Джанет Каган - РЕВОЛЮЦИЯ ЩЕЛКУНЧИКОВ (The Nutcracker Coup)
– По-моему, ничего не делать – это и есть работа дипломата.
– Ты прав: после этого мелкого эпизода я, вероятно, так или иначе, потеряю работу.
– Мое предложение остается в силе.
– Ты скажи мне правду: будь я пятнадцать минут назад в твоей команде, ты бы меня отпустил?
Ник расхохотался и ответил:
– Конечно, нет. Но по крайней мере я понял, почему ты откусила мне половину ладони.
– О Господи, Ник! Прости меня! Тебе больно?
– Ага. Но извинения я принимаю и в следующий раз не дам тебе такой возможности.
– В следующий раз?
Он, все еще ухмыляясь, кивнул. Что же, Ник и вправду был реалистом.
– Привет, Ник, – услышали они знакомый голос. Рядом стоял Тейтеп. – С возвращением.
– Привет, Тейтеп. Вы, ребята, устроили здесь настоящий спектакль. Что будет дальше?
Тейтеп потрещал всеми иглами и проговорил:
– Вы можете предполагать не хуже, чем я. Никогда не участвовал ни в чем подобном. Кортен до сих пор смеется. – Он повернулся к Мэри. – Поделимся? Я был слишком занят в тот момент, чтобы наблюдать. Вы с Ником спаривались? Если будете снова, разрешите мне посмотреть?
Мэри залилась краской до шеи, а Ник преувеличенно весело расхохотался.
– Ты ему объясни, – твердо сказала Мэри Нику. – Правила спаривания вне моей дипломатической юрисдикции. А я пока еще в дипломатическом статусе – по крайней мере до того, как мы вернемся в посольство.
Тейтеп уселся на задние лапы, нетерпеливо ожидая объяснений от Ника. Мэри поспешно заговорила сама:
– Нет, Тейтеп, это не было спариванием. Я была так испугана за вас, что хотела вмешаться, и... ну, я не знаю, что бы я сделала, но я просто не могла оставаться в стороне и позволить Халемтату вас изувечить. – Она сердито посмотрела на Ника и закончила: – Ник боялся, что меня поранят, и применил силу.
Тейтеп от удивления вытаращил глаза
– Мэри, вы намеревались сражаться из-за меня?
– Вы же мой друг!
– Благодарю вас, – сказал он торжественно. Повернулся к Нику, – Вы были правы, когда удерживали ее. Трещать – это лучше, чем сражаться. – Он снова повернулся к Мэри и добавил: – Это вы показали нам, как трещать на Халемтата. – Он встряхнулся всем телом с. шумом, похожим на звук сотни барабанчиков. – Халемтат поджал хвост и убежал от нашего треска!
– И что теперь? – спросил Ник.
– Теперь я намерен пойти домой. Сейчас обеденное время, и я так голоден, что готов съесть целое дерево.
Он поднялся на лапы и двинулся к дому. Толпа уже рассеялась. Мэри это казалось странным и разочаровывающим, пока она не поняла, что празы расходятся со смехом Тейтеп приостановился рядом с грузовиком и сказал:
– Ник, я действительно хочу, чтобы вы поделились насчет спаривания людей. Ведь я должен понимать, когда Мэри сражается, а когда спаривается. Тогда я бы знал, нуждается ли она в помощи или... или никакая помощь ей не нужна.
Мэри снова побагровела. Ник сказал:
– Я расскажу вам об этом все, когда обоснуюсь на месте.
– Благодарю вас. – Тейтеп зашагал к дому так беспечно, будто ничего необычного не произошло. По сути, всю толпу, смеющуюся и болтающую, можно было принять за компанию, возвращающуюся с пикника при заходе солнца.
* * *К моменту возвращения в посольство Мэри была уже безработной. Кларенс даже угрожал ей выдворением с планеты на грузовом корабле, однако Ник объявил, что у Кларенса нет права отсылать кого бы то ни было из его, Ника, этнологов.
Через пару дней вся компания – Ник, Тейтеп и Мэри – собралась, чтобы выбрать рождественское дерево из заповедника Халемтата.
Ник поинтересовался:
– Тейтеп, как революция – продолжается? Вместо ответа Тейтеп затрещал иглами по всему телу.
– Это хорошо, – сказал Ник.
– Не исключено, у меня будут хорошие новости, чтобы поделиться с вами на рождественской вечеринке, – добавил праз.
– Тогда мы ждем вечеринки еще больше, чем обычно, – улыбнулась землянка
– А я привез прямо с Земли сюрприз для Мэри, – сказал Ник. – Но пока это секрет.
– Не поделитесь? – спросил Тейтеп.
– В сочельник. Я думаю, после того, как вы сообщите свои новости.
