Николай Чадович - Жизнь Кости Жмуркина, или Гений злонравной любви
До подвала Костя все-таки добрался, пусть и на карачках. Мало того, он даже доставил по назначению свой драгоценный груз. Когда женщины, к этому времени уже утратившие всякую надежду, стали делить его, в мешке обнаружилось еще два пулевых отверстия.
Костину рану кое-как дезинфицировали (у одной дамы в ридикюле нашелся флакончик одеколона) и забинтовали клочьями белья, однако крови он успел потерять столько, что вскоре впал в глубокое забытье.
Очнулся он при свете карманных фонариков. Снова рыдали женщины, снова хныкали дети.
«Наверное, опять вода кончилась, – тупо подумал Костя. – Нет, я свое уже отходил. Теперь пусть другие идут».
Ему бесцеремонно ткнули сапогом под ребра. Оказалось, что в подвал набилось много других людей, от которых пахло табаком, бензином и пороховой гарью.
– А это кто такой? – рявкнул грубый голос. – Солдат? Милиционер? Почему он ранен?
– За водой выходил, – попыталась объяснить одна из женщин.
– Врешь! Против нас, наверное, сражался! Обыскать!
Костю стали трясти и теребить, как сушеную воблу, которую собираются употребить вместе с пивом. В свете фонарика мелькнул его паспорт, тут же разорванный на клочья, а затем и лауреатский диплом, вызвавший куда более пристальное внимание.
– Ого! – произнес все тот же грубый голос. – Еще та птичка! Тащите его наверх. Он нам еще пригодится, если не сдохнет, конечно…
Оказывается, Костю вытащили из одного подвала только для того, чтобы заточить в другой, еще более темный да вдобавок и вонючий. Там отсутствовали даже нары, зато людей набилось, как сельдей в бочку. На сей раз это были сплошь мужчины, большинство из которых страдало от ран и контузий.
Здесь не давали ни есть, ни пить, а ходить по нужде приходилось прямо под себя. Раненая нога распухла, как колода, и горела так, что к ней нельзя было даже прикоснуться.
Смерть, целые сутки кружившая возле Кости, теперь подобралась к нему почти вплотную.
Его опять волокли куда-то, но сейчас стоял ясный день. Лица обоих конвоиров были скрыты под черными масками, а один ни на секунду не отрывал от Костиного виска пистолетный ствол.
Грохот боя утих, только изредка где-то постреливали. Улица впереди была пуста, а дома по обе ее стороны – мертвы. Окна зияли пустыми глазницами, фасады пестрели оспинами от пуль и осколков.
Навстречу им двигалась другая процессия, также состоявшая из трех человек. Тот, кто был в центре, еле ковылял, опираясь на самодельный костыль. Двое в масках подталкивали его в спину стволами автоматов.
Когда обе тройки встретились, Костя понял, что его собираются менять на женщину. Изорванный камуфляжный комбинезон не мог скрыть стройную фигуру, багровое от побоев лицо когда-то было прекрасно, клочья волос сохранили свой медвяный цвет, а единственный уцелевший глаз светился сразу и янтарем, и алмазом, и яхонтом.
Сердце Жмуркина затрепетало.
– Аурика! – простонал он.
Девушка презрительно скривилась разбитым ртом и плюнула в его сторону. Нет, это была вовсе не Аурика…
Конвоиры молча обменялись пленниками и стали расходиться – медленно, пятясь, не спуская друг дружку с прицела…
– Жмуркин! Ты меня узнаешь? – Над Костей склонилась чья-то бородатая физиономия в черных очках. – Это же я, Верещалкин!
– А-а-а, – Костя с трудом разлепил губы. – Привет. Как дела?
– Какие сейчас могут быть дела! Сам все видел. Ты хоть как?
– Как видишь. Почти труп.
– Это ты брось! Хирурги у нас отличные. Заштопают тебя в лучшем виде. Даже ногу обещают сохранить.
– Зачем писателю нога… Оставьте голову да правую руку…
– А ты все шутишь!
– Как там наши ребята?
– Почти всех, слава богу, удалось вывезти. Только Кырля без вести пропал. А Урицкий молодец! Воюет в интернациональном отряде пулеметчиком. Лихой парень. Отсюда собирается в Югославию податься…
– Как Катька?
– Ничего. Она-то нигде не пропадет. При первых выстрелах сбежала и кассу с собой успела прихватить. А вот Валечку изнасиловали. – Верещалкин едва не разрыдался.
Кто такая Валечка, Костя не знал даже приблизительно, однако сочувственно кивнул. Остатка сил ему могло хватить слов на двадцать, не больше, и он тихо попросил:
– Нагнись… Ниже…
– Ну? – борода Верещалкина уже щекотала ему лицо.
– У меня в кармане адрес. Очень тебя прошу, найди эту девушку. Скажи, чтобы ждала меня. А если умру, помоги ей чем сможешь… Обещаешь?
– Постараюсь, – ответил Верещалкин без особого энтузиазма.
