Кори Доктороу - Младший брат
Как нарочно, мы все время поднимались в гору. Постепенно захудалость Тендерлойна сменялась великолепием Ноб-Хилла. Дыхание вырывалось из моей груди с мучительным хрипом. Маша вела меня по закоулкам; мы появлялись на больших улицах только для того, чтобы снова нырнуть в какой-то незаметный переход.
Свернув в один из таких переулков под названием Сабин-плейс, мы услышали позади себя чей-то голос:
— Стоять! Не двигаться! — В нем звучало нескрываемое злорадство. Мы с Машей разом остановились, будто в стену уперлись, и обернулись.
В начале переулка маячил Чарльз в наскоро подобранном наряде вампмобера: черные футболка и джинсы, белый грим на лице.
— Привет, Маркус, — сказал он. — Куда намылился? — Его рот расползся в широкой гаденькой ухмылке. — А это что за деваха с тобой?
— Чего тебе, Чарльз?
— А вот чего. Я засек, как ты раздавал в школе дивиди, и с тех пор следил за тобой в икснете. Когда ты дал сигнал о проведении вампмоба, я решил потусоваться поблизости, посмотреть, чем ты будешь заниматься. И знаешь, что я видел?
Я молчал. Чарльз держал в руке мобильник, направленный на нас объективом видеокамеры. Он записывал. Может, уже набрал девять-один-один. Маша рядом со мной будто окаменела.
— Я видел, что ты руководил беспорядками. И я снял все на видео. А сейчас я позвоню в полицию, и мы дождемся ее прямо здесь. Тебя упекут на долгий-долгий срок туда, где нехорошие дяди будут долго-долго трахать тебя в жопу!
Маша выступила вперед.
— Стой где стоишь, цыпа! — предостерег ее Чарльз. — Я видел, как ты помогла ему выбраться. Я видел все…
Маша быстро шагнула и выхватила мобильник из руки Чарльза. Другой рукой она моментально достала из-за спины бумажник со значком и раскрыла у него перед носом.
— ДНБ, говнюк! Я выполняла спецзадание, пасла этого лоха, чтобы выйти на его заказчиков, а ты, придурок, сорвал всю операцию. Знаешь, как это называется? «Создание препятствий выполнению служебных обязанностей по обеспечению национальной безопасности». Уголовно наказуемое преступление. Обещаю, что ты еще не раз услышишь эту формулировку.
Чарльз попятился, испуганно подняв перед собой руки. Даже сквозь белый грим было видно, как он побледнел.
— Что? Нет! То есть… я не знал! Я только хотел помочь!
— Расскажешь это на суде. А мы как-нибудь обойдемся без дилетантской помощи сопляков из числа доморощенных сыщиков!
Чарльз стал пятиться быстрее, но Маша оказалась проворнее, железной хваткой вцепилась ему в запястье и вывернула руку тем же дзюдоистским приемом, каким заломала и меня в Сивик-сентре. Своей свободной рукой она извлекла из кармана пластиковую ленту, используемую вместо наручников, и в мгновение ока обмотала ею запястья Чарльза.
После этого я развернулся и бросился бежать что было мочи.
Со своей больной ногой и тяжелым ранцем я успел доковылять только до противоположного конца переулка, когда Маша догнала меня, набросилась сзади и повалила на землю. Я с размаху грохнулся мордой об асфальт и ободрал полщеки.
— Идиот ты чертов! — выругалась Маша. — Ты уже вообще ничего не соображаешь?
Сердце колотилось у меня в груди, как птичка в клетке. Маша еще минуту посидела на моей спине, потом медленно слезла.
— Хочешь, чтоб я и тебя связала?
Я с трудом поднялся на ноги. На мне живого места не осталось. Хотелось сдохнуть тут же, на месте.
— Шагай, — сказала Маша. — Это уже недалеко.
«Это» стояло на одной из укромных боковых улочек Ноб-Хилла — восьмиосная фура, очень похожая на ощетиненные антеннами дээнбистские грузовики, не исчезающие с перекрестков Сан-Франциско.
На борту этого фургона, однако, была надпись: «Три спеца — доставка до крыльца». Все трое специалистов были тут же — сновали между своим транспортным средством и высоким многоквартирным домом с зеленой полотняной маркизой над входом. Они таскали мебель и коробки с надписями, аккуратно поднимали в кузов и укладывали в штабель.
Маша и я обошли по периметру весь квартал, но ей, очевидно, что-то не понравилось, и мы сделали еще один круг. Только убедившись, что опасности нет, Маша кивнула мужику, сторожившему фуру, — пожилому негру, подпоясанному широченным, как у штангиста, ремнем и в рабочих рукавицах. Вблизи у него оказалось доброе лицо, и он улыбнулся, когда мы с Машей быстро и уверенно прошли мимо к трехступенчатой лесенке и поднялись по ней в кузов фуры.
