Андрей Зинчук - Свет человеков
— Был бы тут наш отец, он бы помог нам! — в отчаянии сказал я. И тут же увидел результат своих слов: Лот бросил работу. Мне бы замолчать, но какой-то злой бес вселился в меня в эту минуту. — Отец бы помог! А ты ничего не можешь сделать! А ведь ты тут старший! — я выпалил это брату в спину, когда он уже уходил.
— Прости меня, — ответил он, не оборачиваясь, и зашагал к палатке. А я, все еще во власти зла, схватил полено и изо всех сил швырнул брату вслед.
Конечно же полено не долетело, гулко стукнулось о ракушечник. Брызнули белые осколки и хлестнули брата по спине. Но он даже не обернулся. А я обхватил голову руками и до боли зажмурил глаза.
Наш отец был физик. И пропал без вести на маленьком самолете, исследуя атмосферное электричество тогда, когда мы с Лотом были еще маленькими. Над маминой кроватью в большой комнате висела фотография отца с траурным кантом.
Полоса призрачного берега качнулась перед моими глазами. Берег исказился и пропал. Первую картину сменила вторая: тоже берег, но дальше, слева, видны были строения, в которых я узнал базу.
— …Нужно первому заметить, что ты стал смешон, — говорил уже слышанный мною однажды хрипловатый голос. — Обидно, но только в молодости что-то как следует понимаешь. А потом что? Живешь дурак дураком! Но ведь человек не умирает! В этом все дело. Или, если хочешь, смысл. Нужно только первому заметить, что ты уже стал смешон. Погоди, не уходи, я не договорил!
Берег пропал, картинка потухла. Я сидел все там же, обхватив голову руками и до боли зажмурив глаза.
«НОЧЬ. БРАТ СПИТ. СЕГОДНЯ МЫ ДАЖЕ НЕ ОБЕДАЛИ, СТРОИЛИ ДОМ. СТАВИЛИ ЩИТЫ, СБИВАЛИ ИХ ГВОЗДЯМИ, ТАСКАЛИ С БЕРЕГА ТИНУ И КОНОПАТИЛИ ЩЕЛИ. ДОСКИ ПРУЖИНИЛИ, РЖАВЫЕ ГВОЗДИ ГНУЛИСЬ. МНОГО ЛИ МЫ УСПЕЛИ? ПОСТАВИЛИ ЧЕТЫРЕ ЩИТА И ЗАВЕЛИ КРЫШУ. НА КРЫШЕ УСТРОИЛИ НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПУНКТ НА СЛУЧАЙ НЕПРЕДВИДЕННЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. ТУДА ЖЕ ПРОВЕЛИ ЛЕСТНИЦУ. С НЕЙ ВОЗНИ БЫЛО БОЛЬШЕ ВСЕГО: СТУПЕНИ ПРИХОДИЛОСЬ ОБЛАМЫВАТЬ, ЧТОБЫ НЕ ТОРЧАЛИ ВО ВСЕ СТОРОНЫ. ВНУТРИ ПОЛУЧИЛОСЬ НЕ ОЧЕНЬ УЮТНО — ОТОВСЮДУ ТОПОРЩАТСЯ ДОСКИ, И НЕТ НОЖОВКИ, ЧТОБЫ ИХ ПОДПИЛИТЬ. ПОЭТОМУ В ДОМЕ ПРИХОДИТСЯ ХОДИТЬ СОГНУВШИСЬ. К ВЕЧЕРУ ЛОТ ШАТАЛСЯ ОТ УСТАЛОСТИ. Я ЖЕ ПРОДОЛЖАЛ РАБОТАТЬ ПРИ СВЕТЕ КОСТРА. В ОДНОЙ ИЗ ДВУХ ПОЛОВИН ДОМА Я РЕШИЛ УСТРОИТЬ КРОЛЬЧАТНИК, ДЛЯ ЧЕГО РАЗДЕЛИЛ ПРОСТРАНСТВО ВТОРОЙ КОМНАТЫ ПЕРЕГОРОДКАМИ».
Когда я проснулся, Лот еще крепко спал, и мне стоило немалых усилий его растолкать. Он поднялся заспанный и плохо соображающий. (эта фразу уже была?) К этому времени я уже облазил новый дом изнутри. Поэтому, когда в глазах брата появились проблески сознания, я показал ему на дом и спросил:
— Знаешь ли ты, что это такое?
— Что? — спросил Лот, еще ничего не замечая.
— Это хи-ба-ра! — сказал я. Лот ахнул. И безвольно махнул рукой. А я добавил, чтобы его позлить: — А мы с тобой двое сумасшедших, которые тут ее выстроили. Во всяком случае, мотивы у нас те же. Будем ломать?
— Пусть остается, — бесцветно отвечал Лот. — Если надо было, чтобы она появилась во второй раз, значит зачем-то нужна. Пусть стоит. Надеюсь, истерики ты устраивать не будешь?
Я кивнул в том смысле, что на истерику он может не рассчитывать. «Волентэм дукунт фата…» Не желающего судьба тащила.
Позже — в который уже раз? — мы обошли остров. Бухта под маяком была основательно забита нефтью, хотя недавно ее выдуло отсюда в море. На дальнем мысу было относительно спокойно. Мелкие битые волны беспорядочно штурмовали песчаную косу. С севера ровной стеной задувал ветер. Соленый. Тревожный. Тяжелое солнце никак не могло окончательно приподняться над горизонтом. Кругом, насколько хватало глаз, была вода. В десяти милях к юго-востоку едва виднелась буровая вышка. По нашим расчетам выходило, что поездка туда и обратно (при отсутствии встречного ветра и течения) займет часов двенадцать. На буровой вполне мог находиться обслуживающий персонал, и мы бы воспользовались их связью с материком. Погода благоприятствовала замыслу. Небольшой парус, который мы смастерили из брезента и обломка весла, поможет сократить время хода вдвое.
