Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

На Замковой горе лорд Валентин имел свой круг приближенных, чьи лица и имена восстановились теперь в памяти Валентина, — принцев и придворных, близких ему с детства. Элидат, Стазилейн, Тонигорн были самыми близкими друзьями. Однако, хотя он и чувствовал, что по-прежнему дорожит этими людьми, все они очень отдалились от него духовно. Ему гораздо ближе стала эта случайно собранная во время странствий компания, и он часто задумывался, как примирить эти две группы, когда он вернется в Замок.

восстановившаяся память успокоила его, по крайней мере, в одном: в Замке его не ждала ни жена, ни невеста, ни даже сколько-нибудь заметная любовница, которая могла бы оспаривать место Карабеллы рядом с ним. Как принц и как молодой корональ он жил, благодарение Божеству, свободным от забот и привязанностей. И так нелегко будет сообщить двору, что возлюбленная короналя — простая женщина, родом из равнинного города, странствующий жонглер, а если бы он отдал свое сердце кому-то раньше, было бы совсем немыслимо заявить, что отныне оно принадлежит другой.

— Валентин! — окликнула его Карабелла.

Голос девушки вывел его из задумчивости, и он оглянулся. Она засмеялась и бросила ему дубинку. Он поймал ее в ладонь, как учили: чтобы головная часть дубинки оказалась между большим и указательным пальцами. Тут же прилетела вторая дубинка — от Слита и третья — снова от Карабеллы. Он засмеялся и заставил дубинки кружиться над головой по старой, знакомой схеме. Он бросал и ловил, а Карабелла хлопала в ладоши и тоже бросала и ловила. Как хорошо было снова жонглировать! Лорд Валентин — великолепный атлет, обладающий острым зрением, ловкий во многих играх, но слегка прихрамывающий после давнего неудачного падения с лошади — не умел жонглировать. Жонглирование было искусством Валентина-простолюдина. На борту этого корабля он был окружен аурой власти, окутавшей его после того, как мать вылечила его мозг, и чувствовал, что компаньоны держатся от него на расстоянии вытянутой руки, но тем не менее пытаются по возможности видеть в нем прежнего Валентина из Зимроэля. Поэтому было особенно приятно, что Карабелла так непочтительно швырнула ему дубинку.

Жонглирование тоже доставляло ему удовольствие, не омраченное даже тем, что, пока он поднимал оброненную дубинку, вторая стукнула его по голове, и это вызвало презрительное фырканье Залзана Кавола.

— Сделай так вечером, — пригрозил скандар, — и быть тебе неделю без вина!

— Не бойся, — ответил Валентин, — я уронил ее только для того, чтобы попрактиковаться в подъеме. Вечером ты таких ошибок не увидишь.

Ошибок и в самом деле не было. Когда зашло солнце, все, кто находился на корабле, собрались на палубе. Эйзенхарт со своими офицерами расположился в надстройке, откуда было лучше всего видно. Он предложил Валентину занять почетное кресло, но тот с улыбкой отказался. Эйзенхарт бросил на него растерянный взгляд. Стоило, однако, видеть, каким стало его лицо через несколько минут, когда Шанамир, Виноркис и Лизамон ударили в барабаны, затрубили в трубы и из люка показались артисты, а среди них — лорд Валентин, корональ, который словно самый обыкновенный жонглер начал весело швырять дубинки, блюда и плоды.

Глава 2

Если бы адмирал Эйзенхарт действовал по своему усмотрению, Валентина ждала бы в Стойене пышная встреча вроде фестиваля в Пидруиде во время визита фальшивого короналя. Но Валентин, узнав о планах Эйзенхарта, категорически запретил ему устраивать торжества. Он еще не был готов требовать трон, публично обвинить в самозванстве того, кто называл себя лордом Валентином, или ждать каких-то почестей от горожан.

— Пока я не получу поддержки понтифекса, — твердо сказал он адмиралу, — я намерен действовать тихо и собирать силы, не привлекая внимания. Так что никаких фестивалей в мою честь в Стойене не будет.

Вот почему «Леди Тиин», не привлекая к себе внимания, бросила якорь в этом большом порту на юго-западе Алханроэля. Хотя флот состоял из семи кораблей, а корабли Хозяйки Острова Сна, достаточно известные в гавани Стойена, обычно не прибывали в таком количестве, все они вошли спокойно, без развевающихся на ветру разноцветных флагов.

Портовая администрация почти не задавала вопросов: было очевидно, что корабли прибыли по делам Хозяйки, а ее дела находились вне компетенции обычных чиновников. Чтобы поддержать такое мнение, адмирал в первый же день разослал людей по району верфей покупать материал для парусов, пряности, инструменты и тому подобное. Тем временем Валентин и его компаньоны поселились в скромном торговом отеле.

