Александр Бачило - День гнева (сборник)

— Убедите их, пусть они не торопятся, — услышал я голос, усиленный мегафоном. — Нижний перевал завалило, его сейчас расчищают. Автобус и все прочее будет здесь часа через три. Постарайтесь их убедить.

Я повторил услышанное малайцам. Впрочем, они и сами все слышали. Они недоверчиво покачали головами.

— Крикни им, чтобы они поторопились, — сказал мне Роджер. — Мы не хотим ждать. Нам плевать на ваши перевалы. В конце концов, нас устроит и армейский вертолет, разумеется, с пулеметами. Крикни им, что через каждые три часа мы будем расстреливать очередного заложника, а потом взорвем поезд и себя. Мы устроим такую бойню, что вас и через много лет будут презирать за нее.

Он неудачно привстал, на мгновение попав в створ открытого окна, и пуля тотчас разнесла в щепы подлокотник кресла. Роджер улыбнулся.

— Автобус скоро придет, — сказал я ему как можно спокойнее. — Все условия будут выполнены. Надо лишь подождать.

7

Будь внимателен к заказчикам, Эл, это вовсе не третье дело. Если заказчик не уверен в успехе, он будет мешать тебе. «Ну, магистр, когда вас постигнет удача?» Если заказчик уверен в успехе, любое разочарование ослепит его.

…белые зубы, свежее дыхание весьма уместная реклама для общества, четвертые сутки находящегося в запертом заминированном вагоне.

Малаец Йооп, похожий на крохотную обезьяну в берете, сидел в углу и негромко молился. Слова молитвы он произносил по-малайски, щебетал негромко, никто ему не мешал. Зато Пауль нервно и злобно скалился, не вступая, впрочем, в пререкания — люди слишком были измучены. Фермеры, вытащив из-под сиденья плетеную корзину, экономно раздавали заложникам последние сохранившиеся у них яблоки.

Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, вдруг сжал ладонями виски. «Что пользы человеку от всех его трудов?..»

Мне послышалось?

«Всему свой час, и время всякому делу…»

Нет, мне не послышалось. Триммер цитировал, цитировал «Книгу Екклесиаст». «Время родиться и время умирать…» Сказано точно… На какое-то время я отключился, провалившись в тяжелый сон. К сожалению, и во сне, объятый тревогой, я брел по какой-то лесной поляне… Еще там был ручей, он был перегорожен плотинами, но в бревенчатых хатках, торчащих над водой, сидели, кажется, не бобры…

Я не успел понять, кто же там сидел в этих хатках, — меня разбудили выстрелы.

Мой медлительный сосед смиренно сидел под взрывным устройством, крепко к нему привязанный. Долгополым пальто он укрыл колени. Наверное, он мерз. Быстро осмотрев вагон, я отметил отсутствие старика, еще пару часов назад развлекавшего заложников бесконечными рассказами о бобровом штате. Старик, радуясь, твердил про какую-то реку Брейн (не знаю, где такая течет), о бобровых плотинах, растягивая гласные, он утверждал, что форель ловится там большая. Жилистыми руками старик показывал, какая форель большая.

Его увели?

— Да, — медлительно кивнул мой сосед. — Вы спали.

— Зачем они это делают?

— Вероятно, их требования не удовлетворяются.

Он мог и не объяснять мне этого, но он объяснил. Я счел это хорошим знаком. Он постоянно сбивал меня с толку. Он был Шеббс, я же видел его фотографии и имел о нем представление, но вдруг что-то менялось, и он переставал быть Шеббсом. Это мне не нравилось. Когда он переставал быть Шеббсом, он становился еще медлительнее, и он видел меня насквозь, так мне казалось. Я лгал ему, и он видел, что я лгу. Я говорил правду, и он понимал, что я говорю правду. Неприятная особенность. Он здорово походил на Шеббса, проведшего полжизни в Ливенуорте, и в то же время он явно не мог им быть. Его глаза не походили на глаза хронического уголовника.

Я усмехнулся.

Я слишком хорошо знал, что глаза человека вовсе не всегда отражают его душу. Дело тренировки, не более.

Наверное, я мог при случае залезть в карманы этого человека. Странно, что мне как-то не приходило это в голову. Впрочем, что толку увидеть очередное удостоверение, что мне это даст?

Я не понимал его. Он меня раздражал.

— Что вы думаете обо всем этом?

Я спрашивал негромко, чтобы никому не мешать, Он отвечал так же негромко:

— Наверное, то же, что и вы.

— Вам жаль этих людей?

