Кит Робертс - Английский фантастический роман
— Я верну ее, — сказал Чисхолм.
— Нет, сэр, — сказал лейтенант и загородил ему путь.
Они уставились друг на друга, испытывая одновременно ярость и презрения к самим себе. Чисхолм обреченно пожал плечами.
— Ваша взяла. — Он нырнул обратно в машину. Эндрю последовал за ним. Чисхолм еще раз посмотрел в ту сторону, где только что брела рыженькая медсестра, и отвернулся.
— Открывайте ворота! — приказал он лейтенанту.
IX
Как ни странно, в выходной наступило лето — во всяком случае, по календарю. Вечера удлинились. Эндрю и Мадлен сидели закутанные, прихлебывали слабенький кофе и вели неспешную беседу. Перед самым исчезновением кофе из магазинов Мадлен закупила изрядный запас, но они все равно позволяли себе такое пиршество всего два-три раза в неделю. Прочитали вечернюю газету — листок бумаги с мелким текстом на обеих сторонах; дальше читать все равно было нельзя из-за сгустившихся сумерек. Включать же электричество в неслужебных помещениях разрешалось теперь только после девяти вечера.
Если не считать холода и легкого голодного подташнивания, превратившегося в постоянное ощущение, Эндрю испытывал чувство довольства и расслабленности. Здесь, в этой комнате, в обществе Мадлен, можно было забыть об агонии, в которой корчился город за пределами Пейла, и о неясном будущем, уготованном счастливчикам, оказавшимся по эту сторону его рубежей. Об этом нельзя было все время думать, иначе жизнь стала бы совершенно невыносимой.
Дэвид обещал заглянуть часов в девять. Они спокойно дожидались его в темноте. Он появился ближе к десяти.
— Хочешь, включу свет? — предложила Мадлен.
— Если он вам помешает, то лучше не надо, — сказал Дэвид.
— При свете лучше, — сказал Эндрю и поднялся с места.
Приход такого гостя был посягательством на их уединение, и ему хотелось это подчеркнуть. Дэвид заморгал от яркого света. Его лицо было изможденным; это заметила и Мадлен.
— Присядь, Дэвид, — предложила она, — я дам тебе чего-нибудь выпить.
— Как у вас с виски? — спросил он.
— Очень просто: никак. Могу предложить «кокберн». Не возражаешь?
Дэвид помотал головой.
— Вполне здравая идея. Я запас его после нашей свадьбы — когда мы вернулись из Брюсселя. Две дюжины, по 27 шиллингов 6 пенсов бутылка. Сколько же их осталось?
— Точно не знаю. Дюжины полторы.
— Тогда тащи пару. Время найдется.
— Ты выглядишь утомленным, — сказала Мадлен. — Слишком много хлопот?
— Терпимо. — Он зевнул и перевел взгляд на Эндрю: — Есть свежие письма от Кэрол?
— Последнее пришло сегодня утром.
— У нее все в порядке?
Мадлен аккуратно наполнила портвейном три рюмки и принесла их в комнату на подносе. Дэвид решил произнести тост:
— За лето! Сегодня в полдень термометр на крыше министерства показывал три градуса тепла.
— Это уже кое-что, — сказал Эндрю.
— Слишком мало и слишком поздно. Ты хоть представляешь себе, как быстро убывают наши иностранные капиталовложения? Знаешь, что предпринимались попытки договориться о продаже Ираку ближневосточного имущества «Бритиш Петролеум»? Концессий, оборудования, заводов — всего?
— Грустно. Но это поможет протянуть хотя бы еще немного.
— Переговоры сорвались. Ирак больше не признает британского правительства, ибо оно не в силах осуществлять суверенитет над собственной территорией. Так что имущество присвоено без всякой компенсации — видимо, в порядке самозащиты.
— Что же теперь будет? — спокойно спросила Мадлен.
— Здесь? — Он кивнул на Эндрю. — Во-первых, Энди уже через несколько дней лишится работы.
— Почему?
— Телевидение прикроют. Слишком расточительное средство связи для территории, площадь которой ограничена Пейлом.
— А потом?
— Есть идея продержаться. Запасы провианта имеются — более значительные, чем я себе представлял. Здесь уж мы постарались. Если дело пойдет на лад и станет пригревать солнышко, придется еще, конечно, пережить следующую зиму, но потом, если повезет, может и полегчать.
— А если не пойдет на лад?
Дэвид беспомощно развел руками.
— Тогда гибель. Есть все основания опасаться, что так произойдет при любых обстоятельствах. Ребята снаружи сильно оголодали и совсем отчаялись. Боюсь загадывать, как долго военным удастся сдерживать их напор.
