Том Перротта - Оставленные
Том сознавал, что он плохо соображает. Переутомление препятствовало здравым размышлениям; к тому же он был слишком сосредоточен на малышке, на ее бесконечных потребностях и очень боялся потерять Кристину. Но все же он понимал, что должен подготовиться к испытанию, каким будет его возвращение домой. Разумеется, возникнут вопросы, когда он подъедет к дому отца на роскошном немецком автомобиле, который ему не принадлежит. Тем более что на лбу у него мишень, а компанию ему составляют девушка в состоянии жуткой депрессии, о которой он никогда не упоминал, и ребенок, причем даже не его собственный. Придется очень многое объяснять.
– Послушай, – произнес Том, замедляя ход при въезде на автостоянку. – Мне и самому противно, что я постоянно тебя достаю, но ты должна придумать имя малышке.
Кристина едва заметно кивнула, не то чтобы соглашаясь – просто давая ему понять, что она его услышала. Они поехали на центральную парковку.
– Чудно́ как-то, знаешь. Ей уже почти неделя. Что я скажу отцу? Это – моя подруга Кристина, а это – ее безымянный ребенок?
На автостраде было относительно свободно, но стоянка оказалась битком забита, словно всему населению земного шара разом приспичило в туалет. Они застряли в длинной очереди, двигавшейся еле-еле: нельзя было заехать на парковку, пока кто-то не освобождал место.
– Это ж не трудно, – продолжал Том. – Назови ее, как цветок, или птицу, или месяц. Например, Роуз, Робин, Айрис или Эйприл, как угодно. Все лучше, чем ничего.
Он дождался, когда «камри» задом выехал с парковочного места и скользнул на освободившийся пятачок. Припарковался, но мотор не заглушил. Кристина повернулась к нему лицом. На лбу у нее сияла бордово-золотистая мишень – такая же, как у него самого и у малышки. Том разрисовал их всех троих утром, прямо перед тем, как они покинули Кембридж. Это как эмблема команды, думал он, знак принадлежности к одному племени. Лицо Кристины, бледное и пустое, казалось, лучится болью, отражая любовь, которую он посылал в ее сторону, любовь, которую она отказывалась принять.
– Выбери сам, – промолвила она. – Мне все равно, как ее будут звать.
* * *Кевин глянул на дисплей своего телефона. Часы показывали 5:08. Нужно было чем-то перекусить, переодеться в спортивную форму и к шести быть на софтбольном поле. Это было осуществимо, но только в том случае, если Эйми через несколько минут уйдет на работу.
Жаркое солнце стояло низко, обжигая его палящими лучами сквозь верхушки деревьев. Он припарковался недалеко от тупикового конца улицы, за четыре дома от своего собственного, и сидел лицом к слепящему диску. Не идеальное место, но самое лучшее, какое он мог найти в сложившихся обстоятельствах, единственная удобная точка обзора на Ловелл-террас, с которой он мог следить за входной дверью своего дома, не опасаясь, что его мгновенно заметят те, кто входит в дом и выходит оттуда.
Он понятия не имел, почему Эйми задерживается. Обычно к четырем она уже уходила обслуживать ранних пташек в «Эпплби». Может, заболела, рассуждал он, или взяла отгул на сегодняшний вечер, а его не сочла нужным известить. Если это так, придется придумать что-то еще.
Глупо, что он не выяснил, думал Кевин. Ведь он разговаривал с ней по телефону несколько минут назад. Позвонил Джилл, как он это часто делал ближе к вечеру, чтобы уточнить, не нужно ли купить что-нибудь из продуктов, но трубку взяла Эйми.
– Привет, – поздоровалась она серьезнее, чем обычно. – Как прошел день?
– Отлично. – Он помедлил. – Вообще-то, своеобразно.
– Расскажи.
Он проигнорировал ее приглашение к долгой беседе.
– Джилл дома?
– Нет, только я.
Тут бы и поинтересоваться, почему она еще не на работе, но он слишком разволновался, представляя Эйми одну в доме.
– Ладно, – сказал он. – Тогда передай ей, что я звонил, хорошо?
Кевин сгорбился за рулем, надеясь сделаться менее заметным для Эйлин Карнахан. Та шла по тротуару в его сторону, выгуливая перед ужином своего дряхлого коккер-спаниеля. Вытянув шею, Эйлин – на ней была летняя шляпа с широкими нависающими полями – смотрела на Кевина озадаченно, пытаясь понять, что здесь не так. Прижимая к уху телефон, он виновато улыбнулся ей и взмахом руки – не могу сейчас говорить, – изобразил из себя занятого человека, который решает важные проблемы, а не шпионит за собственным домом.