Стойен был похож на любой приморский город: экспорт-импорт, склады, судостроение. Город с населением около пятнадцати миллионов тянулся на сотни миль вдоль громадного полуострова, отделявшего залив Стойен от основной части Внутреннего моря. Ближайшим к Острову портом был не Стойен, а Алаизор, в тысячах миль к северу, но из-за господствовавших в этот сезон противодействующих ветров и течений быстрее и легче было добраться до дальнего Стойена, чем совершить более короткий, но более трудный и рискованный переход на восток, к Алаизору.

Пополнив запасы воды и продовольствия, они должны были плыть по спокойному заливу вдоль северного берега огромного полуострова в тропический Кирсиден, а затем в Треймоун — прибрежный город, расположенный недалеко от Лабиринта.

Стойен показался Валентину поразительно красивым. Местность была равнинной и в самых высоких точках поднималась не больше чем на двадцать футов над уровнем моря, но жители города построили удивительные сооружения из облицованного белым камнем кирпича, чтобы создать иллюзию холмов. Среди этих «холмов» не было двух одинаковых по высоте: одни едва достигали десяти, а другие поднимались на сотни футов. Окрестности города поднимались вверх гигантскими ступенями в несколько десятков футов высотой и более четверти мили шириной. Некоторые важные здания были построены на фундаментах особой конструкции и возвышались над окружающими домами. Чередование высоких и низких зданий создавало потрясающий эффект.

Все, что могло быть воспринято как явное архитектурное излишество и даже иногда вызвать раздражение, смягчалось тропической растительностью, равной которой Валентин еще не видел. В основании каждого «холма» росло множество деревьев с широкими кронами. Их ветви, переплетаясь, создавали непроницаемое покрывало. По стенам сооружений спускались каскады лиан. По краям широких скатов в бетонных ящиках росли кусты с узкими листьями разнообразнейших расцветок и оттенков: бордо и темно-красного, кобальтовой сини, индиго и кроваво-красного, сапфира и янтаря, зеленого нефрита, багряного — все они смешивались друг с другом, создавая причудливые узоры.

В больших общественных парках города были собраны все наиболее удивительные растения. Там были сады знаменитых животных— растений, которые в естественной среде росли в нескольких сотнях миль к югу от города, на знойном побережье, обращенном к далекому пустынному континенту Сувраэль. По сути своей они были растениями, поскольку жили, укоренившись на одном месте, и питались с помощью фотосинтеза, но казались животными, ибо обладали подвижными и гибкими трубчатыми телами, тянущимися в различных направлениях руками и пристально смотревшими на мир глазами. Хотя питания от солнечного света и воды им было достаточно, они всегда были не прочь проглотить какое-нибудь мелкое живое существо, если удавалось его поймать. Живописно рассаженные группы этих растений, окруженные низкой каменной стеной — как с декоративной целью, так и из соображений безопасности, — встречались в Стойене повсюду. Некоторые из них походили на небольшие деревца, другие, наоборот, раздавались вширь, а некоторые были пушистыми и угловатыми. И все они находились в постоянном движении, реагируя на дуновение ветра, запахи, случайные крики, голоса садовников и многое другое. Валентин находил в них какое-то зловещее очарование. Он подумал даже о доставке такой коллекции в Горный замок.

— Почему бы и нет? — сказала Карабелла. — Их можно держать в качестве фона для разных выставок. Должна быть возможность сохранить их в добром здравии в Замке лорда Валентина.

Валентин кивнул.

— Мы наймем группу садовников из Стойена. Узнаем, чем они питаются, и будем постоянно получать это на Горе.

Слит содрогнулся.

— У меня от них мурашки по коже. А тебе они нравятся, мой лорд?

— Не то чтобы нравятся… Они интересные.

— Может, ты и тех, людоедских, привезешь?

— Конечно! — воскликнул Валентин. — Непременно! — Его лицо даже вспыхнуло от восторга. Слит тихо застонал. Но Валентин не обратил на это внимания. Взяв за руки Слита и Карабел-лу, он пояснил: — Каждый корональ что-то добавлял к Замку: библиотеку, обсерваторию, парапет, оружейную палату, пиршественный зал, палату трофеев, и с каждым правлением Замок рос, изменялся, становился богаче. Я так недолго был короналем, что не успел даже обдумать, что вложу в него. Но скажите: какой корональ видел Маджипур так, как я? Кто путешествовал так далеко и пережил столько приключений? Чтобы увековечить память о них, я соберу все необыкновенные растения, какие только встречал: и плотоядные, и эти, одушевленные, и полые деревья, и пару двикка-деревьев, и рощу огненных пальм, и сенситивы, и поющий папоротник — все чудеса, виденные нами. В Замке нет ничего подобного, лишь маленькая оранжерея, устроенная лордом Конфалюмом. А я увеличу ее. Сад лорда Валентина! Звучит? Как по-вашему?