Ким Харрисон - Плач демона вне закона (народный перевод)

— У тебя в качестве фамиллиара демон? — Молодой человек задрожал, и доктор Андерс взглядом велела ему заткнуться.

Мне это надоело, к тому же Таката заиграл одну из своих немногочисленных баллад, поэтому я покачала головой.

— Нет. Мы пришли к соглашению, что эта связь не может существовать, такова была сделка. Поэтому теперь я только свой собственный фамилиар.

Выражение лица доктора Андерс изменилось, теперь ее оно засветилось жадностью.

— Расскажи мне, как, — потребовала она, немного наклоняясь вперед, — я читала про это. Ты можешь тянуть лей-линейную энергию из своих мыслей. Так ведь?

Я посмотрела на нее с отвращением. Она унижала и позорила меня перед двумя классами, потому что я предпочитала магию земли лей-линейному колдовству, а теперь она думала, я скажу ей, как стать фамилиаром для самой себя?

— Будьте осторожны в своих желаниях, доктор Андерс, — сухо сказала я, и она в ответ злобно поджала губы.

Я наклонилась через свое согнутое колено, чтобы до нее дошли мои слова.

— Я не могу вам сказать, — тихо произнесла я, — если я расскажу, то я принадлежу ему. Так же, как вы принадлежите Тренту, только это гораздо более честная сделка.

Легкий румянец залил ее щеки.

— Он мной не владеет. Я работаю на него. Вот и все.

Ее интерн с беспокойством посмотрел на меня, когда я убрала ногу со стула и начала рыться в своей сумке.

— Он помог вам разыграть вашу смерть? — Сказала я, доставая свой сотовый и проверяя сообщения и время. Уже два часа ночи, и все еще никаких демонов, я все еще жива. Она ничего не сказала, а я, пролистав меню в телефоне, убедилась, что он стоит на вибрации, прежде чем убрать его и проверить свой пейнтбольный пистолет.

— Тогда вы принадлежите ему, — жестко добавила я, думая о Кизли, и надеясь, что для него это было по-другому.

Но доктор Андерс стояла на своем, шмыгая длинным носом.

— Я же говорила тебе, что это не он убивал тех лей-линейных колдунов.

— Зато он убил тех вервольфов в июне.

Стареющая дама опустила взгляд, и меня охватил гнев. Она знала. Может быть, даже помогала ему. Испытывая к ней всепоглощающее отвращение, я задвинула стул обратно, отказываясь на него садиться.

— Спасибо, что помогли мне с моей проблемой, — горько добавила я.

Мои обвинения вывели ее из себя, ее лицо покраснело от гнева.

— Я не могла рисковать и раскрывать свое прикрытие, помогая тебе. Я была вынуждена притворяться мертвой, или я бы умерла на самом деле. Ты еще ребенок, Рэйчел. Даже не смей думать о том, чтобы читать мне лекции о морали.

Я подумала, что могла бы получить от всего этого больше удовольствия, и под тихое убаюкивающее пение Такаты («Я любил тебя лучше всех… я любил тебя лучше всех») язвительно произнесла:

— Даже ребенок поступил бы лучше, не оставив меня в таком положении. Просто письма было бы достаточно. Или телефонного звонка. Я бы никому не сказала, что вы живы, — я подалась назад, крепко держа свою сумку, — а теперь вы думаете, что я рискну своей душой, чтобы рассказать вам, как накапливать энергию?

У нее хватило совести выглядеть смущенной. Оставаясь так же стоять, я сложила руки на груди и посмотрела на интерна.

— Как Квен? — Спросила я его, но доктор Андерс прикоснулась к его руке, не давая ответить.

— Одиннадцать процентов из ста, что он увидит рассвет, это его шансы, — сказала она, посмотрев на одну из дверей, — если он сможет прожить так долго, его шансы выжить увеличиваются до пятидесяти.

У меня задрожали колени, но я взяла себя в руки. У него был шанс. Трент позволил мне приехать, полагая, что его смерть неминуема.

— Трент говорит, что это моя вина, — сказала я, не заботясь о том, поймет ли она по моему побледневшему лицу, что я чувствовала себя виноватой, — что случилось?

Доктор Андерс взглянула на меня с тем холодным сдержанным выражением лица, которое она использовала для самых тупых студентов.

— Это не твоя вина. Квен похитил вакцину, — ее лицо скривилось от отвращения, и она совершенно не заметила виноватого взгляда интерна, — он взял ее из запертого шкафа. Она еще не была готова для испытаний, а тем более для употребления. И он это знал.

Квен принял что-то. Что-то, что, наверняка, изменило его на генном уровне, иначе он бы был в больнице. Меня охватил страх, когда я вообразила ужасы, на которые Трент был способен в своих лабораториях, больше я не могла ждать, я повернулась к двери, на которую смотрела доктор Андерс.

