Саба Тахир - Факел в ночи
Ханна же боролась: царапалась, пинала солдат. Ее светлые волосы, уложенные в вычурную прическу, рассыпались по плечам.
– Не наказывайте меня за ее предательство, Ваше Величество! – кричала она. – Она мне не сестра, милорд. Она не родня мне.
– Тихо, – рявкнул он на нее, – или убью тебя первой.
Она замолчала. Солдаты повернули моих родных лицом ко мне. Разодетые в меха и шелка придворные, стоявшие по обеим сторонам от меня, отступили и зашептались. Некоторые впали в ужас, другие – едва сдерживали ликование. Я заметила нового Отца клана Руфиа. Увидев жестокую улыбку, я вспомнила, как кричал его отец, когда Маркус сбросил того со скалы Кардиум. Маркус расхаживал взад-вперед за спинами моих родных.
– Я думал, что казнь пройдет на скале Кардиум, – произнес он, – но раз уж тут присутствуют представители стольких кланов, то не вижу причин, почему бы не сделать это здесь и сейчас.
Комендант вышла вперед, устремив взгляд на моего отца. Он спас меня от пыток против ее воли. Он успокоил разгневанные кланы, когда она пыталась посеять смуту. Он помог мне, когда переговоры зашли в тупик. Сейчас она отомстит ему. Звериный голод таился в ее глазах. Ей хотелось разорвать ему горло и станцевать в луже его крови.
– Ваше Величество, – промурлыкала она, – я буду счастлива исполнить казнь…
– Нет нужды, Комендант, – спокойно ответил Маркус. – Вы уже достаточно сделали.
В словах скрывался странный смысл, и Комендант вдруг посмотрела на Императора настороженно.
«Я думала, что вы будете в безопасности, – хотелось мне сказать своей семье. – Пророки говорили мне…»
Но Пророки, осознала я, ничего мне не обещали.
Я заставила себя встретиться с отцом взглядом. Я никогда еще не видела его таким подавленным. Рядом с ним стояла мама. Ее светлые волосы блестели, как будто светились изнутри. Платье, отороченное мехом, сидело на ней изящно, даже когда она опустилась на колени. Бледное лицо хранило твердость.
– Будь сильной, девочка моя, – прошептала она мне.
Ливи дышала мелко и порывисто, что-то торопливо нашептывая Ханне, которую била дрожь. Я попыталась нащупать на поясе меч, чтобы взять себя в руки, но едва ощущала его под ладонью.
– Ваше Величество, – промолвила я. – Прошу. Комендант готовит переворот. Вы слышали лейтенанта Фариса. Вы должны меня послушать.
Маркус поднял на меня глаза. От их бесстрастной желтизны стыла кровь. Медленно он вынул из-за пояса кинжал с тонким и острым как бритва лезвием и рукоятью, инкрустированной бриллиантом – символом Блэклифа. Приз за победу в первом Испытании. Казалось, это было так давно.
– Я могу сделать все быстро, Сорокопут, – сказал он тихо. – Или могу делать это очень, очень медленно. Скажешь о перевороте еще раз и увидишь, кто из них станет первым. Лейтенант Серджиус, – выкрикнул он.
Вперед выступил гвардеец, которого я приструнила шантажом несколько недель назад.
– Держите Сорокопута и ее союзников, – велел Маркус. – Не хотелось бы, чтобы их эмоции возобладали над разумом.
Серджиус поколебался лишь на миг, затем подал знак остальным солдатам Черной Гвардии.
Ханна тихо рыдала, умоляюще глядя на Маркуса.
– Пожалуйста, – прошептала она. – Ваше Величество. Мы же помолвлены. Я – ваша суженая.
Но Маркус обращал на нее внимания не больше, чем на нищего попрошайку.
Он повернулся к Отцам, присутствующим в тронном зале, всем своим видом источая власть. Теперь он был не тем Императором, от которого воротили нос, а тем, кто подавил восстание книжников, пережил покушение и расправился с предателями из самых сильных семейств.
Он вращал кинжал в руке, и серебро ловило блики восходящего солнца. Рассвет озарил зал нежной красотой, от которой мне становилось совсем тошно, когда я представляла, что сейчас произойдет. Маркус расхаживал взад и вперед за спинами моих родных: жестокий хищник, решающий кого убить первым. Мама прошептала что-то отцу и сестрам. Я люблю вас.
– Мужи и жены Империи. – Маркус остановился возле мамы. Она устремила на меня горящий взгляд, выпрямила спину и расправила плечи. Маркус перестал крутить кинжал. – Смотрите, что случается, когда подводишь своего Императора.
Тронный зал замолк. Я слышала, как серебряное лезвие вонзилось в горло матери, как перерезало ее шею и с булькающим звуком вскрыло артерию. Она качнулась, опустила глаза, а затем упала на пол.
– Нет! – завопила Ханна, изливая вслух охватившее меня отчаяние.