– Уж постарайся… А не то я тебя найду. Не на этом свете, так на том…
– Конечно, найдешь! Через месяц будем водку вместе пить.
– А ведь это я во всем виноват, – закрыв глаза, прошептал Костя.
– В чем виноват? – Верещалкину, чтобы слышать, пришлось приложить ухо к губам Кости.
– Во всем… В беде этой… В твоих неприятностях… В смертях, в слезах… Мне нельзя любить. А я вас полюбил… Вот такая я сволочь…
– Уносите! – Верещалкин махнул кому-то рукой. – Бредить начал!
Глава 15
Самоубийца
Местные хирурги Косте Жмуркину ничем помочь не смогли. Пока он исповедовался Верещалкину в своем страшном грехе, шальная ракета класса «земля – земля», запущенная своими же, накрыла госпиталь.
Его едва успели погрузить в санитарный вагон последнего отходящего поезда, однако на ближайшей узловой станции, уже совсем в другой стране, сняли и сначала даже не знали, куда отвезти – в морг или в реанимацию.
К счастью, все обошлось. Удалось сохранить и жизнь, и ногу. Каких мук это стоило Жмуркину, знал только он один.
Домой Костя возвращался уже поздней осенью, исхудавший, как медведь после зимовки, и совсем седой. Вся одежда на нем была с чужого плеча.
В его родном городе многое успело измениться – и цены, и деньги, и власть, и даже форма у милиции. За благополучное возвращение стоило бы выпить, и Костя первым делом направился в привокзальный магазин. Трость, без которой он теперь и шага не мог ступить, придавала ему некоторую солидность.
Очередь в винно-водочный отдел была приличная. Последним в ней стоял доморощенный поли-тик и частный издатель Рабинович. Не было уже на нем ни золотой цепи, ни драгоценного перстня, ни неброского прикида от Армани. В данный момент он тщательно пересчитывал кучу мелких бумажных купюр, из тех, что только на паперти подают.
– Добавить? – вежливо поинтересовался Костя.
– Отвали! – Рабинович мельком глянул на него и, похоже, не узнал.
– Зря отказываешься, – продолжал Костя. – На армянский коньяк у тебя точно не хватит.
– Что? – Рабинович недоуменно уставился на него. – Э-э-э… Гражданин Кронштейн, если не ошибаюсь?
– Он самый.
– Изменился ты…
– Могу и тебе сделать тот же комплимент. Как поживает «Эпсилон»?
– Никак. Нет уже «Эпсилона». Обанкротился. Все с торгов ушло. Еще и должны остались.
– Как же так могло случиться? – Голос Жмуркина непроизвольно дрогнул, как у преступника, чья вина вылезла вдруг наружу.
– Зарвались… Деньгами сорили без счета. Не на того политика ставку сделали. Ссуды давали не тем, кому нужно… Да и наелся уже народ этим Руби Роидом. Тиражи до минимума упали.
– Извини. – Костя направился к выходу.
– За что извинить? – не понял Рабинович. – Подожди! На бутылку вина наскребем!
– Нет, извини. – Костя непроизвольно втянул голову в плечи. – Нельзя нам с тобой общаться. Боюсь, как бы хуже не стало.
– Мне хуже уже не станет!
– Не обольщайся…
Килька, уже давно превратившаяся в кашалотиху, встретила его истерическими воплями:
– Где ты, старый козел, пропадал столько времени? Хоть бы весточку семье прислал! Я уже тебя с жилплощади выписать собралась! Болтаешься неизвестно где, а у твоего сына, между прочим, дочка родилась.
– Я рад за него, – буркнул Костя, которому его родное жилье казалось теперь чужим.
– Рад он, видите ли! – Килька всплеснула руками. – Лучше бы денег внучке на крестины дал, алкоголик проклятый! Все небось пропил!
– Отстань! – Костя так глянул на нее, что Килька от греха подальше смылась на кухню.
В старой записной книжке он отыскал номер квартирного телефона Верещалкина и долго накручивал диск. Ответила ему Катька. Не вдаваясь в подробности, она сообщила, что Верещалкин здесь больше не живет и звонить ему следует совсем по другому номеру. Едва только Костя успел записать его, как Катька без предупреждения оборвала разговор.
До бывшего директора ТОРФа удалось дозвониться только под вечер.
– Жмуркин! – обрадовался тот. – Вот не ожидал! Мы тебя как-то потеряли из виду.
– Какие новости? Вы что, разошлись с Катькой?
– Она со мной разошлась. Отсудила и квартиру, и машину, и счет в банке, и все барахло. Я семь судебных процессов пережил, представляешь? Теперь гол как сокол. Кормлюсь тем, что сочиняю жизне-описания местных боссов.
О том, что война кончилась (притом – абсолютно безрезультатно, если не считать, конечно, жертв и разрушений), Костя уже знал из газет, поэтому он сразу перешел к делу, ради которого, собственно говоря, и звонил сейчас Верещалкину.
