В начале перемен - Михаил Давидович Харит
- А…
- Послезавтра, говорят, будет отличная погода с двух часов.
- Поняла.
- Мне тут последние дни цифры всё какие-то мерещатся. Может, в лотерею сыграть. Запиши, посмотри на досуге, будь любезна.
- Пишу.
- 43.5124377… А вот еще 3.8832157.
- Хорошо. Сыграю в лотерею.
- Да, и будь очень осторожна, пожалуйста.
- Насколько очень?
- Максимум.
- Ого! Договорились. Прямо сейчас задёрну шторы и выкину просроченный йогурт. Что-то еще?
- Нет, пожалуй. Хотя есть маленькая, крохотная новость. София исчезла. Скажи Максиму, чтобы не глупил.
- А если всё же начнет?
- Ты же колдунья. Как сказано в Библии: «Вот отрок мой. Не возопиет и не возвысит голоса своего. Трости надломленной не переломит и льна курящего не угасит». Тихий потому что… Шучу, – сказал Анри спустя небольшую паузу. А может быть, всё же большую.
- Ага, тоже усвоила.
- Ну, доброй ночи.
Веки слипались. Безмолвие. Покой. Одиночество. Мир без границ и рамок. Пустота. Словно смерть обняла его, давая отдохнуть перегретому разуму.
Анри засыпал, тонул в установившейся тишине, в тумане воспоминаний, в зыбких тревожных предчувствиях. Опасная реальность страшнее реальной опасности.
- Всё будет хорошо, – произнёс он вслух, хотя был совсем в этом не уверен.
часть 2
Ольга
Глава 1
В которой рассказывается о поездке в несуществующее место
Всю жизнь с момента рождения мы путешествуем во времени, только вперёд и очень неторопливо.
Ольга закончила разговор с новоприобретённым дедушкой и пыталась сообразить, что происходит. Только задумаешь хорошо провести время, как выясняется, что время не проведешь.
Что затеял барон? Опять морочит всем голову. На Кипре стало понятно, что он хочет использовать таинственный пепел красной коровы. Значит, наверняка придётся мчаться в неведомые края, чтобы добыть вожделенный порошок. С кем-то бороться, кого-то убивать. Всё как обычно. Разница лишь в том, что она уже не та сумасшедшая девочка, которая с восторгом отдавалась новым приключениям.
Закатное солнце наверняка было в курсе, ведь оно только что видело Анри в другом полушарии. Но молчало, покраснело и задумчиво убиралось с глаз долой, чтобы не выдать чего лишнего. Вечерний бриз холодил разогретую за день кожу.
Судя по недавним событиям, свору потусторонних врагов вот-вот спустят на Анри и его команду. Дался им всем этот апокалипсис. Почему нельзя хотя бы последние годы пожить спокойно, а может быть, этого времени уже нет? Всё! Завод у часов мироздания кончился.
В дальнем углу бассейна Андрей ссорился с огромной чайкой.
Большая часть его тела располагалось под водой, а меньшая смотрела на птицу, с которой скульптор грязно ругался, обещая набить перьями врага подушку.
Чайк (а это, скорее всего, был «он») неистовствовал в ответ, обзывал врага самыми обидными оскорблениями, существующими у птиц. В его яростных движениях, покачивании огромного крючковатого клюва чувствовалась мощная сила. Но и в толстоватом, волосатом торсе Андрея животная сила ощущалась не меньшая.
Между ними точно посередине лежал банан, являющийся предметом раздора.
Ругаясь, оба не выпускали его из вида.
Рядом на бортике маялся пес Ральф. Он не мог пробраться к наглой чайке, но рычал и скалил пасть, давая понять, что целиком разделяет позицию человека. И словно говорил птице: «Только скажи что-нибудь обидное про мою маму».
Они бесились уже около получаса, и, похоже, запас ругательств кончался, как листья на осеннем дереве. Постепенно выражения с обоих сторон стали сдержаннее. Оппоненты устали.
Ольга подошла, погладила собаку. Протянула другой банан любимому.
Бывшие враги наградили друг друга последним грозным взглядом, и каждый занялся своим фруктом.
Теперь, когда одна проблема была решена, Ольга поразилась звенящей тишине, установившейся вокруг. Стрекотали цикады, тихо шелестела вода, ритмично чавкали успокоившиеся самцы. Пёс ластился у ног.
Океан снисходительно гладил берег ладонями волн. По небу разлили оранжевый сироп, и его густой вязкий цвет неторопливо захватывал власть над окружающим миром: деревьями, черепичными крышами, необъятным водяным простором.
Доброе, нежное чувство, которое испытывала Ольга, глядя на приятеля, было понятно. Это не любовь, скорее обычная привязанность. Даже не уверена, к кому она относилась теплее, к Ральфу или Андрею. Что, с одной стороны, радовало. Сложностей в их отношениях не предвиделось, всё было под контролем. С другой стороны, бесило. Говорят, можно быть дурой, влюбиться, ругаться, мириться. Даже плакать, наконец.
Ветер стих. Сразу стало жарко и душно.
Она вдруг ощутила беспокойство. Почему хорошие моменты в жизни так неуловимо мимолетны? Когда еще она увидит, как Андрей ругается с птицей за дурацкий банан, а солнце заходит, и не надо ничего делать, потому что и так хорошо. Отношения с новым приятелем заполняли какие-то потребности в её душе. Материнство, например. Ещё приятно быть любимой. Даже не любя в ответ. Может быть, Бог, так же как она, не умеет любить и страдает от этого. И силой вырывает встречную любовь у людей, надеясь на собственное ответное чувство.
Беспокойство сменилось смутной тревогой, на смену которой пришло раздражение. Зачем мироздание постоянно вяжется к своему Творению? Неужели всё получилось настолько плохо, что необходимо постоянно исправлять собственные неудачи? Почему нельзя оставить в покое этот гребаный мир?
И зачем смертные принимают в участие в потусторонних играх? Какое барону дело до семи миллиардов людей? Какое ей самой дело до Анри?
Но было уже поздно. Раздражение искало выход в действии.
Ольга вернулась в дом, нанесла на поисковик гугловских карт продиктованные бароном цифры. На экране появилась затерянная в прибрежных болотах Франции точка.
- Андрей, кофе будешь?
- Буду.
Потревоженная кофемашина долго ворчала, но все же выдала им две крохотные чашки эспрессо. Каштановый сумрак идеально подходил цвету напитка.
- Завтра мы улетаем.
- Надолго?
- Хотела бы знать.
- На рыбалку, выходит, не поедем?
- Нет.
- Тогда давай напьёмся.
- В честь чего?
- Просто так…
- Хорошо, я только позвоню Максиму и Вадиму.
В тот вечер они крепко надрались. Мир переливался огнями, словно бриллиант. Глаза Андрея сияли так, что жгли переносицу. Она хохотала, сама не помнит над чем, потому что было очень смешно. Так смешно, что хотелось плакать. Потом ночь укачала её горячими объятиями чужого тела.
Приснился сон, будто она – древнеегипетская богиня Мерет. Хлопотная у той оказалась жизнь. Мужа Хапи видела редко – он проводил время с молоденькими девицами. Но вдруг неожиданно явился хмурый и злой. Обычно розовое лоснящееся лицо показалось измождённым и даже отдающим болотной зеленью. Запах от него был точно дурной,
