Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

Наконец он послал свой призыв:

— Мама!

Он представил себе, как его дух парит высоко над террасой Теней и постепенно проникает вглубь, к сердцу Третьего утеса, к Внутреннему храму, туда, где отдыхает Хозяйка Острова.

— Мама, это Валентин, твой сын. Мне многое нужно сказать тебе и о многом спросить. Помоги мне добраться до тебя.

Валентин лежал неподвижно и был совершенно спокоен. Казалось, что в голове у него разливается чистое белое сияние.

— Мама, я на Третьем утесе, в тюремной камере террасы Теней. Я шел так долго, но теперь меня остановили. Пошли за мной, мама!

— Мама…

— Повелительница…

— Мама…

Он заснул. Сияние все еще длилось. Валентин услышал первые звуки музыки сна, увертюру… Появилось первое ощущение контакта… Пришли видения… Он больше не был заперт. Он лежал под холодными белыми звездами на громадной круглой платформе из полированного камня, как бы на алтаре. Женщина в белом платье, с блестящими черными волосами, подошла и встала рядом с ним на колени, затем слегка коснулась его и произнесла нежным голосом:

— Ты мой сын Валентин, я признаю тебя своим сыном перед всем Маджипуром и призываю к себе.

И все. Проснувшись, он помнил из всего сна только это.

В это утро подноса с завтраком не было. Но, может, утро еще не наступило и он проснулся среди ночи? Проходили часы. Поднос не появлялся. Не забыли ли о пленнике? Может, они хотят уморить его голодом? Валентин испытал приступ ужаса. Стоит ли расценивать его как лекарство от скуки? Он и сам не мог решить, что для него предпочтительнее. Сознавая всю бесполезность затеи, он все же позвал своих стражей. Он заперт здесь как в могиле.

Валентин угрюмо посмотрел на старые подносы и отшвырнул их к дальней стене. Он вспоминал всевозможную еду: сосиски лиимена, рыбу, которую Кхун и Слит жарили на берегу Стейч, вкус плодов двикка, прекрасный букет огненного вина в Пидруиде. Голод становился сильнее. Валентин уже не скучал, а боялся. А что, если они там посовещались и осудили его на смерть за недопустимое безрассудство?

Шли минуты, часы… Прошло уже полдня.

Безумием было думать, что он прикоснется во сне к разуму Хозяйки острова. Глупо было надеяться, что он беспрепятственно войдет во Внутренний храм и добьется от нее помощи. Безумием было думать, что он вернется в Горный замок, если он вообще когда-нибудь был там. Только по причине собственного безумия он прошел полмира и теперь получит награду за свою самонадеянность и глупость.

Послышался уже знакомый слабый звук, но открылось не отверстие для подноса, а дверь.

С угрюмым и мрачным выражением на лицах в помещение вошли два седовласых иерарха.

— Вы принесли мне завтрак? — спросил Валентин.

— Мы пришли, — ответил более высокий, — чтобы проводить тебя во Внутренний храм.

Глава 11

Валентин настоял на том, чтобы его сначала накормили — и это было мудрое решение, поскольку путешествие должно было растянуться на весь остаток дня. Затем его усадили в парящие сани, запряженные быстрыми животными, иерархи сели по обе стороны от Валентина и всю дорогу холодно молчали. Когда он задавал вопрос — например, каково название террасы, мимо которой они проезжали, — они отвечали односложно, не проявляя ни малейшего желания поддерживать беседу.

На Третьем утесе было множество террас — Валентин сбился со счета после седьмой. Разделенные лишь полосками леса, они располагались много ближе друг к другу, чем террасы на других утесах. Похоже, центральная часть острова была деловым и густо населенным местом.

В сумерках они прибыли на террасу Поклонения, в область уютных садов и низких зданий из белого камня. Как и все остальные террасы, она располагалась по кругу, но была много меньше других, поскольку находилась во внутренней части острова. Все кольцо, вероятно, можно было обойти за час или два, в то время как на совершение полного круга по террасам Первого утеса потребовались бы многие месяцы. Вдоль ее края через равные промежутки стояли древние деревья с овальными розовыми листьями. Между зданиями, образуя беседки, вились пышно цветущие лианы. В каждом доме имелись внутренние дворы, украшенные стройными колоннами из полированного черного камня и цветущими кустами. Среди всего этого мирного великолепия по двое и по трое неторопливо ходили служители Хозяйки Острова.