Он медлительно поднял на меня смутные глаза, он действительно видел меня насквозь:

— Зачем вам это?

Я пожал плечами:

— Надо же что-то делать…

Он не ответил. Он будто заранее знал, что я ему скажу. Конечно, это было совсем не так, просто сдавали нервы, но я все равно чувствовал, он заглядывает мне в душу.

Нет, это был не Шеббс…

— Почему вы сказали, что Пауль скоро умрет?

Я не мог, я не хотел выводить его на разговор о змеях, пожирающих друг друга — красной и зеленой. Они так и красовались на светлой коже испоганенного кресла. Я не мог спросить: вы ли это сделали? — просто не мог. Интуитивно я чувствовал, это даже опасно.

Ответ моего соседа был прост:

— Потому, что Пауль действительно скоро умрет.

— Вы ясновидец?

— Нисколько.

— Почему же вы так говорите?

— Разве это не общий удел?

— Мы умрем все? — я затаил дыхание. Вопрос мне не нравился и самому, но… «Прогулка», — вспомнил я слова шефа… И сказал своему соседу: — Вы говорите обо всем этом так спокойно…

— Почему нет? Разве возможен какой-то иной вариант?

Я вдруг засомневался, говорим ли мы об одном и том же, и спросил:

— Нас убьют малайцы?

Он задумался.

Он думал долго.

Потом он сказал:

— Малайцы ищут не там…

И совсем замолчал.

А я подумал: это не Шеббс. Этот человек сбивал меня с толку. Преступники не перерождаются, преступление, как правило, отупляет преступника.

— Вы вошли в поезд в Спрингз-6?

Он медлительно кивнул.

— Я не видел вас на перроне.

— Я видел вас… — Он сидел опустив глаза, он не смотрел на меня, он старательно отталкивался от моей лжи. — Было темно, но я вас видел. Вы стояли на перроне, курили, разговаривали с кассиром. У меня сложилось впечатление, что вы кого-то ждали…

Я чуть не ответил: вас!

Но сдержался, не ответил, спросил в свою очередь:

— Почему у вас сложилось такое впечатление?

Он покачал головой:

— У вас было такое лицо… — он наконец поднял на меня глаза. Они были смутные, я не видел в них дна. Я ждал, что же он скажет, но он замолк, он ничего не захотел добавить к сказанному.

Мы помолчали.

Он сбивал с толку.

Он то походил на Шеббса, просто не мог не быть им, то вдруг превращался в задумчивого философа. Джекки, старый его приятель, в свое время хорошо нам его обрисовал. Джекки знал Шеббса. Когда они бродили по осенним лесам бобрового штата, разыскивая утерянные Шеббсом деньги, Шеббс много ему о себе рассказывал. А в Джоплине, где они снимали комнату, Джекки видел своего приятеля под душем. Ноги Шеббса оказались фиолетовыми до самых колен, каждая вена вздута, сплошное пурпурно-голубое месиво. Он тогда спросил: что это у тебя? И Шеббс объяснил: когда он падал на землю, сначала его ударило о сухое дерево, а потом еще тащило по скальному грунту, усеянному обломками камней. Там, наверное, и сейчас видны борозды, а у него ботинки были полны крови…

Джекки не знал, насколько можно верить Шеббсу, уж слишком тот иногда зажигался. Впрочем, за себя Джекки был спокоен, свое он в любом случае получит. Он не зря вытягивал из Шеббса подробности. Если они найдут пластиковый мешок с деньгами — отлично, если не найдут — тоже ничего страшного. Он, Джекки, попросту напишет книгу о приключениях своего приятеля. Он твердо решил написать такую книгу. Самое забавное: она оказалась никуда не годной, но он ее написал. По рукописи мы с Джеком Беррименом и вышли на Джекки…

Но с Шеббсом Джекки не было скучно.

То вдруг Шеббс, повинуясь тайным течениям своего воображения, начинал все отрицать. Он вовсе не прыгал на парашюте, он не умеет этого, он не видел никаких денег. Он всего лишь один из сообщников, даже не главный, а самолет угнал один из пилотов. Он, Шеббс, если и действовал, то действовал на земле. Да и как он лог угнать самолет? Шеббс наивно разводил руками. Ну, угнать, может, и угнал бы. Но откуда ему было знать, что «Боинг-727» один из немногих пассажирских лайнеров, которые можно покинуть прямо в полете, естественно, воспользовавшись парашютом. Кстати, позже, именно из-за этого случая, все машины данного типа были переоборудованы: на них был поставлен так называемый «блок Ш», который сделал невозможным выпуск кормового трапа в полете.