Пневматическая история - Евгений Юрьевич Лукин
Подозреваю, обитателям десятого этажа я представлялся некой загадкой. Ну не могли они уразуметь моего поведения! Непьющий. Знающий. А по службе расти не желает. Сидит себе и сидит в наборном цехе.
А причины-то были довольно просты. Во-первых, на десятом этаже гнездится начальство, а у меня на него аллергия. Во-вторых, тружусь через день, прихожу в одиннадцать. А переберись я в редакцию — изволь переться в Дом Печати с утра и ежедневно! Ну и зачем мне, спрашивается, прибавка к жалованию при стольких хлопотах?
Карьера? Какая, к лешему, карьера — я, напоминаю, беспартийный!
И вообще — уютно мне в наборном.
— Ничего не думаю… — признался я. — Всем доволен…
— А я недоволен! Мне замответсек нужен! Позарез!
— Так у вас же их целых два!
Насупился, крякнул.
— Уже один. Гурген на расчёт подал.
И тут я, братцы вы мои, обмяк. Гурген подал на расчёт?!
— Когда?
— Да только что…
На несколько секунд я утратил дар речи. Стало быть, не зря меня колотило всё это время. Если уж Гурген (неустрашимый Гурген!) испугался увиденного до такой степени, что тут же сел к столу и настрочил заявление по собственному желанию…
— Н-ну… тогда… — Я чуть было не ляпнул: «Тогда и я подам». И такое впечатление, что Александр Николаевич меня понял. Сверкнул очками, ощерился.
Человек он, повторяю, милейший, но взрывной.
Однажды поднимались мы с ним вдвоём в лифте с первого на десятый, и я неосторожно усомнился вслух в существовании всемирного заговора. Прикиньте на секунду: в лифте! То есть бежать некуда.
Это были чуть ли не самые страшные мгновения моей жизни. Из замкнутого пространства кабины я вылетел оглушённый, едва не контуженный.
Кабинет тесный, повторять опыт не хотелось.
— Тогда… — пошёл я на попятный. — Может, Лёшу наверх?
Александр Николаевич вспыхнул, но вполсилы:
— А что Лёша? Лёша у нас без году неделя!
Скольких же я выпускающих за это время оперил, поставил на крыло и выгнал в секретариат? Как минимум двух. Этот будет третьим.
После краткой перебранки сошлись на Лёше.
* * *
Выйдя из кабинета, я приостановился и попробовал собраться с мыслями. А вдруг совпадение? Гурген ведь непоседа, летун, авантюрист. Два раза, говорит, из редакции увольнялся. То на буровую подастся вахтенным, то форточником заделается… Нет-нет, не в том смысле, в каком вы подумали. В данном случае форточник — это столяр и стекольщик в одном лице: ходит по квартирам и предлагает за умеренную плату проделать в окне форточку.
Выгодное, по его словам, занятие.
В секретариате Гургена не оказалось (возможно, мотался по этажам с обходным листом). На всякий случай проверил я приёмный ящик пневмопочты. Пусто. Как и предполагалось. Фанерная дверь в мастерскую художника заперта.
Итак, уволиться не выйдет. Тогда двинем в наборный — вербовать Лёшу. А то ведь в самом деле в замответсеки сосватают.
Собственно, что есть выпускающий с научной точки зрения? Недостающее звено эволюции. Уже не типография, но ещё не редакция.
Выпускающие бывают бегающие и сидячие. Сам относясь к первому подвиду, я мало что знаю о втором. Старожилы, однако, рассказывали, будто в давние времена за моим столом обитал некий товарищ, вообще ни разу не оторвавший задницы от стула.
— Да ладно вам! Как это — не оторвавший? А скажем, досыл отнести на линотип? Или заголовок…
— А вот так! Сидит ждёт, пока кто-нибудь мимо не пройдёт в линотипную. «Будь любезен, — говорит, — прихвати заодно…»
Лёша, насколько я мог судить, принадлежал именно к этой разновидности. Вообще примечательная личность: дылда под метр девяносто (интересно, сколько это будет в квадратах?), на редкость нервный и мнительный. Очень боялся, что вызовет его редактор — а он выпивши! Судорожно зажёвывал водку лавровым листом.
А я смотрю — ничего понять не могу: тараканы из стола исчезли. Как выяснилось, перешли маршем в стол «Молодого ленинца» — тремя колоннами, с развёрнутыми знамёнами и барабанным боем. Причиной явился вскрытый пакет лаврушки, обнаруженный мною в выдвижном ящике, где хранились клише многоразового использования. Выходит, не врут повара: тараканы и впрямь не любят этой специи. Наравне с огуречными очистками.
Потом напарник мой упростил технологию: как затребуют его наверх, быстренько смазывал зубы лавровым маслом. Но пробка в пузырьке, видимо, была пригнана неплотно, и прусаки в наш стол так и не вернулись.
Вряд ли Александр Николаевич скажет мне спасибо за такого протеже, однако выбирать не приходится.
А хуже всего, что с корректорами у Лёши отношения особо напряжённые. Проскочила однажды в номере ошибка. Кто виноват? Выпускающий говорит: корректоры. Корректоры говорят: выпускающий.
Серьёзная выдалась свара. Напарнику шили самочинную правку — ещё и после подписи. А корректоры, надо сказать, отбыв смену, все оттиски каждый раз сворачивают в тугой рулончик, проставляют на нём дату и хранят у себя на антресолях. И вот лезут они в эту свою бумажную поленницу, находят полосу, а там… Короче, прав выпускающий. Есть пометка.
И приходит ко мне делегация из корректорской.
— Гера… — шепчут, опасливо озираясь. — А не могло так случиться, что он сделал дубликат ключа, проник к нам ночью, достал оттиск — и сам внёс правку?
Не выдержал я — заржал.
Обиделись.
* * *
Долго уговаривать Лёшу не пришлось, и вскоре я вернулся в секретариат, где наконец-то застал Гургена. Сердчишко ёкнуло, однако, представьте, скорее радостно, чем испуганно.
Вид у Гургена Бейбутовича был самый что ни на есть праздничный. Я бы даже сказал, победно-снисходительный. Привольно развалясь в кресле-вертушке, ветреный замответсек неспешно затягивался кубинской сигаретой «лигерос» (она же «смерть под парусом») — других он не курил.
Воля ваша, но человек, подавший с перепугу на расчёт, смотрелся бы несколько иначе.
— Уломал? — понимающе осведомился он.
— Угу… — отозвался я, тоже присаживаясь и закуривая.
— Обоих?
— Угу…
— Ох намается Санёк с Лёхой… — ухмыльнулся Гурген.
— Слушай, — сказал я. — А ты-то с чего вдруг?
— Так… Обстоятельства…
И я наконец рискнул:
— Гурген! Ты патрон сегодня из ящика вынимал?
Он выпрямился и тычком погасил свой «лигерос» в пепельнице. Благодушная расслабленность исчезла. Ухмылки — как не бывало.
Значит, вынимал.
Глава 5. ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ
Поговорить с глазу на глаз в секретариате не получилось — заявился художник. Дверь в мастерскую он, правда, за собой прикрыл, однако хлипкая фанерная мембрана скорее усиливала звуки, нежели приглушала. Гурген звякнул в цех, удостоверился, что номер ожидается относительно простенький, сообщил Лёше, где