— Под большим столом, — обронил нам негр. — Мы там оставили свободное место.
Вся передняя половина кузова уже была занята штабелями мебели, но оставался узкий проход вокруг огромного стола, накрытого толстым стеганым одеялом, с ножками, обернутыми пузыристой упаковочной пленкой.
Маша затолкала меня под стол и залезла следом. Пыльный воздух застоялся, мне захотелось чихнуть, и я еле сдержался. Мы забились в тесное пространство между коробками, плотно прижавшись друг к другу. Места для Энджи здесь явно не было.
— Сучка, — бросил я Маше в лицо.
— Заткнись, неблагодарный! Ты должен мне ботинки лизать. Если бы не я, тебя бы захомутали через неделю, самое большее — через две, и отвезли бы не в «Гуантанамо», а куда подальше, в Сирию, например. Кажется, именно туда ссылают тех, кому надлежит исчезнуть без следа.
Я опустил голову на подтянутые к груди колени и принялся глубоко дышать.
— И вообще, какой бес тебя попутал объявлять войну ДНБ?
И я рассказал ей. Все. Про наш арест, про Даррела. Маша похлопала себя по карманам и нащупала мобильник, но это оказался телефон Чарльза.
— Ошибочка вышла. — Она достала другой, включила, и наше маленькое убежище озарилось фантастическим сиянием. Повозившись немного, Маша показала мне дисплей.
На нем был снимок, сделанный ею в тот день накануне взрыва бомб, где я стоял вместе с Джолу, Ван и… Даррелом.
В своей руке я держал документальное подтверждение тому, что Даррел не погиб во время взрыва, а был жив, здоров и находился вместе с нами за несколько минут до того, как нас схватили дээнбисты!
— Мне нужна копия этого снимка, — сказал я Маше. — Очень нужна.
— Скопируешь, когда доберемся до Лос-Анджелеса, — ответила она, выхватив у меня мобильник. — И когда я растолкую тебе, как себя вести, чтобы не подставить нас обоих и уберечь наши задницы от Сирии. А то вдруг клюнет жареный петух попытаться спасти этого парня. А это не надо ни мне, ни ему. Он сейчас в большей безопасности там, где находится. Пока, во всяком случае.
У меня мелькнула мысль силой отобрать мобильник у Маши, но я тут же забыл о ней. Если уж эта девчонка разобралась с таким амбалом, как Чарльз… У нее, наверное, черный пояс или типа того.
Мы сидели в темноте и слушали, как «три спеца» с натужным кряхтеньем грузили в фуру коробку за коробкой, обвязывали штабеля. Потом Маша захрапела. Железные нервы! Я чувствовал, что тоже не прочь бы вздремнуть, но не получалось.
Через узкий коридор, ведущий к свежему воздуху и больше похожий на непролазную щель, все еще пробивался дневной свет. Я смотрел на него из темноты под столом и вспоминал Энджи.
Мою Энджи. Ее волосы, скользящие по плечам, когда она качает головой и смеется над моей выходкой. Ее лицо, мельком увиденное мной в Сивик-сентре в последний раз, пока я падал, притворяясь отравленным газом. Тут мои мысли перескочили на то, как вампмоберы корчились на асфальте, а затем вспомнилась похожая агония в парке и наступающие дээнбисты с дубинками. Я подумал о тех, кто якобы пропал без вести.
О Дарреле. Его, с зашитой ножевой раной в боку, продолжают таскать на бесконечные, бессмысленные допросы, выпытывая сведения о неизвестных ему террористах.
Отец Даррела. Небритый, раздавленный горем и выпивкой. Посвежевший, в военной форме — «для газеты». Плачущий, как ребенок.
Мой папа и произошедшие в нем перемены после исчезновения сына. Он, как и отец Даррела, по-своему сломался. И его лицо, когда я рассказал об Острове Сокровищ.
Вот тогда я твердо понял, что мне бежать нельзя.
Я совершенно отчетливо осознал, что должен остаться и бороться до конца.
Маша дышала равномерно и глубоко, но когда я с величайшей осторожностью, медленно-медленно засунул руку ей в карман за телефоном, всхрапнула и зашевелилась. Я окаменел и затаил дыхание на целых две минуты, пересчитывая гиппопотамов.
Постепенно сонное сопение восстановилось. Я миллиметр за миллиметром вытягивал мобильник из кармана, так что у меня от напряжения начали подрагивать пальцы и заныло онемевшее плечо.
Наконец маленький предмет в форме шоколадного батончика очутился у меня в руке.
Я уж хотел было начать пробираться к свету, но тут вдруг вспомнил, как Чарльз издевался над нами, угрожал и все время тыкал в нашу сторону своим телефоном — именно в форме шоколадного батончика, только серебристого цвета, обклеенным десятком этикеток с фирменными логотипами спонсоров, субсидировавших через производителя покупку трубы. Перед каждым звонком с такого телефона приходится выслушивать рекламную запись.