Поначалу мы решили ехать вдвоем. Но, подумав, пришли к выводу, что в утлой лодчонке безопаснее плыть одному. Вскоре было собрано все необходимое, и Лот шагнул на борт суденышка.
— Скорее возвращайся! — крикнул я.
Брезент хлопнул, маленький парус вздулся, лодка медленно пошла в море. Лот стоял на корме и правил уцелевшим веслом. Он пересек бухту, развернулся и принялся огибать остров.
«ЛОТ ТОЛЬКО ЧТО ОТБЫЛ. ПО ВОЛНЕ ЛОДКА ДЕЛАЕТ МИЛИ ДВЕ В ЧАС. СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ЧАСОВ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ ОН БУДЕТ НА МЕСТЕ. ТОЛЬКО БЫ НЕ БЫЛО ШТОРМА! ЛУЧШЕ БЫ НАМ ОТПРАВИТЬСЯ ВМЕСТЕ. ЛУЧШЕ БЫ ПОЕХАЛ Я».
До обеда я убивал время, доделывал хибару. К полудню ветер стих. Солнце наконец достигло зенита и принялось немилосердно жечь остров. Спасения не было даже в воде. Наоборот, после воды становилось хуже. Казалось, что от жара, источаемого ракушечником, в ушах стоит звон. А скоро и дышать стало нечем. Все видимые предметы над огромной жаровней острова начали колыхаться и дрожать. Вокруг лепился нереальный мир, в котором не за что было ухватиться взглядом. Предметы сдвигались со своих мет и меняли очертания до неузнаваемости. Одежда раскалилась и жгла кожу. В хибаре было не продохнуть. Кролики попрятались, ужей тоже не было видно. Казалось, только Чапа спокойно валялась на солнцепеке и выкусывала кончик хвоста. Я же не мог найти себе места…
Такая жара установилась над островом впервые. Я смачивал одежду водой, но она мгновенно высыхала и коробилась от соли. Под одеждой был я весь мокрый, будто только что вылез из ванны. Пот заливал глаза, мысли путались и барахтались отдельно от меня, сами по себе. Но каково было сейчас брату? Ветер стих — значит, весло? А остров?! Как ошпаренный, я вскочил: мы не подумали о самом главном, о возвращении Лота! Он не сумеет отыскать дорогу к дому, не сможет вернуться, потому что не найдет острова! Как же так? Как мы не подумали, что остров гораздо ниже буровой? Лот не найдет берега…
У горизонта небо подернулось пленкой и слилось с морем. Буровой больше не было. Я вспомнил лицо Лота — профиль — лицо повернуто к юго-востоку, в глазах тупое упрямство. Лодка уходила от острова… Я уже знал, что ничего на буровой нет, только автоматы. Человек не выдержит в таких условиях! Почему мы не подумали об этом раньше? Где компас?!
Компас лежал в кармашке рюкзака. Все. Я погиб. Мы оба погибли. Без лодки с острова не выбраться! И тут я быстро определил на глаз количество воды. Этого хватит на неделю. А дальше?
И тут же, будто назло, нестерпимо захотелось пить. Солнце висело там же и так же немилосердно жгло остров. Я припал к канистре и вылакал невероятное количество воды прежде, чем смог взять себя в руки. В дальнейшем, по-видимому, нужно было готовиться к худшему… Нужно было приготовиться к одиночеству.
Одиночества я боялся с детства. С самого рождения я, кажется, ни разу не был один. Рядом всегда был Лот. Мы были братья-близнецы. Он родился на пятнадцать минут раньше меня. Как он мог теперь меня бросить? Как он, старший, мог всего не предусмотреть? Он всю жизнь защищал меня, помогал мне, успокаивал. Вместе мы учились и получали первые двойки. Это он научил меня охотиться и выслеживать под водой рыбу. Он был старшим. Он заменил мне отца. Он был центром той безопасной части жизни, за пределом которой, как за краями школьной парты, находится его основная, непознанная и опасная часть. Без брата я был никем, нулем. Иногда мне казалось, что брат — это пуповина, которая связывает меня с окружающим миром, и оборвись она — оборвется эта связь, меня не станет.
Вокруг звенел перегретый воздух. Мысли мои путались. Я барахтался в этой жаре, не замечая ни ее, ни звенящего воздуха, бродил, не разбирая дороги. Несколько раз поднимался на скалу и рассматривал горизонт. И мне думалось, что против воли я — человек — был возвращен в лоно Всемогущей, из которого совсем недавно, несколько тысяч лет назад, явился на свет. И в любой момент Всемогущая могла Со мной разобраться… И все же наверное не могла! Потому что я был Богом, ею же самой созданным, ее Сыном, призванным Ее совершенствовать именем Ее и по разумению Своему…
Очнувшись, я тупо разглядывал пропасть, внезапно открывшуюся у ног. Я застыл на скале, у края. Высота была метров пятнадцать, внизу грязная вода и острые камни.
Солнце клонилось к западу, жара спадала постепенно, словно покидая поле боя. Я разделся и трусцой пробежал по острову. Звон в ушах прошел. Между лопаток выступил спасительный пот. На ноге ныл мизинец. Я поискал: жестяная пробка с острыми краями, валявшаяся наверху скалы, была в крови. Видимо она-то меня и спасла. И, значит, вот, оказывается, чего мне нужно было бояться больше всего, вот, значит, где был гвоздь всей этой дьявольской программы, — у меня в голове! А Лот? Лот, бедняга?! Что сейчас происходит с ним?