Кевин успокаивал себя тем, что он не переступил черту дозволенного, – во всяком случае, пока. Но он думал об этом целый день и опасался находиться дома наедине с Эйми – не доверял себе, особенно после того, что случилось утром. Разумнее было бы какое-то время держаться на расстоянии, пока не будут восстановлены границы, те самые, что, казалось, стерлись за последние недели. Как и то, что она больше не называла его «мистер Гарви» или даже «Кевин», когда обращалась к нему.
– Привет, Кев, – поздоровалась Эйми, появившись, заспанная, на кухне утром.
– Доброе утро, – ответил он, неся в одной руке к буфету стопку блюдец, еще теплых, только что из посудомойки.
Ни в ее тоне, ни в манере поведения он не уловил кокетства. На ней были облегающие спортивные штаны и футболка – вполне пристойный наряд, по ее меркам. Единственное, что зафиксировало его сознание, – это привычную радость от встречи с ней, благодарность за всплеск позитивной энергии, переполнявшей его, стоило ему ее увидеть. Эйми направилась не к кофеварке, а остановилась перед холодильником, открыла дверцу и заглянула внутрь. И стояла так какое-то время, словно погруженная в раздумья.
– Что ищешь? – спросил Кевин.
Она не ответила. Отвернувшись от буфета – просто чтобы помочь Эйми, – он подошел к ней, и, стоя у нее за спиной, устремил взгляд поверх ее головы на знакомую беспорядочную кучу коробок, банок и пластиковых контейнеров, на мясные продукты и овощи, лежавшие в прозрачных пластиковых ящиках.
– Йогурт, – сказала Эйми, оборачиваясь к нему с улыбкой. Ее лицо находилось так близко, что он уловил ее дыхание, поутру несвежее, но вовсе не неприятное. – Я на диете.
Кевин рассмеялся, словно она сморозила глупость – идея и впрямь была бредовая, – но Эйми утверждала, что она настроена вполне серьезно. Должно быть, кто-то из них поменял положение – либо он подался вперед, либо она отклонилась назад, либо одновременно произошло и то, и другое, – потому что в следующее мгновение он вдруг почувствовал, как она прижалась к нему, ощутил тепло ее тела сквозь слои своей и ее одежды, так, будто они соприкасались обнаженной кожей. Не отдавая себе отчета, он положил руку ей на талию, чуть выше тазовой кости. Почти в ту же секунду она откинула назад голову, ему на грудь. Это было так естественно – вот так стоять и в то же время ужасающе страшно, словно они балансировали на самом краю утеса. Он отчетливо чувствовал эластичный пояс ее штанов, интригующую упругость ее тела под его ладонью.
– На дверце, – произнес он, продляя паузу дольше, чем следовало.
– А, ну да. – Эйми резко повернулась, отстраняясь от него. – Как я сама не догадалась?
Она схватила йогурт и пошла к столу, сверкнув в его сторону улыбкой. Он достал из посудомоечной машины остальную посуду. Голова гудела. Он все еще физически ощущал прикосновение ее тела, словно оно впечаталось в его плоть, как будто он был слеплен из мягчайшей глины. Целый день прошел, а ощущение не проходило, оттиск оставался там, где она его оставила.
– Черт, – выругался Кевин. Закрыв глаза, он покачал головой, не зная, сожалеет ли об этом инциденте или пытается в подробностях вспомнить все, что случилось.
* * *Лори не винила доставщика пиццы за то, что тот таращился на нее обалдевшими глазами. А как еще он мог отреагировать, когда дверь ему открыла женщина в белом с написанной от руки табличкой: СКОЛЬКО?
– Э… двадцать два, – пробормотал доставщик, как можно более невозмутимо, вытаскивая из сумки-термоса две коробки. Совсем еще молодой, примерно того же возраста, что и ее сын, широкоплечий, в шортах-карго и шлепанцах, выглядел он неряшливо, словно заскочил на Паркер-роуд по пути на пляж, но при этом был обаятелен.
Они неуклюже произвели обмен: Лори забрала у него пиццу, парень получил две десятки и пятерку – немыслимая трата наличных. Отступив на шаг, она замотала головой, давая понять, что сдачи не нужно.
– Спасибо. – Убрав в карман купюры, парень вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что происходит в доме, но, увидев за спиной Лори лишь пустую прихожую, быстро утратил интерес. – Доброй ночи.
Она принесла теплые тонкие коробки в столовую и положила их на стол. Их новые соседи, Эл и Джош, наблюдали за ней с беспокойством и неподдельным восторгом на лицах. После многих месяцев скудного питания на Гинкго-стрит пицца из кафе «У Тоннетти», должно быть, казалась им невообразимой, почти непристойной роскошью, словно они умерли и вознеслись на небеса сибаритства.
