции. Здесь было грязно, темно, шумно и противно. Односпальная квартирка матери и дочки была чисто, но бедно обставлена мебелью конца 70-х, которую еще можно порой найти на земных свалках.
