Роман Злотников - Время Вызова. Нужны князья, а не тати
Он как раз заканчивал с третьим, когда слева, со стороны башни, послышался ритмичный приглушенный звон. Андрей развернул танк. Ого, противник открыл огонь на поражение. Он издевательски захохотал:
— А вот это зря-а-а, ПАЦАНЫ… Для того чтобы пробить мою броню, надо иметь калибр не меньше ста миллиметров, а не сраные девять.
Он зло рванул кулису. Танк захрустел гусеницами по битому кирпичу и буквально прыгнул вперед. Трое придурков, лупящих по танку из пистолетов, вопя, брызнули в стороны. Андрей притормозил, примерился и направил свой «Т-72» в ближний угол ненавистного дома. Тот задрожал и осел на танк всей своей немалой массой. Торсионы заскрипели. Андрей переключил передачу и рванул кулисы. Старина «Т-72» не подвел. Взревев дизелем, он выкарабкался назад, сопровождаемый грохотом осыпающихся кирпичей. Андрей развернул танк, нацелившись на соседний угол, и остановился. Он не хотел убивать тех, кто в доме, а значит, надо было дать им время выскочить. Через несколько мгновений на двор вывалилась целая толпа орущих полуодетых женщин, вопящих детей, кутающихся в халаты и пледы мужиков. Андрей газанул, ревом дизеля подгоняя тех, кто еще задержался в доме, и уже положил руку на рычаг переключения передач, как вдруг его внимание привлек какой-то тип в вызывающе элегантном костюме и с «испанской» бородкой, стоявший в стороне, у бассейна. В отличие от всех остальных, он не орал, не бегал и вообще стоял совершенно спокойно, будто наслаждаясь всем происходящим. Видно почувствовав, что Андрей на него смотрит, тип поднял руки перед собой и несколько раз торжественно приложил ладонь к ладони, будто демонстрируя аплодисменты, а затем сложил руки на груди, как бы давая понять, что готов и дальше наслаждаться зрелищем. Андрей хищно усмехнулся и включил передачу…
Глава 2
— Все готово, Вить.
Танечка, секретарь директора, выложила на стол его трудовую книжку. Виктор не глядя сгреб ее со стола и сунул в карман. А что там смотреть? Все давно известно — уволен по статье, за нарушение трудовой дисциплины. Можно сказать, «волчий билет».
— Зря ты так, — расстроенно произнесла Танечка. — Повинился бы — Алевтина Михайловна и простила.
— Может, и зря, — тихо буркнул Виктор, — да только теперь уж ничего не изменишь.
В этот момент дверь директорского кабинета распахнулась и на пороге появилась сама Алевтина Михайловна. Танечка тут же выпрямила спинку и напустила на себя строгий вид. Не дай бог директриса подумает, что ее секретарша любезничает с выгнанным с позором учителем…
— Вот, Крагин, распишитесь в получении, — холодно произнесла она, пододвигая к Виктору копию приказа о его увольнении. Виктор наклонился и размашисто поставил свою подпись, затем выпрямился и скользнул по директрисе спокойно-независимым взглядом. Взгляд Алевтины Михайловны был насмешливо-высокомерным.
— Ну спасибо, Татьяна Алексеевна, — буркнул Виктор, — пошел я.
— Всего хорошего, — равнодушно бросила Танечка, склоняясь над пишущей машинкой…
Когда за спиной Виктора захлопнулась дверь приемной, Алевтина Михайловна покачала головой.
— Да-а, гонору в нем…
— Подумаешь… — подобострастно поддакнула Танечка, — строят из себя.
Директор бросила в ее сторону одобрительный взгляд.
— Ничего, сейчас побегает без работы — пообломается. Или в грузчики пойдет… Ну да ладно, что мы все о нем да о нем, зайди, мне продиктовать надо…
На ступеньках школы сидели пацаны из секции. Увидев его, они вскочили на ноги и хором, но вразнобой поздоровались:
— Здравствуйте, Виктор Петрович.
— Привет, ребята!
Виктор остановился и пожал каждому руку, чувствуя себя несколько не в своей тарелке под обстрелом детских глаз, в глубине которых отчаянно горела надежда на чудо. О его конфликте с директрисой знало множество народу. И о том, что педсовет постановил уволить его «по статье», тоже. А это означало, что и секция также накрывается медным тазом. Ибо доступ к спортзалу ему тоже перекрывали напрочь, а педагога с такой записью в трудовой книжке в другую школу никто не возьмет. Снимать зал? Это означало резко поднимать плату за занятия. А из тех пацанов, что ходили к нему заниматься, две трети не могли платить больше, чем уже платили. Вернее, даже три четверти…
— А вас все-таки уволили? — не выдержал Стасик, самый маленький и шустрый из всех.
