Юрий Никитин - Тангейзер
– Святой отец, – вскрикнул он, – я понял, я все понял!.. Но только теперь!.. А тогда я попал на Восток с его чувственностью, когда каждую ночь мною овладевали дьявольские соблазны…
– Они искушают всех.
– Но я среди тех, кто поддался!
– Продолжай, сын мой.
– Там женщины свободны, – сказал он с мукой, – они легко предлагают себя мужчинам… Да, я был не один, попавший в сети дьявола… Но это не оправдывает меня, я ничтожество, я просто… просто слаб…
– Все люди изначально слабы, – произнес Урбан невесело. – Сильными их делает Слово Божье, Воля Божья, следование заповедям Господа… Ты проявил слабость потому, что ваш безбожный император выступил в поход без нашего благословения и даже вопреки запрету. Он не взял с собой священников и каноников, что могли бы противостоять дьяволу, издавна поселившемуся в тех жарких краях… не зря же Господь там сжег Содом, Гоморру, Сигор, Адму и Севоим – пять великих городов, управляемых могущественными царями!..
Тангейзер сказал страстно:
– Я видел там дьявола в сотне обличий… но слаб, слаб, слаб!.. Я истратил свое состояние на женщин, развлечения, утехи, а мог бы раздать эти деньги бедным.
– Мог бы.
– Почему я этого не сделал?
– Человек слаб, – повторил Урбан печально. – Это семя Змея проявляет себя… Император Фридрих забыл в своей гордости, что папа римский – наследник духовной власти на земле…
– Мы все это забыли в своей гордыне, – сказал Тангейзер. Он не вытирал слезы, они лились и лились двумя светлыми, но горючими ручьями. – Мы были уверены, что справимся даже с самим дьяволом…
– Дьявол сам внушает эту мысль, – сказал Урбан. – И как только человек преисполняется гордыни, тут и попадает в ловушку, уготованную для него Князем Тьмы и властелином Ада.
Тангейзер вскрикнул, бия себя кулаком в грудь:
– Но это еще не все!.. Я вернулся из того знойного мира в холодную Германию, но и там искушения преследовали меня. Почему, ну почему я не проехал мимо той проклятой горы Герзельберг? Ее же не зря называют Венериной, разве это не предупреждение?..
Урбан спросил настороженно:
– Что за… гора?
– Она, – сказал Тангейзер, всхлипывая, – как раз между городами Эйзенахом и Готой, неподалеку от Вартбурга. Это в Тюрингенском Лесу! В ней есть пещера, где слышно шум подземных ключей, но можно расслышать и стоны грешников, а также нечестивые крики адской радости! Во мраке грота ночью можно увидеть адское пламя… Господи, почему ты меня не остановил?
Урбан сказал строго:
– Неисповедимы пути Господа. Возможно, он хотел, чтобы ты раскаялся? В Писании не зря сказано, что раскаявшаяся блудница ему дороже тысячи девственниц.
Тангейзер вскрикнул с жаром:
– Да, я блудница!.. Да, именно так!.. Блуд, только блуд, нечестивый и всепожирающий, отвратительный и сладострастный, омерзительный в своей похотливой животности…
Урбан спросил тихо:
– Ты в этом жаждешь всем сердцем покаяться?
Тангейзер ощутил, как в глазах щиплет, а губы начинают вздрагивать.
– Ваше преосвященство, я ехал ночью мимо той горы, но тут загремела гроза, начался злой ветер, а над деревьями появилась Дикая Охота, ведомая дьяволами… Спасаясь, я вбежал в щель, откуда увидел свет… Щель становилась все шире, я наконец вышел в большую пещеру, где меня встретили молодые красивые женщины.
Урбан с осуждением покачал головой.
– Сатанинское наваждение!
– Они отвели меня еще дальше, – продолжил Тангейзер, – там огромные подземные залы в недрах горы! И пир не прекращается уже тысячи лет…
– Пир?
– И оргии, – сказал Тангейзер упавшим голосом. – Да, языческие оргии…
– Сатанизм!
– Они просто не знают радостей выше, – сказал Тангейзер. – Но я-то знал!.. Вернее, слышал о них, мне говорили, но почему я не слушал?.. Каюсь, как же я каюсь и убиваюсь о никчемности своей жизни! Как я мог, слушая мудрые наставления, пасть так низко!.. Язычники не знали другой жизни, но я же родился в ином, уже очищенном от скверны мире! Почему, ну почему я все-таки отыскал грязь и похоть, влез в нее и провел там, блаженно похрюкивая, семь долгих лет?
Он принялся рассказывать жадно, взахлеб, что делал и как делал, в какой похоти утопал и какие мерзости совершал, перед которыми грехи Содома и Гоморры покажутся детскими шалостями.
