Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
Надя уже не успевала записывать слова. Алексей принялся ей помогать.
Взлетая к синим небесам,Среди полей, болот, лесов,Горячим ветром по горам,Искал тебя средь облаков.Горел звездой, горел огнем,Но тщетны поиски мои,Под ярким солнечным лучом,Мне лунной тени не найти.Остался в небе я звездой,Все тени отгоняя прочь,Лишь стоит солнцем мне взойти,Уходишь ты в седую ночь.
И вот опять из года в год,Мы замыкаем круг земной:Я грею солнцем небосвод.Ты – тень, рожденная луной.
Когда песня закончилась, я оглядел присутствующих.
– Ну как?
– Отлично! Думаю, пойдет на ура, – отложив гитару, потер руки Григорьев. И вдруг спохватился: – Кстати, на дискотеках «Скучаю» хит! В заявках только на эту песню запросы. А вчера с одним знакомым созванивался, в киностудии звукооператором работает, так он предложил её записать. Пока на ленту, а там, глядишь и до винила недалеко. Что скажешь?
А что говорить? Приятно, когда твое творение так всем нравится. Конечно, плагиат голимый, но никто же об этом не знает.
– Записывай, – пожал плечами, – я не против.
– А сам чего? – удивился Витя. – Это же твоя песня, неужели не хочешь спеть?
– Нет, – ответил решительно я. – Охрип я надолго. Записывайте сами, чего уж.
– А…
– На авторство, – отрезал я, – не претендую.
На меня посмотрели как на идиота. Впрочем, я сам понял, что глупость сморозил. Стараясь перевести разговор на другую тему, повернулся и спросил у Кима:
– Ген, а военные песни в походах поете? Афганские там…
– Поём, конечно, – удивился он, – а что?
Я вынул из кармана сложенный лист и протянул его Ким. Тот развернул и прочитал:
– «Сны войны». Это песня?
– Ага.
Ребята сгрудились за спиной Ким.
– А мелодия? – одновременно спросили Гена и Витя.
Блин, если честно, про неё я как-то забыл.
Забрал гитару у Ким. Закрыл глаза, вспоминая мелодию дождя… и начал играть. Через боль. Не открывая глаз.
Нам мирных снов уж не видать…
Я пропел два куплета и припев.
– Вот так, как-то.
В дверь кто-то позвонил. Ким пошел открывать и вернулся с моей мамой.
– Ну вот, поет он тут, – всплеснула мама руками, – а там ужин остывает.
– Счас, мам, иду. – И повернулся к Ким. – Ну как?
– Принято, – кивнул Генка.
* * *Из открытого окна веяло теплом. Первая мысль была – проспал, и уже время к обеду. Глянул на будильник – нет, не проспал половина шестого, еще полчаса до звонка. Спать уже не хотелось, поэтому протянул руку и отключил будильник.
Поднялся, но сесть как-то со скрипом вышло. Вновь все тело болит, а больше всего ныли руки – по ощущениям, будто на кистях резиновые перчатки, и не просто одеты, а приклеены намертво. Это от вчерашнего музыцирования. Потому что играл через не могу. Мазохист. Но надо было закрепить мелодию в памяти. Однако меня постоянно прерывали…
Сначала пришел отец, послушал немного и попросил спеть песню полностью.
Спел.
– Когда ты играть-то научился? – спросил меня отец.
– Недавно, пап.
– А знаешь, – задумчиво сказал он, – я тоже когда-то играл. В училище на спор за неделю научился.
Вот это новость, даже рот от удивления раскрыл. Никогда не видел отца с гитарой. Но то, что он на спор начал играть… я ведь тоже в училище поспорил, что за несколько дней научусь! Как это назвать? Преемственность поколений, или петля времени?
Отец усмехнулся, закрыл мне рот и спросил:
– Песню-то сам сочинил?
Кивнул.
– Отлично, сын! Раз хорошо выходит, значит, не стоит это дело забрасывать.
– Не заброшу. – А про себя подумал, что если даже захочется, то не всегда получится.
Он ушел, а потом начались звонки…
Я сидел на кровати и смотрел через окно на небо – там мелкие клецки облаков медленно заплывали за срез крыши. Значит – ветер поменялся, потому и нет привычной свежести.
Подниматься не хотелось, даже просто двигаться было влом, не говоря об утренней зарядке, но назло бунтующей лени поднялся. Потягиваясь, еще раз посмотрел в окно. Уже с утра над городом висел смог. Ветер со степей сухой и горячий, и он выдавливал сероватый кисель ближе к горам. Это значит – день будет особенно жарким. Хорошо, что мы заранее договорились провести его у речки.
