Андрей Столяров - Изгнание беса (сборник)
– К черному ходу!..
Совет был толковый. Сергей тут же припомнил, что Котангенс во сне действительно заходил куда-то туда – в три секунды очутился опять в машине и сказал, хлопнув дверцей и выжимая сцепление:
– Молодец, Муся, правильно. Но ты все-таки из «москвича» не высовывайся.
– Я боюсь за вас, Сергей Николаевич…
– Бойся, а из машины не вылезай!
– Мне, Сергей Николаевич, страшно, что она вас как-нибудь – подкараулит…
– Ничего-ничего, мы тоже – не дураки!..
Торопясь, он взял с места с ненужной поспешностью: в «москвиче» что-то гукнуло, и он простуженно захрипел. На секунду Сергей испугался – не произошла бы поломка, но мотор лишь чихнул, а потом загудел, выправляясь. Вероятно, ничего серьезного не случилось. Мимоходом Сергей подумал, что он устроит ему внеочередное мытье: смажет, вычистит, поменяет прокладки – каждый винтик подтянет, чтоб больше там ничего не гукало. Дрюню к этому привлечет. Если все, разумеется, завершится благополучно.
Впрочем, думать о профилактике сейчас было не время. Фары жутко выхватывали чернеющие парадные из темноты. Почему-о свет во многих из них отсутствовал. И отсутствовал свет в переулке, куда они завернули. К счастью, ехать здесь было всего метров сто, но Сергей, тем не менее, успел поинтересоваться у девочки:
– Слушай, Муся, а ты с самой Альдиной когда-нибудь дело имела? Что она собой представляет, как с ней вообще обходиться?
Он надеялся, что Муся ему хоть что-то подскажет.
Но спокойная девочка Муся лишь удрученно вздохнула и чуть-чуть, как в ознобе, передернула худыми плечами.
– Я ее даже никогда не видела, – сказала она. – Я ее только чувствую – знаю, что она чего-то боится, чем-то вы ее очень серьезно обеспокоили. И теперь она вас и ненавидит, и опасается одновременно.
– Любопытно, – заметил Сергей. – А чего именно она опасается?
– Я не знаю…
Муся снова поежилась и, откинувшись на сиденье, полуприкрыла ладонью лицо. Она точно высматривала в ночи что-то неразличимое. Сергей вывернул руль, и «москвич» вполз под арку, откуда начинались задворки. Свет успел очертить – бетонные стены, помойку и ящики, вздымающиеся штабелями. Проступили решетки, скрывающие первый этаж.
А затем фары погасли, и Сергей тут же затормозил.
Ему вдруг показалось, что на ветровое стекло набросили покрывало. Мрак заполнил кабину, девочка Муся вскрикнула. Разбираться, что там случилось с проводкой, было сейчас не с руки: Сергей, будто катапультированный, вылетел из машины – дверца хлопнула, шаркнула под ногой деревяшка, – и он замер, выставив перед собой лезвие топора.
Сердце у него так и подпрыгнуло. Двор был страшный, обширный, заваленный тарой и мусором. Звездный свет проникал в него, как в колодец: едва серебрился бетон. А меж выступами и неровностями копились могильные тени. И действительно, одна из этих теней ворохнулась, и вдруг стали угадываться ее пальчатые очертания.
– Пришел все-таки, – сказала она женским капризным голосом. – Значит, все же решил удостовериться собственными глазами. Ну и как? Каково, так сказать, непосредственное впечатление?
Тень, как будто амеба, бесшумно переместилась вперед и расправилась, оказавшись теперь в свободном пространстве. Сергей в эту секунду ясно видел ее: гладкая лиловая кожа, перечеркнутая морщинами, над отеками пальцев – желтоватая кромка ногтей, и обрубок запястья, сидящий на сером бетоне. Словно высунулась из-под земли рука великана. Значит, вот как Альдина выглядит по-настоящему.
Топорик у него задрожал.
– Мне нужен Дрюня, – сказал он, пытаясь придать голосу твердость. – Отпусти Дрюню, и я обещаю, что сразу уйду. Давай разграничим сферы существования. У меня будет – день, а у тебя – ночь и вечер…
Он действительно верил тому, что сейчас предлагал. Но Альдина придерживалась, по-видимому, другого мнения.
– Хо-хо-хо, – сказала она с деревянными паузами, и не сразу дошло, что это означает веселье. – Хо-хо-хо. Какой ты теперь стал сговорчивый. Только жаль, что твоя сговорчивость уже ни к чему. Тот, кто сгинул во мраке, оттуда не возвращается. Это было бы нарушением всех правил и всех традиций. Своего щенка ты поэтому больше никогда не увидишь. Но себя самого ты, наверное, еще можешь спасти. Если ты сейчас оставишь девчонку, а сам вернешься домой. Я тогда даже, пожалуй, не трону твою подругу. Ветка, так ты ее, по-моему, называешь? Или, может быть, ты рассчитываешь на оружие, с которым пришел? Ерунда, оружие здесь бессильно.