Урбан слушал, и с каждым словом его лицо каменело. Голос Тангейзера то затихал почти до шепота, когда пересказывал стыдные подробности, то звенел отчаянием, понимая, что сам, по своей воле, предавался не просто блуду и разврату, а, хуже того, вернулся в то состояние, в котором живут все животные, но они невинны и безгрешны, ибо неразумны, а человеку Господь дал свободу воли, а потому в добрых делах – его заслуга, а в недобрых – его вина.
– Дьявол меня попутал…
Урбан прервал:
– Отговорки грешников! Дьявол никого не может сбить с пути, попутать или сманить в грех, если человек сам не допустил этого.
– Каюсь, – повторил Тангейзер убито. – Да, это малодушная отговорка. Я сам виноват, ибо в жаркие сарацинские ночи всех нас посещали сатанинские видения, но если другие просто молились и напоминали себе, для чего пришли в мир и в Иерусалим, то я оказался слаб, и шел к продажным местным девкам, и тешил не душу, а плоть… А в гроте Венеры я предавался похоти семь лет…
Урбан отшатнулся.
– Что?.. Семь лет в объятиях самой дьяволицы?..
– Да, – прошептал Тангейзер, слезы все копились и копились, затем прорвали запруду век и освобожденно покатились по щекам. – Я грешен, грешен… и прошу простить меня… я не могу жить с такой тяжестью на душе… Но самое страшное, ваше святейшество, что я восславил эту Венеру в своей песне, а потом на турнире в Вартбурге я спел ее в присутствии сотен слушателей…
Урбан охнул, попытался отшатнуться от омерзения, но уперся в спинку трона наместника Господа на Земле.
– Что?.. Ты не только сам погряз… но и других соблазнял?
Тангейзер уронил голову.
– Да, ваше святейшество…
Урбан вскрикнул так громко, что вскочили с мест все служители, расположившиеся вдали, чтобы не слышать исповеди:
– Это же самый великий грех на земле!.. Талант слагать песни дается Господом только для добрых дел!.. Тот, кто обращает его во зло… тому гореть в вечном огне!
Тангейзер вскрикнул в отчаянии:
– Ваше святейшество!.. Я нуждаюсь в вашем прощении!.. Я не могу жить с такой тяжестью на душе!
Урбан сказал яростно:
– Что?.. Да скорее этот посох в моей руке зацветет, чем ты получишь прощение!.. Убирайся! Убирайся из святых чертогов!.. Возвращайся в ту чертову пещеру к своей дьяволице!
Тангейзер зарыдал, чувствуя, как само небо затрещало и обрушилось тяжелыми глыбами на сердце.
Он почти не чувствовал, как его подхватили под руки и вывели, а дальше навстречу шли переулки и улицы, он натыкался на людей и стены, всхлипывая и не вытирая слез.
Урбан после ухода миннезингера чувствовал такой гнев, что заболело сердце, и он ухватился за левую сторону груди и долго мял, стараясь успокоиться.
Ну почему, почему люди снова и снова лезут в грязь животных страстей, хотя уже и Христос явился в мир, чтобы напомнить о душах, которые Господь вдохнул в каждого? Язычество погубило мир, учение Христа выводит к свету… и почему семя Змея настолько сильно в каждом человеке, что может заставить уйти в прежний животный мир?
Он поднял голову, ощутив неладное, перед ним остановились кардиналы Скорцио и Фернандио. На лицах потрясение, оба рухнули на колени и начали быстро-быстро креститься.
– Что? – спросил Урбан. – Что случилось?
Кардинал Скорцио приподнял голову и проговорил, заикаясь от священного трепета:
– Посох…
– Что, – начал было Урбан и повернул голову в сторону правой руки, что все еще опирается на посох. Абсолютно сухое дерево пустило свежие побеги, на них повисли дивные цветы, наполняя воздух благоуханьем. – Что… случи…
Он умолк и только смотрел остановившимися глазами на посох, что всегда был мертвее мертвого.
– Ваше святейшество, – проговорил задыхающимся голосом кардинал. – Вы удостоились чуда!
Урбан прямо с кресла рухнул на колени. Жгучие, как раскаленное железо, слезы раскаяния оставили на щеках дымящиеся дорожки, срывались с подбородка и падали на пол, прожигая мрамор.
– Господи! – вскричал он страшным голосом. – Как я мог преисполниться такой гордыни… как мог решить, что это я прощаю или не прощаю… когда это делаешь только Ты?.. Прости меня, я все понял… все понял!.. Обращение никогда не может быть поздним. Разбойник вошел с креста в рай. Господи, я всею жизнью своею…
Кардинал спросил быстро:
– Что с этим певцом?
Урбан прокричал:
– Скорее верните его! Он прощен самим Господом! Быстрее отыщите его…