— Он там? — Спросила я и направилась туда, шагая быстро и решительно.

— Рэйчел, подожди, — как я и думала, меня окликнула доктор Андерс. Я сжала челюсти. Я подошла к двери Квена и рывком распахнула ее. Наружу вырвался прохладный воздух, он был каким-то образом более мягким, насыщенным приятной влагой. Свет был приглушен, и я заметила, что рисунок на ковре выполнен в успокаивающе зеленых тонах.

Доктор Андерс появилась позади меня, шум ее шагов заглушали звуки музыки. Мне бы хотелось, чтобы Дженкс был здесь, он бы смог предупредить меня о чьем-либо вмешательстве.

— Рэйчел, — требовательно произнесла она, в ее голосе зазвучали преподавательские нотки, — ты должна дождаться Трента.

Но я утратила всяческое к ней уважение, и ее слова для меня ничего не значили.

Я дернулась, пытаясь удержаться от жестокости, когда она схватила меня за руку.

— Сейчас же уберите свою руку, — сказала я низким и угрожающим голосом.

Ее зрачки расширились от страха, и, резко побледнев, она меня отпустила.

Откуда-то из темноты комнаты послышалось хриплое:

— Морган. Самое время.

Затем слова Квена превратились во влажный кашель. Это было ужасно, как звук рвущейся мокрой одежды. Когда-то я уже это слышала, от этих воспоминаний по мне прошла дрожь. Да пошло оно все в Поворот, что я здесь делаю? Вдохнув, я попыталась унять свой страх.

— Позвольте-ка, — холодно сказала я доктору Андерс, входя внутрь. Но она последовала за мной, закрывая дверь и почти заглушая музыку. Мне было все равно, раз она оставила меня в покое.

Напряжение немного отпустило, когда я вошла в полутемные апартаменты Квена. Здесь было здорово, низкие потолки и глубокие цвета. Немногочисленные предметы мебели оставляли много свободного места. Все было сделано для удобства одного человека, а не двух. У помещения имелась особая внутренняя атмосфера, успокаивающая мысли и утешающая душу. Там находилась стеклянная раздвигающаяся дверь, выходящая в каменистый дворик, и я была готова поспорить, что, в отличие от большинства окон в крепости Трента, это стекло было настоящим, а не его магическим заменителем.

Дыхание Квена слышалось со стороны узкой кровати в более темной части этой большой комнаты. Его глаза остановились на мне, он ясно увидел в моем взгляде одобрение его личных покоев и оценил это.

— Почему ты так долго? — Спросил он, осторожно произнося слова, чтобы снова не начать кашлять, — уже почти два часа.

Мой пульс участился, я прошла вперед.

— Там же проходит вечеринка, а ты меня знаешь, не могу устоять против таких вещей, — я усмехнулась, когда он фыркнул, и вздрогнула, когда после это ему пришлось бороться, чтобы выровнять дыхание.

Мне было тяжело от чувства вины. Трент сказал, что я во всем виновата. Доктор Андерс говорила, что это не так. Я постаралась скрыть свое напряжение за фальшивой улыбкой. Я сделала три шага по направлению к алькову. Он располагался ниже уровня пола, и я задумалась, было ли это из соображений безопасности или эльфийские штучки. Рядом стояло удобное кожаное кресло, которое, очевидно, принесли из другой части дома, и угловой столик, на котором лежал потрепанный дневник в кожаном переплете без указания имени владельца. Я положила свою сумку на кресло, хотя не чувствовала себя в праве на него садиться.

Квен пытался удержаться от приступа кашля, и я отвернулась в сторону, чтобы дать ему немного уединения. Рядом стояли несколько больничных каталок и капельница. Капельница была единственной штукой, подключенной к эльфу, и я порадовалась отсутствию отвратительного пиканья от монитора, показывающего сердечный ритм.

Наконец, дыхание Квена выровнялось. Набравшись смелости, я села на краешек кресла, оставив сумку позади. Доктор Андерс маячила на основном уровне пола комнаты, не желая преодолеть ментальный барьер из ступенек и присоединиться к нам. Я внимательно посмотрела на Квена, отмечая последствия того, чего ему стоила эта борьба против приступа кашля.

Его обычно смуглое лицо было бледным и изнуренным, а оспины на лице, оставшиеся после Поворота, казались совершенно красными, как будто они были живыми. Темные волосы спутались от пота, между бровями пролегли морщины. Его зеленые глаза блестели, в них горело такое свирепое чувство, что внутри у меня все содрогнулось. Однажды я уже видела подобный блеск. Это был взгляд человека, который уже видел свою приближающуюся смерть, но он все равно продолжал бороться. Проклятье. Да будь оно проклято ко всем чертям!