— Да. — Виктор расстроенно кивнул. — Так уж получилось, простите…
Пацаны тут же загалдели, перебивая друг друга, стали уверять, что они все понимают, и так и надо, и эта директриса сама…
— Так, стоп! — вскинул руки Виктор. — Инин, Пагрушев — упор лежа, десять отжиманий!
Инин молча упал на руки, а Толька Пагрушев возмущенно вскинулся:
— За что?
— Подумай! — качнул головой Виктор.
— Да ведь она ж… — начал тот, но, наткнувшись на спокойный взгляд Виктора, сник и опустился в положение упор лежа. В секции действовало суровое правило. Оценивать можно каждого — хоть сверстника, хоть президента, но высказывать суждение или критиковать — только тех, по сравнению с которыми ты сумел добиться большего. Поэтому взрослые для пацанов были как бы вне критики. Мол, сначала вырастите, станьте кем-то, а уж затем… Как-то раз, во время очередного пьяного выверта нашего Гаранта в раздевалке разгорелся жаркий спор. И Виктор прекратил его фразой:
— Один умный человек сказал: «Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами и парикмахерами».
— Виктор Петрович, — разгоряченно встрял Пагрушев, — неужели вы считаете…
— А ТЫ, Пагрушев, еще даже и не парикмахер, — закруглил разговор Виктор и жестко закончил: — Все ясно?
— Ясно-о… — уныло протянули остальные, и разговор увял. Наверное, такой подход был не слишком правильным, но Виктор терпеть не мог людей, которые громогласно ругают всех и вся, а свое собственное дело делают из рук вон плохо, находя для этого сотни «железных» оправданий: и начальники у них идиоты, и подчиненные уроды, и сослуживцы все вокруг лентяи и бездари, и в стране бог знает что творится — а вы хотите…
— Значит, так, ребята, — начал Виктор, — секция у нас пока распускается. Что будет дальше — посмотрим. Если будет возможность — поддерживайте форму, но только общефизическими упражнениями. Никаких бросков и спаррингов на необорудованных площадках — поломаетесь.
— Виктор Петрович, а поход?
Каждое лето они с пацанами ходили на байдарках по рекам и озерам. Однако получится ли что-то на следующее лето, Виктор не мог представить даже и без проблем с увольнением. Спортклуб, в котором они брали напрокат лодки и палатки, был на грани закрытия. Людям как-то перестало быть интересно все — от собственного здоровья до открытия мира, все бросились зарабатывать деньги…
— Ну… поход ведь планируется летом? А сейчас осень. Так что… поживем — увидим. — Он с деланной уверенностью улыбнулся: — Ну ладно, ребята, всем пока. У меня еще сегодня много дел…
Едва он завернул за угол школы, как пришлось притормозить. Дорогу перекрывал огромный джип с затонированными до черноты стеклами. Виктор тихонько вздохнул. Он знал, чей это джип, и предполагал, какой разговор ему предстоит…
Когда он подошел вплотную, огромная правая передняя «калитка» медленно распахнулась и густой сочный бас негромко произнес:
— Витя, не торопись, разговор есть.
Виктор остановился. Щелкнула левая передняя дверь.
— Ты присядь. Как говорят, в ногах правды нет.
Виктор хмыкнул.
— А в чем тогда — в жопе?
— Ну вот ты уже и ощетинился, — неодобрительно произнес хозяин джипа, — а ведь я к тебе по-доброму…
Виктор вздохнул.
— Да уж, извините, Владимир Николаевич, сорвалось… — И полез внутрь джипа.
— Ну ничего, ничего, — успокоил его хозяин машины, — я ведь понимаю, каково тебе сейчас.
Виктор уселся на широкое кожаное кресло, почти диванчик, и повернулся к собеседнику.
— Вот, знакомься, — произнес Владимир Николаевич, кивая в сторону человека, уютно устроившегося на заднем диване. — Бальтазар Иннокентьевич. Мой, так сказать, финансовый советник.
Виктор вежливо кивнул:
— Очень приятно, Виктор.
Финансовый советник, обладавший столь экстравагантным именем, впрочем, вполне соответствовавшим его внешности (Виктор до сих пор подобные элегантные «испанские» бородки видел только у актеров в кино), доброжелательно улыбнулся и кивнул в ответ.
— Я вот интересуюсь, — начал разговор Владимир Николаевич, — ты что дальше делать думаешь?
— Пока не знаю, — пожал плечами Виктор, — только… Владимир Николаевич, я вас очень уважаю — и как тренера, и как человека, но к вам я не пойду.
— А ты подумай. Я своих не обижаю. Вон Игорек, и помоложе тебя, и на ковре, прямо скажем, тебе не чета, а за полгода у меня уже на «девяносто девятую» накопил.
