Вадим Сухачевский - Ковчег. Исчезновения — 1.
— Боже! — воскликнул старик, возведя глаза к потолку. — Вы еще можете спрашивать, как я догадался! Да будет вам известно, я библиофил с шестидесятилетним стажем; мог ли я сразу же не узнать в моем госте известного писателя Еремеева?
Тут старик явно перебрал. Таким уж известным писателем Еремеев вовсе не был, по телевидению не выступал и портреты его, совершенно точно, нигде никогда не публиковались. Небрат, разумеется, тоже не поверил, но старик Шмаков, теперь не давая детективу вклиниться словом, продолжал на него наседать:
— Зачем мне, скажите на милость, какой-то интер-шминтер, чтобы узнать писателя? Если я знаком еще и с творчеством Гомера и Достоевского ("Эка, право, загнул! — подумал Еремеев), то, по-вашему, тоже благодаря какому-то интеру-шминтеру?.. Зачем же вы, — обратился он уже к Еремееву, — зачем вы за собой этих тупиц приволокли?
— Ну-ну, полегче, — вставил водитель.
Еремеев был смущен до крайности.
— Правда, пойдемте ради Бога отсюда, — обратился он к детективу и к таксисту умоляющим голосом.
— Да не вмешивались бы вы! — сердито прикрикнул на него Небрат.
Тут уж Еремеева разобрало.
— В конце концов это я вас, кажется, нанял! — взорвался он. — Так извольте выполнить мою просьбу!
— Нет! — с новой силой насел на Небрата старик. — Нет уж, пусть ищет свой интернет-шминтернет! Может, это?.. — Он схватил тяжелую подзорную трубу и, не удержав в своих сухеньких ручках, нечаянно (а то, глядишь, и нарочно, шут его разберет) обрушил ее детективу на плечо.
Таксист подскочил к нему:
— Э, ты чего раздухарился, папаша? — и слегка толкнул старикашку в грудь.
Непонятно, впрямь оказался толчок сильнее, чем верзила-таксист рассчитывал, или старик просто весьма ловко умел прикидываться, но только взгляд у него вдруг помертвел, он схватился рукой за сердце и, бормоча едва слышно:
— Убили… Господи, убили меня… Всё, отхожу… — упал на стоявшую у стены скамью.
Небрат с таксистом озадаченно переглянулись.
— Комедию ломает, — не очень уверенно произнес детектив.
— Что ж, смейтесь… Смейтесь, если для вас это комедия… — пожалуй, и вправду несколько мелодраматически простонал старик. — Смейтесь, если человеческая смерть для вас достойна лишь смеха!..
— Может, вам валидол? — спросил Еремеев. — Или неотложку вызвать?
— Да я сам отвезу, — вызвался таксист. Он тронул старика за плечо: — Давай отнесу в машину, папаша.
Шмаков, однако, взвизгнул:
— Не смейте прикасаться ко мне! Уйдите, оставьте меня! Никуда я с вами не поеду!.. Палачи!.. Убили, убили, Господи!.. — И жалобно взмолился, обращаясь к Еремееву: — Умоляю вас, умоляю — избавьте меня от этих палачей!..
— Дешевая самодеятельность, — буркнул Небрат. — Скоморошествует — видно же! Давай-ка, Володя, бери его в охапку.
Еремеев не выдержал.
— Прекратить! — заорал он на детектива. — А ну вон отсюда!.. Я отказываюсь от ваших услуг! Я вас увольняю, поняли вы?! Вон!
— Увольняете? — поджал губы Небрат. — Что ж, на здоровье! Отлично! Полное ваше право… Однако вы это можете сделать только через агентство "Виктория", контракт находится там. И покуда он официально не расторгнут, вы не можете… Кроме того, — он кивнул на лежащего старика, — мой гражданский долг оказать помощь человеку.
— Да не нуждается, не нуждается он в вашей помощи! — От гнева Еремеев даже сорвался на фальцет. — Ясно вам, не нуждается!.. Он тут хозяин — и он вас гонит прочь!.. — Обратился к Шмакову: — Верно я, Иван Арсентьевич, говорю?
Старик ничего не ответил, теперь он закатил глаза и только дышал тяжко — похоже, все-таки и вправду был плох. Может, и зря встревал Еремеев? Пускай бы в самом деле отвезли в больницу, а то, глядишь, эдак и до беды недалеко.
Конопатый малец, до сих пор сидевший смирно, вдруг подскочил к старику и заныл жалостливо:
— Деда, деда, не помирай, деда!..
— Да не помирает он, не помирает, — сказал Небрат и оттеснил ноющего мальца, чтобы пощупать у старика пульс.
— Впрочем, ладно, ладно, — пробормотал старик. — Пускай везут…
Теперь и сыщик, и таксист стояли спиной к пацану и к Еремееву, и тут Еремеев почувствовал, как рука маленького недоумка прикоснулась к его ладони, и вдруг понял, что мальчишка пытается что-то вложить в нее.