Немного помолчав, он продолжил:
— Я могу раздобыть для вас два билета на самолет на следующую среду. Лиссабон-Тимбукту-Лагос.
Ответ Мадлен был негромким, но твердым:
— Нет. Во всяком случае, не для меня.
Дэвид сделал еще глоток и уставился на нее; во взгляде читались мольба, усталость и отчаяние.
— Мадди, — произнес он, — я не могу допустить, чтобы твоя участь оставалась на моей совести. Прошу тебя, улетай!
— Твоя совесть тут ни при чем, — сказала она. — Просто я хочу остаться.
Дэвид утомленно улыбнулся.
— Ты нечасто проявляешь упрямство. Но уж когда заартачишься, у меня никогда не хватало умения тебя уговорить, правда? Пока места есть, но я не смогу возобновить заказ.
— Знаю. Я не стану тебя обвинять.
— Если все рухнет, то произойдет это быстро. Существует план эвакуации важных персон. Я — важная персона, потому что участвую в планировании, и смогу удрать на последнем самолете. Но о том, чтобы прихватить кого-то с собой, речи уже не будет. Понимаешь?
— Конечно.
— Я не смогу улететь, оставив тебя здесь, Мадди! Разве это мыслимо? Не знаю, что здесь произойдет, но, отвергая мое предложение, ты обрекаешь на гибель нас троих. Если же ты согласишься, то мы проведем остаток жизни под африканским солнышком.
— Кэрол уже там.
— Знаю. Такое впечатление, что за тридевять земель. — Дэвид осушил рюмку и поставил ее на столик. — Я не улечу без тебя, Мадди, можешь не сомневаться. А с тобой — не позволят. Я приношу им здесь пользу, так что уверен, что смогу вовремя смыться, когда случится непоправимое, но я также уверен и в том, что не сбегу раньше времени. — Он пожал плечами. — Тебе решать.
Твердо удерживая бутылку, Мадлен снова наполнила рюмки. Розовое вино мягко мерцало в хрустале. Она протянула мужчинам их рюмки и подняла свою. На ее лице читалось спокойствие и печаль от смирения перед неизбежностью.
— Хорошо, Дэвид, — сказала она. — мы уедем. Выпьем за наше африканское будущее!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Дэвид не только раздобыл для них билеты, но и уладил дело с валютой. При создавшихся условиях нечего было и надеяться на то, чтобы продать дом на Денхэм-Кресент или хотя бы сдать его; точно так же никакой ценности не представляло и все остальное имущество. Однако Дэвиду удалось продать за 300 фунтов меховую шубу Мадлен. В итоге у нее оказалось на руках 700 фунтов, к которым Дэвид добавил от себя еще пять сотен. Она запротестовала, уверяя, что деньги понадобятся ему в Лондоне, но он только усмехнулся.
— Только не в Пейле. У нас новая валюта — власть, а ее мне хватает. Можешь вложить эти деньги для меня во что-нибудь в Нигерии. Приехав, я заберу и деньги, и проценты.
Эндрю удалось наскрести всего 260 фунтов. Остальное оказалось вложенным в акции, однако биржа прекратила операции на неопределенный срок.
— Я могу выписать банковский чек на Мадди как на свою жену, — сказал Дэвид, — но отдельный чек на Энди — нет, это слишком сложно. Если он доверяет тебе, я переведу все на твой счет в лагосский банк. Можете взять по десятке наличными для покрытия мелких расходов, пока не доберетесь до банка.
Они поселились в только что открывшемся отеле «Африка». Это тоже было делом рук Дэвида. Отель оказался переполненным, и им достались номера на разных этажах: Эндрю на пятом, окнами во двор, Мадлен — на третьем, с видом на лагуну. Они добрались до отеля под вечер. На набережной горели огни, сама же лагуна казалась черной. Вдали вспыхивали неоновые рекламы.
Спустившись в ресторан, чтобы поужинать, они обнаружили, что за столами восседают, в основном, чернокожие, которым прислуживают белые официанты. Их столик обслуживал высокий седовласый человек родом из Франкфурта, еще не привыкший к ловкому обращению с посудой и извинявшийся за свою неловкость. Как оказалось, на родине у него был магазин.
— Ну, и как во Франкфурте? — поинтересовался Эндрю.
Официант ответил с холодной улыбкой:
— Дома еще стоят, прочные дома, не так давно построенные американцами, дороги тоже никуда не делись, только ушли под лед. Я вернулся во Франкфурт в 1945 году и застал одни руины. Но тогда среди руин кипела жизнь. Теперь же город мертв.
— Вы давно здесь? — спросила Мадлен.
— Три недели, мадам.