После умывания и чистки зубов оделся, пристегнул на руку часы, матерясь про себя из-за боли в пальцах. Затем осмотрел заживающие ссадины, подвигал пальцами, пару раз сжал их в кулаки и полез в нижний ящик стола – где-то там у меня был кистевой эспандер. Эспандера не нашел, но зато обнаружил теннисный мяч. Давно уже пора кисти тренировать.
Выходя из подъезда, с удивлением обнаружил сидящего на лавке и отчаянно зевающего, словно бегемот, Олега. Вспомнив вчерашний вечер, захотелось вложить мячик ему в рот. Но, как будто прочитав мои мысли, Савин громко щелкнул зубами и уставился на меня.
– Кого я вижу! – деланно удивился я. – Не верю своим глазам!
– А че, – подавив очередной зевок, ответил Олег, – думал, я пустомеля? Сказал – буду бегать, значит – буду!
– Ладно. Скажи-ка, чего ты вчера раззвонился?
– А что? – удивился Олег.
– А то! – разозлился я. – Ну позвал ты Ульского, договорился с Переходниковым, еще с кем, но зачем каждый раз меня извещать? По каждому лицу отдельно звонить! Какая мне разница в том, что Васильчиков пойдет с нами на речку, а Толиной, видите ли, родители не разрешили?
Савин только плечами пожал. Бывает он порой странен. Обычно мы не созванивались, и если надо было поговорить, то просто шли друг к другу домой, а тут Олег начал названивать через каждые пять-десять минут и сообщать, что с нами на речку пойдет такой-то или такая-то. В конце концов, мне это надоело и я в очередной раз, уверенный, что это опять звонит Савин, вместо «але», сказал басом: «База торпедных катеров. Слушаю вас». Поначалу в трубке молчали, затем послышался голос Марины: «Извините», и гудки отбоя. Проклиная энтузиазм друга и свою поспешность, я долго пялился на телефонную трубку, ибо телефонного номера Марины не знал. Именно это меня окончательно разозлило.
– Я думал этим тебя поддержать, – пожал плечами Савин.
Психолог доморощенный, эх, надо было ему мяч в рот сунуть.
– Кстати, и Марине я звонил, – спокойно сообщил Олег, доставая из кармана кубик жвачки «Сагыз», – она тоже пойдет.
И вновь позевал, а я подкинул в руке мячик, но злость уже улетучилась.
Надо бы у Марины номер узнать. Буду звонить… как же сотового не хватает!
– Ладно, террорист телефонный, прощаю.
– А то, – хмыкнул Савин и, выкинув обертку, собрался отправить жвачку в рот.
Помнится, эти жвачки местного производства по твердости не отличались от камазовской резины, поэтому я перехватил её и кинул в мусорную урну.
– Челюсть потом потренируешь. Побежали, или пойдешь досыпать? Обзевался весь.
– Ну, уж нет! – вскакивая, возмутился Олег. – Я же говорил – буду с тобой бегать.
– Тогда вперед!
Я побежал обычным маршрутом, вокруг дома, по дороге вдоль сквера. Дыру в заборе заделали…
М-да, лучше бы другим путем побежали…
Весь путь до школьной спортивной площадки Олег старался держаться рядом, даже в ногу угадывал. Лишь у самого школьного стадиона слегка отстал. Я, вбежав по лестнице, повернул направо, решив еще немного пробежаться по дорожке. На полкруга обнаружил, что Олег от бега сачканул, уже находится у турников и как-то странно дергается. То ли прыгает, то ли танцует, и только уже подбегая, понял, что имитирует Савин. Подскоки и прыжки в стороны сопровождались ударами и резкими выдохами. Никак боксера изображает.
– Что «Рокки» на ночь насмотрелся? – спросил я, тщательно разминая руки.
– Ага, – не переставая скакать и молотить воздух, выдохнул Олег. – Тыц – тыц… х-х-ха-а!
Проследив за перемещением друга, резюмировал:
– Хреновый из тебя бабапчел. Завязывай колбаситься.
– Что? – не понял Олег. – Какие бабы и пчелы? Ты это про что?
– Поговорка Мохаммеда Али – порхай как бабочка, жаль как пчела.
– А это кто? – остановил свою «пляску» друг. – Каратист?
– Боксер известный, – вздохнул я и знаком показал на турники.
Начал как всегда с подтягивания. Подпрыгнул, зацепился за перекладину и подтянулся пять раз. Затем спрыгнул и отошел к лавке, так как следующим обычно я качал нижний пресс. Сел и взглянул на Олега. Тот пока висел на турнике и изо всех сил тянулся к перекладине, но только до уровня глаз, он бессильно повис.
– Олег, сколько раз осилил?
– Вось-мой, – сквозь зубы прошипел он, явно собираясь попытаться еще раз подтянуться. Сейчас он выдохнется, и прощай зарядка.