Я прокусила губу, и рот наполнился кровью. На глазах у придворных Ханна скулила, точно раненый зверь, раскачиваясь над телом мамы и забыв обо всем, кроме жуткого, всепоглощающего горя. Лицо Ливии казалось абсолютно пустым, лишь в глазах мелькнуло замешательство, когда она посмотрела вниз на лужу крови, намочившую на коленях ее светло-голубое платье.
Я не ощущала боли в прокушенной губе. Не чувствовала собственных ног. Это не кровь моей матери. Это не ее тело. И не ее руки, такие белые и безжизненные. Нет.
Крик Ханны вырвал меня из оцепенения. Маркус схватил ее за растрепанные волосы.
– Нет, пожалуйста! – Ее безумные глаза нашли меня. – Эл, помоги мне.
Я напряглась, сдерживаемая Серджиусом. Из моей глотки вырвался странный рев. Я едва слышала, как Ханна выдавливала слова. Моя младшая сестра. В детстве у нее были самые мягкие волосы.
– Элли, прости…
Маркус быстро перерезал ей горло. В этот миг его лицо ничего не выражало, как будто это дело требовало полной сосредоточенности. Он выпустил ее, и она с глухим стуком упала рядом с матерью. Светлые пряди волос спутались.
За спиной открылась дверь. Маркус усмехнулся, будто эта пауза его позабавила.
– В-ваше Величество. – Я не видела вошедшего в зал солдата, но хрип в его голосе говорил о том, что он не ожидал очутиться среди кровавой бойни. – Послание из Кауфа…
– Я тут кое-чем занят. Керис, – не глядя, рявкнул Коменданту Маркус, – займись.
Комендант поклонилась и направилась к выходу. Проходя мимо меня, она замедлила шаг и, наклонившись вперед, положила мне на плечо ледяную ладонь. Я настолько оцепенела, что даже не отпрянула от нее. Серые глаза смотрели безжалостно.
– До чего восхитительно – созерцать, как ты сломлена, Кровавый Сорокопут, – прошептала она. – Видеть, как тебя уничтожили.
Все мое тело содрогнулось, когда она бросила мне в лицо слова Каина. «Сначала ты будешь сломлена. Сначала тебя уничтожат». Проклятье, я думала, он имел в виду казнь Элиаса. Но он знал. Все это время, пока я так мучилась из-за моего друга, он и его собратья знали, что меня действительно сломит.
Но как могла узнать Комендант о том, что сказал мне Каин? Она убрала руку и вышла из зала. Но подумать об этом я не успела, потому что передо мной встал Маркус.
– Воспользуйся моментом и попрощайся со своим отцом, Сорокопут. Серджиус, отпусти ее.
Я сделала три шага к отцу и упала на колени, не в силах отвести взгляд от матери и сестры.
– Кровавый Сорокопут, – прошептал отец, – посмотри на меня.
Я хотела попросить его, чтобы он назвал меня по имени. Я не Сорокопут. Я Элен, твоя Элен. Твоя маленькая девочка.
– Посмотри на меня, дочка. – Я подняла глаза, ожидая увидеть в его глазах поражение. Но отец выглядел собранным и спокойным, лишь срывающийся шепот выдавал его горе. – И послушай. Ты не можешь спасти меня. Ты не могла спасти свою мать или сестру, или Элиаса. Но ты все еще можешь спасти Империю, потому что она в гораздо более серьезной опасности, чем думает Маркус. Тиборум скоро будет окружен ордой варваров, и я слышал разговоры о флоте, идущем из Каркауса на север, в Навиум. Комендант слепа, она слишком увлечена уничтожением книжников и удержанием собственной власти.
– Отец. – Я посмотрела на Маркуса, который стоял в нескольких ярдах, наблюдая за нами. – Будь проклята эта Империя…
– Послушай меня. – Внезапное отчаяние в его голосе ужаснуло меня. Мой отец никогда ничего не боялся. – Клан Аквилла должен остаться сильным. Заключенные нами союзы должны остаться в силе. Ты должна сохранить силу. Когда враг извне придет с войной на эту землю, что неизбежно, мы должны быть крепкими и сильными. Как много меченосцев в Империи?
– М-миллионы.
– Больше шести миллионов, – уточнил отец. – Шесть миллионов мужчин, женщин и детей, чье будущее теперь в твоих руках. Шесть миллионов людей зависят от твоей силы, которая сможет оградить их от страданий войны. Ты – всё, что сдержит тьму. Возьми мое ожерелье.
Трясущимися руками я сняла цепь, которой играла ребенком. Одним из моих первых воспоминаний было то, как отец склонялся надо мной и из воротника свисало бликующее в свете лампы кольцо клана Аквилла с выгравированным соколом, расправившим в полете крылья.
– Сейчас ты – Мать клана Аквилла, – прошептал отец. – Ты – Кровавый Сорокопут Империи. И ты – моя дочь. Не подведи меня.
Отец отклонился назад, и Маркус нанес ему удар. Он умирал дольше, чем мама и Ханна. Может, в нем было больше крови. Когда его взгляд погас, я подумала, что не существует боли сильнее. Что Маркус выжал из меня все страдания, на какие способна моя душа. Затем взгляд упал на мою младшую сестру. Ты дура, Элен. Пока любишь, всегда есть боль.