Валентина проводили в гораздо более уютную по сравнению с предыдущей комнату с широкой и глубокой ванной, с постелью, на которую тут же хотелось лечь, с окнами в сад и с корзинками фруктов на столе. Иерархи оставили его одного. Он вымылся, поел немного фруктов и ждал, что будет дальше. Через час или чуть больше раздался стук в дверь, и тихий голос поинтересовался, желает ли он ужинать. В комнату вкатилась тележка с самой изысканной едой за все время, проведенное Валентином на Острове: жареным мясом, синими тыквами, фаршированными рыбой, чашей с чем-то холодным, напоминавшим вино. Валентин поел с удовольствием. Потом он долго стоял у окна, вглядываясь в темноту и прислушиваясь, но ничего не видел и не слышал. Проверил дверь. Она была заперта. Значит, он все еще пленник, хотя его новая тюрьма была гораздо приятнее, чем предыдущая.

Он спал крепко, без сновидений. Разбудил его лившийся в комнату поток солнечного света. Валентин умылся. Тот же молчаливый служитель принес на завтрак сосиски и запеченные розовые фрукты. Вскоре явились два хмурых иерарха и сообщили:

— Хозяйка вызвала тебя сегодня утром.

Они провели его через изумительной красоты сад, потом по изящному мосту из чистого белого камня, висящему над темным прудом, где плавали золотые рыбы. Наконец перед ним открылась удивительно ухоженная лужайка. В центре ее стояло одноэтажное здание, на редкость изящное, с длинными узкими крыльями, которые выходили, как звездные лучи, из круглого центра. «Это может быть только он, Внутренний храм», — подумал Валентин.

Его охватила дрожь. Он шел уже и не вспомнить сколько долгих месяцев сюда, к порогу Храма, где царила таинственная женщина, и воображал, что это его мать. И вот он наконец здесь. Но что если все его мечты окажутся вздором, фантазией или ужасным заблуждением? Что если на самом деле он вообще никто — желтоволосый бродяга из Зимроэля, по какой-нибудь дурацкой случайности потерявший память, в ком шутники пробудили нелепое самомнение? Эта мысль была непереносимой. Если Хозяйка Острова оттолкнет его, если не признает…

Он вошел в Храм.

По-прежнему сопровождаемый иерархами, Валентин долго шел по бесконечно длинному холлу, где через каждые двадцать футов стояли мрачные воины, пока не оказался во внутренней комнате — восьмиугольной, со стенами из прекраснейшего белого камня и с восьмиугольным же бассейном в середине. Через восьмигранную стеклянную крышу комнату заливал утренний свет. В каждом углу стояли молчаливые фигуры в одеяниях иерархов. Валентин растерянно оглядел их по очереди, но лица были неприветливы и суровы, губы поджаты.

Раздался тихий мелодичный звук. Когда он смолк, в комнату вошла Хозяйка Острова Сна.

Она была очень похожа на ту, которую Валентин так часто видел во сне: женщина средних лет, невысокая, со смуглой кожей, блестящими черными волосами, теплым взглядом, с полными губами, улыбкой приподнятыми в уголках, с серебряной полосой на лбу и цветком, состоявшим из множества сочных зеленых лепестков, за ухом. Ее, казалось, окружала аура, нимб, она излучала силу, уверенность и величие, как и подобает властительнице Маджипура. Валентин не был готов к этому: он надеялся найти лишь материнское тепло женщины, забыв, что она королева, жрица, почти богиня. Он стоял молча. Она же, устремив на него с дальней стороны бассейна ясный, добрый и в то же время проницательный взгляд, некоторое время изучала его. Затем сделала резкий знак выйти. Но не ему, а иерархам. Это сломало их ледяное спокойствие. Они переглянулись, явно растерянные. Повелительница Снов повторила жест — легкий поворот запястья, и в ее глазах вспыхнуло что-то властное, почти устрашающей силы. Трое или четверо иерархов вышли из комнаты, остальные остались, как бы не в силах поверить, что Хозяйка Острова желает остаться наедине с пленником. На секунду показалось, что ей придется в третий раз повторить приказание. Самый старый и самый важный из иерархов, явно протестуя, протянул к ней дрожащую руку, но под взглядом Хозяйки его рука опустилась. Наконец последний из них медленно покинул комнату.

Подавив сильное желание упасть на колени, Валентин чуть слышно произнес:

— Я не имею понятия, как полагается демонстрировать повиновение, и не знаю, как должен обращаться к тебе, чтобы не оскорбить.

— Вполне достаточно, Валентин, если ты назовешь меня матерью, — спокойно ответила она.