Морис Дантек - Вавилонские младенцы
29
Позже Торопу будет необычайно трудно составить связный, подробный рассказ о событиях этой ночи. Он в буквальном смысле не сможет отличить реальность от галлюцинации, или как бы это там ни называлось.
Он только что пережил «сдвиг по фазе», в течение трех часов общаясь с призраком, явившимся из прошлого. Тороп чувствовал себя так, будто подвергся длительным испытаниям в центрифуге для космонавтов. Он был совершенно измотан и очень хотел спать.
Но не оставлявшее его беспокойство, тревога по поводу вируса, который стал причиной этой череды видений, придали ему сил и пробудили паранойю. Что, собственно, и спасло ему жизнь.
Тороп перешел улицу, направляясь к своему дому. Вокруг все было спокойно, но его сердце почему-то билось в груди, как двигатель яростно ревущего автомобиля. Все органы чувств Торопа были настороже, как боевые отряды, готовые вступить в войну.
Он вошел в темную прихожую, напоминающую помещение атомной электростанции после катастрофы. Пока Тороп тихо закрывал за собой входную дверь, это ощущение упорно не желало его покидать. Он сделал несколько шагов к двери, выходящей в центральный коридор, и тут все вокруг взорвалось.
Раздались выстрелы, сначала внутри дома, а затем и снаружи. Автоматные очереди и разрывы гранат звучали с нарастающей силой. Казалось, что здесь, в эту самую минуту, началась гражданская война.
Сперва самая интенсивная стрельба шла все-таки внутри квартиры. «Совсем как тогда, в Грозном», — успел подумать Тороп, бросаясь на пол. Дверь в коридор только что изрешетили залпом крупной дроби. Рефлекторное движение спасло Торопу жизнь. Очереди из автомата «узи» чередовались с приглушенным буханьем «беретты».
Тороп возблагодарил божество благоразумных людей, которое три часа назад посоветовало ему перед выходом из квартиры положить пистолет в рюкзак.
Он успел вытащить ствол и вставить обойму. За стенкой стреляли все чаще и чаще, это было настоящее безумие.
Тороп не сомневался насчет того, что именно там произошло. Вирус Мари поразил Ребекку и Доуи, испортив их и без того натянутые отношения до такой степени, что эти двое сейчас убивали друг друга прямо в квартире, где все необходимое для этого было под рукой.
Это не было ни Ватерлоо, ни Пёрл-Харбор, ни Порт-Артур, ни Сталинград или любое другое громкое поражение из истории человечества. Это был полный крах миссии Торопа.
Его тоска достигла чудовищных размеров, он никак не мог решить, что делать дальше. Второй залп вдребезги разнес замок, в ответ раздалась длинная очередь «узи». Тороп слышал обмен ругательствами — странный британский жаргон и поток оскорблений на иврите. Словесная баталия перекрывала даже грохот выстрелов. Это уже была не ссора по поводу волос, оставленных в ванной, или «нью-йоркских жидов». Чтобы успокоить спорщиков, их придется убить. Вот-вот явятся полицейские. Нужно было как можно скорее убираться отсюда, звонить Романенко и просить о срочной репатриации. Впрочем, оставалась еще одна проблема: Мари Зорн. Где она, что делает? И главное: что делать с ней?..
Насколько Тороп мог потом вспомнить, в этот самый момент судьба соблаговолила решить все за него, и события стали развиваться еще более стремительно.
Именно в этот миг ожесточенная перестрелка вспыхнула на улице, вокруг здания.
Именно в этот миг кто-то внутри квартиры — Тороп так и не узнал, кто это был, да это и неважно — решил воспользоваться гранатометом «Арвен» калибра 37 мм.
Первая граната разорвалась где-то в холле. Она вышибла дверь, которая до сих пор защищала Торопа, и стекло в другой двери, сразу за его спиной. Сам он, оглушенный ударной волной, на несколько мгновений почти потерял способность соображать.
В ответ раздалась очередь из автомата «узи», и Тороп, морщась от боли в барабанных перепонках, услышал, как два вопля сплелись в один — мужчино-женщина в непристойном объятии, в откровенном танце. На улице грохотала канонада. Тороп пополз к входной двери по осколкам стекла, выбитого взрывом. Он выглянул на улицу и увидел, что там пусто. Два пехотных полка поливали друг друга свинцом по сторонам четырехугольника, в центре которого оказался их дом. Улицы Сент-Убер, Сен-Дени, Рой и Рашель образовали периметр — невидимый, но чертовски громкий.
В доме послышались новые выстрелы, вопли, затем взорвалась еще одна граната.