Это был какой-то обрывок бумаги. Еремеев машинально сжал ладонь и внимательно посмотрел на пацана. К его удивлению, взгляд у того теперь был вполне осмысленный. Незаметно для остальных малец приложил палец к губам.
Пользуясь тем, что, кроме мальчугана, никто на него в эту минуту не смотрит, Еремеев раскрыл ладонь и прочел записку, написанную старательным детским почерком:
«Г-н Еремеев.
Вас пригласил сюда вовсе не антиквар Шмаков, а я.
Нам с Вами необходимо переговорить наедине. Полагаю, именно для этого Шмаков сейчас и разыгрывает спектакль, так что за здоровье его не беспокойтесь.
Не мешайте им его увезти, постарайтесь только, пожалуйста, сделать так, чтобы вместе с ним убрались и они оба.»
В эту секунду Небрат обернулся, и Еремеев мигом спрятал записку в карман.
— Видите, он и сам согласен в больницу, — сказал детектив. — А вы хотели, чтобы мы человека оставили без помощи!
Еремеев вздохнул:
— Ну что ж, если он, по-вашему, совсем уже… — Вздох, кажется, получился довольно-таки правдивый.
— Да хрен его разберет, совсем он или не совсем, — отозвался таксист Володя. — Все-таки лучше правда его в больничку, от греха… — Он взял старика на руки: — Давай-ка прокатимся, дедуля.
— Старика отвезешь — и возвращайся, — напутствовал его Небрат. Сам он явно не собирался покидать лавку древностей. — Иди машину дедуле своему открой, — бросил он мальцу.
Тот, однако, посмотрел на него взором совершенно уж идиотическим и, не подумав стронуться с места, залопотал:
— Дедуля на машинке, дедуля — би-би!
Детектив выразительно посмотрел на Еремеева, но командовать им все-таки не решился и, в сердцах сплюнув, сам пошел открывать машину.
Едва он и Володя со стариком Шмаковым, которого таксист довольно трогательно держал на руках, покинули лавку, Еремеев немедленно захлопнул железную дверь и запер ее на два крепких засова. Небрат мгновенно понял, что его провели и забарабанил сначала в дверь, потом в окно:
— Дмитрий Вадимович, извольте открыть!..
За ним внимательно наблюдал нищий, причем Еремеев отметил, что нищий уже не тот, одноногий, а другой, без обеих ног. Оставалось лишь диву даваться, чем так уж приманивала нищих эта Щитораспределительная улица.
Было, однако, не до того, чтобы размышлять на эту тему. Сыщик продолжал стучать в окно:
— Откройте, хватит дурачиться!
Вместо ответа Еремеев опустил на окнах жалюзи.
— Как думаешь, окно не разобьет? — обернулся он к мальчишке.
— Вряд ли, не такой он дурак, — сказал малец. — Небось видел, что на окнах система сигнализации. — И добавил: — Простите, вам придется минутку подождать. — С этими словами он отошел к умывальнику, расположенному на задней стене комнаты, и старательно стал мыть лицо.
Когда он закончил с этой процедурой и обернулся к Еремееву, мазня веснушек исчезла, лицо его неожиданно обрело совсем иные черты и оказалось весьма красивым, а глаза были не по-детски умны. И еще Еремееву теперь показалось, что он откуда-то знает мальчика, где-то видел его, причем совсем недавно, но вот где — не удавалось вспомнить никак.
— Так оно, по-моему, лучше, не правда ли? — улыбнулся мальчик.
— Куда уж! — только и проговорил Еремеев. ("Глаза! — подумал он. — Какие странные, совсем не мальчишеские у него глаза!")
— А как вам маскировочка под идиота?
— Вполне убедительная, — не мог не признать Еремеев. — Понять бы еще — зачем.
— На всякий случай. Подстраховка, — сказал мальчик. — К кому реже всего приглядываются? К больным, к нищим и к идиотам. Срабатывает естественное чувство стыдливости.
— А зачем тебе вообще понадобилось маскироваться?
— Это уже особый разговор, — ответил тот. — И давайте-ка лучше продолжим его в другом месте, а то этот тип, по-моему, сейчас у окна подслушивает. Идите за мной, — и он открыл какую-то неприметную дверь.
Что-то все-таки странное было в его лице, но Еремеев все еще не мог понять, что.
Он последовал за мальчишкой. Дверь вела в подвал. Спускаться пришлось по темной лестнице с низкими сводами, так что надо было идти пригнувшись.
Когда спустились, мальчик щелкнул выключателем, и Еремеев увидел, что подвальное помещение представляет собой просторную залу, обставленную вполне современной мебелью, на письменном столе стоял новейшего образца компьютер, на стеллажах вдоль стен располагалась целая библиотека из хорошо подобранных книг. К чести своей, Еремеев неожиданно обнаружил там и две книги своего собственного сочинения, одну из них со своим последним романом он непроизвольно взял с полки.