* * *Вечер у елки был в самом разгаре. Импровизированный рождественский хор пел чешские гимны – подарок Эсперанцы всем сотрудникам. Кларенс так размягчился от рождественского пунша, что предложил Мэри вернуться на работу – если она не будет проявлять строптивость. Она тоже размягчилась, но сказала «нет» – правда, вежливо.
Наконец появился Ник вместе с Тейтепом, Чорниэном, Чейлам и их детьми. В перерыве между двумя гимнами он помахал импровизированному хору, призывая к молчанию.
– Внимание! – прокричал он, перекрывая общую болтовню. – Пожалуйста, внимание! У Тейтепа есть сообщение для всех! – Когда наступила тишина, Ник повернулся к Тейтепу и сказал: – Вам место.
– У меня есть место, – возразил Тейтеп.
– Это значит, можете говорить, – пояснил Ник. – Поверьте, не одна Мэри хочет узнать новости.
Тем не менее Тейтеп обратился именно к Мэри:
– Мы все навещали Халемтата. И Халемтат согласился: впредь никто не будет острижен, если пять жителей той же деревни не согласятся, что проступок заслуживает столь сурового наказания. Выбирать этих пятерых будем мы, а не Халемтат. Далее, с сегодняшнего дня каждый может говорить все, что угодно, без страха быть остриженным. Выражение своего мнения впредь не будет наказуемо.
Вся компания разразилась аплодисментами. Ник сиял. Тейтеп вынул из сумки лист пергамента и сказал.
– Видите, Мэри? Халемтат подписал это и прокусил.
– Как вы заставили его согласиться?
– Мы смеялись над ним и щелкали орехи своими щелкунчиками перед дворцом три дня и три ночи подряд.
Чорниэн добавил:
– Сказал, что подпишет все, что угодно, только бы мы ушли и дали ему поспать. – Он поднял огромный пакет, который принес с собой. – Посмотрите, это чищеные орехи!
Мэри уже почти жалела Халемтата. Она приняла пакет и со смехом высыпала на стол его содержимое.
– Это слишком важно для того, чтобы просто взять и съесть, – сказала она, отходя от стола, чтобы полюбоваться горой орехов. – Вы убеждены, что их не надо поместить в музей?
– Важно то, – ответил Тейтеп, – что я могу говорить все, что хочу. – Он бросил орех в рот и сжевал его. – Халемтат-талемтат! – провозгласил он и от удовольствия затрещал иглами.
– Кортен выглядел так, будто объелся верста, – сказал Чорниэн. Не понимая этого выражения, Мэри покосилась на Ника. Тот объяснил:
– Мы бы сказали: «Словно сжевал лимон». Тейтеп подошел к Нику.
– Делитесь, Ник, – где ваш сюрприз для Мэри? – сказал праз.
Тот полез под стол. Секунду поискал, вынул большой пухлый пакет и водрузил его на стол рядом с горой орехов. Мэри успела подхватить горсть-другую плодов, помешав им ссыпаться на пол.
Ник прикрыл пакет ладонью и сказал:
– Обождите. Я сначала объясню. Понимаете, Тейтеп, каждая семья привносит что-то свое в рождественские традиции, так же, как ваш народ – в традиции Пробуждения. В семье Мэри свои правила, но на этот раз я прошу ее следовать моим. – Он снял руку с пакета и подал его Мэри. – Теперь можешь открыть.
Вернув орехи в кучу, она взяла пакет и вскрыла его, как принято на Рождество – с энтузиазмом. Внутри была коробка, а в ней – куча ярких картонных трубок со сверкающими звездами, полосами, горошинками и даже целым косяком зеленых металлических рыбок
– Фейерверки! – вскрикнула Мэри. – Ох, Ник... Он положил палец ей на губы и распорядился:
– Погоди... Ты выбрала сегодняшний вечер для сочельника потому, что это надлежащее время в году планеты. А кроме того, ты говорила, что торжества на Земле и других человеческих планетах не совпадают...
Мэри кивнула. Лицо Ника медленно расплылось в улыбке. Он объявил:
– Но они совпадают. В этом году на Земле сегодня Четвертое июля*[*День Независимости основной государственный праздник США традиционно отмечается фейерверками]. Так что сегодня будут фейерверки.
Простодушная дерзость в выражении его глаз заставила Мэри посмотреть в сторону, но, повернувшись, она встретила взгляд Тейтепа, исполненный ожидания. По-видимому, все празы хотели увидеть, что выбрал для нее Ник и правильно ли он выбрал
– Да, – сказала она, обращаясь к Тейтепу, но улыбалась при этом Нику. – А сверх всего, сегодня День Независимости и на планете Празднество. Давайте запускать фейерверки!
И тогда небо над Празднеством озарилось «римскими свечами», взрывающимися звездами и всеми видами огней, которые Мэри помнила за свою жизнь, при всех празднованиях Рождества и Дня Независимости. Люди на улицах охали и ахали, а местные трещали иглами. Хлопки и взрывы разбудили Халемтата, но поделать он ничего не мог – вышел на балкон и стал смотреть.