В комнате Ребекки. От удара заходил ходуном весь холл. За стеной продолжалась пальба, вопли, протрещала автоматная очередь. Тогда Тороп решил попытать счастья. Он выбросился на улицу, как космонавт выпрыгивает из объятой пламенем капсулы спускаемого аппарата.
Две секунды. Ну, три.
Три короткие секунды, и его судьба наверняка могла бы сложиться совсем иначе.
Третья граната взорвалась в холле. Торопу повезло, что она летела чуть наискось и рванула возле стены, а не пролетела сквозь лишенную стекол входную дверь, которая только что закрылась за ним. Он побежал. Эта картина навсегда запечатлелась на светочувствительной пластине его памяти: он бежит, его тело вытянулось в стремительном движении — строго на север, к знакомому проходу в переулок, выходящий на улицу Дулут, параллельно улице Ривар.
Новый взрыв отшвырнул Торопа на несколько метров вперед, на капот какой-то машины. Он начал задыхаться. Волна жара прокатилась по телу, перекрывая боль от удара и глубоких царапин.
Тороп очнулся в канаве. Ему было плохо, все тело превратилось в одну сплошную рану, которую кто-то как будто поливал кипятком. Его тошнило, мир вокруг кружился. Пошатываясь, он прошел несколько метров к закрытому для посторонних проходу в переулок и рухнул без сознания. Когда Тороп снова очнулся, он шагал по переулку, выстрелы звучали все реже, а мир со всех сторон постепенно заполняли сирены и проблески мигалок. Полицейское кольцо из звуков и огней смыкалось вокруг квартала, улицы, дома и него самого.
Тороп чувствовал, что одежда прилипает к ногам и спине. Он чувствовал сильное жжение, как будто его держали над конфоркой электроплиты. Затем он заметил, что в руке у него нет оружия. Потому что руки нет.
Его правая кисть превратилась в огрызок обгорелой плоти, сочащийся кровью из оторванных фаланг. От безымянного пальца и мизинца остались только почерневшие, кровоточащие нарывы, большой палец болтался на раздробленном сухожилии, а указательный и средний пальцы раздулись и были покрыты глубокими порезами.
Вцепившись зубами в манжеты рубашки, Тороп оторвал рукава и соорудил из них повязку и медицинский жгут. Важно было не лишиться оставшихся пальцев.
Затем он добрался до «тойоты» Доуи, от которой у него был запасной ключ. Где именно стояла машина, Тороп не знал. Он нашел ее немного в стороне от того места, где шла самая ожесточенная перестрелка.
Он открыл дверцу в тот момент, когда выше, на Мон-Ройал ураганом промчалась целая армия автомобилей SPCUM с завывающими сиренами. Караван пожарных машин и стадо карет «скорой помощи» вывернули у него за спиной, направляясь в сторону улицы Шерье.
Тороп со вздохом облегчения уселся за руль, радуясь, что никакой легавый не выскакивает из кустов, чтобы надеть на него наручники, но тут же запаниковал, пытаясь представить, как поведет машину одной рукой.
Самым странным было отсутствие сильной боли. Рука не причиняла ему неудобств, ею можно было давить на рычаг переключения скоростей. Это наверняка объяснялось тем, что все его тело корчилось от боли, и прежде всего задняя часть, серьезно пострадавшая от ожога. Поясницу, лопатки, зад, бедра жгло так, что Тороп предпочел бы лучше сесть на бочонок с горящим бензином. Уцелевшей рукой он вставил магнитную карту в порт противоугонной системы, блокирующей рулевое управление, и ввел свой код на цифровой мини-клавиатуре.
Вокруг почти со всех сторон вспыхивали двухцветные огни мигалок и доносился вой сирен. Нужно было как можно быстрее исчезнуть, раствориться во тьме, как в ту ночь, когда он штурмовал киргизские горы, убегая от окруженного лагеря.
Тороп ехал на приличной, но не чрезмерной скорости. Нужно было оставаться незаметным. Проехав вдоль парка Лафонтэн, он сумел добраться до района Папино и свернул к бульвару Сен-Жозеф. Красно-оранжевые отблески пожаров в зеркале заднего вида пульсировали в такт с полицейскими мигалками. Завывая, мимо промчалось полдесятка патрульных машин.
Тороп продолжил ехать на север. Он мчался не разбирая дороги, чтобы оказаться как можно дальше от эпицентра событий.
В районе улицы Жан-Талон он вынужден был обратить внимание на очевидный факт: рукав, обмотанный вокруг его правой руки, насквозь промок от крови. Самодельный жгут больше не пережимал артерию, и Тороп рисковал заработать гангрену.
Он быстро перебрал в уме варианты действий. Если исключить возможность сдаться правоохранительным органам, оставалось только одно.