Черный указательный палец бесшумно вытянулся к нему, кромка ногтя на нем была действительно желтоватая, а лиловая кожа – сухая и пыльная, как у питона. Волна дикого холода вдруг коснулась Сергея, промерзая, заныли ладони, он взмахнул топором и заметил, как лезвие проскочило сквозь потустороннюю мякоть – вероятно, безбольно и не нанеся повреждений.
Палец медленно распрямился.
– Ну вот видишь, – назидательно сказала Альдина. – Нет такого оружия, которое могло бы поранить меня. Ты, по-моему, в этом только что убедился. Отдавай мне девчонку и возвращайся домой.
Все-таки она почему-то нервничала. У нее отсутствовало сколько-нибудь сформированное лицо, а высокий безжизненный голос не обладал интонациями. И тем не менее, какое-то беспокойство чувствовалось – в суетливых подергиваниях, в настойчивости, с которой она торопилась его отправить. Точно все же она его слегка побаивалась. И, наверное, если б Альдина сумела свое беспокойство скрыть, то Сергей, вероятно, так никогда ни о чем бы и не догадался, но поскольку она волновалась, он заметил вдруг под указательным пальцем рубец и в каком-то озарении понял, что – это от игрушечной сабли.
Вот, оказывается, в чем было дело! Занесенный топорик остановился и потянул руки вниз. Потому что он и в самом деле ни на что не годился. Мертвое беспомощное железо. Сергея бросило в дрожь. У него даже даже локти ослабли, как будто не способные двигаться. Какой все-таки он безнадежный болван! Разжевали, казалось бы, поднесли на серебряном блюдечке, – на, глотай, но и этого почему-то не сделал. А ведь все так доступно и лежит на поверхности. Он как будто опять услышал недавний рассказ: «У меня, Сережа, был с собой меч, знаете, такой – палка оструганная, и прибита короткая поперечина вместо эфеса». Ведь Котангенс потому и погиб, что в этот раз у него была действительно палка – чуть заточенная, но не ставшая, как хотелось бы, настоящим оружием. Вот, в чем дело, мир детей, оказывается, умеет обороняться.
Теперь только б добраться каким-нибудь образом до багажника.
Сергей сделал легкий, почти незаметный шажок назад, и сейчас же девочка Муся, наверное, высунувшись, прошелестела:
– Дядя Сережа, я знаю, чего она опасается…
– Я тоже знаю, – не поворачиваясь, ответил Сергей. – Муся, ты могла бы тихонько открыть багажник?..
– Могла бы…
– Давай побыстрее…
Он скорее почувствовал, чем услышал звяканье связки ключей, а затем осторожное передвижение Муси к задней части машины. Она ступала на цыпочках и, наверное, пригибалась. И ползла еле-еле, чтобы Альдина ее не заметила. Сергей хотел сказать ей, что ключ – плоский такой, разлапистый, но побоялся, что Альдина насторожится. Он еще весь дрожал от своего внезапного озарения, и теперь лишь прикидывал, как выиграть хотя бы немного времени. Хоть чуть-чуть, хотя бы одну минуточку. Только чтобы девочка Муся успела открыть багажник. Ему очень нужна была эта одна минуточка. Но Альдина, вероятно, почувствовала, что он догадался. Или, может быть, не почувствовала, а просто потеряла терпение. Во всяком случае, она приблизилась метра на полтора и сказала, отбросив уже не требующуюся учтивость:
– Я гляжу, что разговаривать с тобой бесполезно. Это ж надо, какой упрямый учителишка попался. И кошмаров он не боится, и собственная жизнь ему не нужна. Ну теперь пеняй на себя, больше не на кого… – Она, медленно, как огромный куст, распрямилась и добавила, пожалуй, с некоторым уважением. – А вообще-то, ты, наверное, правильно делаешь, что не веришь. Я б тебя в живых все равно не оставила. Так, по крайней мере, погибнешь сражаясь…
Она, будто локатор, поймала Сергея в фокус и, слегка довернувшись, неторопливо двинулась на него, – чуть подрагивая кончиками согнутых пальцев. От нее исходили волны мертвого холода. Сергей медленно отступал, помахивая топориком. Он уже ощущал, как твердеет на лице открытая кожа. Лед тупыми иголками накапливался в груди. И когда отступать дальше уже было некуда, когда тело Сергея коснулось машины, поставленной поперек, и когда девочка Муся за его спиной прошептала: «Сейчас, дядя Сережа, минуточку»… – а он сам хотел крикнуть: «Не надо, Муся!.. Беги»!.. – из-под арки двора вдруг раздалось громкое: «Стой! Стрелять буду»!.. – а вслед за этим из кривоватого зева ее вывалился запаренный дядя Миша и, как полицейский из фильма, присел – жестко выставив локти и угрожая зрачком пистолета.
