Нил Шустерман - Разобщённые
— Риса, тебе тоже пришлось в жизни несладко. Сначала сирота на попечении государства, потом беглый расплёт, впоследствии реабилитированный... Я уверен, нашей публике не терпится узнать, как вы с Кэмом встретились.
— Я познакомилась с Кэмом после моей операции по пересадке позвоночника, — рассказывает Риса. — Это случилось в той же клинике, в которой собрали и его. Он приходил проведать меня каждый день. И наконец я поняла, что... — Она на секунду замолкает, наверно, старается совладать со своими эмоциями. — Я поняла, что Кэм как целостное существо гораздо больше, чем сумма составляющих его частей.
Вот! Это именно то, что обожает публика. Все зрители, как один человек, испускают восторженное «О-о!». Кэм улыбается и крепче сжимает руку подруги.
— Мы все видели социальную рекламу с твоим участием, — говорит Рисе Холли. — У меня до сих пор мурашки по коже, когда я вижу, как ты встаёшь из кресла. — Она обращается к публике: — Ведь правда? — Публика отвечает громом аплодисментов, и Холли поворачивается обратно к Рисе. — И всё же — ты была в бегах, значит, ты протестовала против расплетения, не так ли?
— Ну... — протягивает Риса, — а кто бы не протестовал, если бы ему грозило расплетение?
— Когда конкретно у тебя произошла переоценка ценностей?
Риса глубоко вздыхает, и Кэм снова пожимает ей руку.
— Не могу сказать, чтобы эта переоценка действительно имела место... Просто я поняла, что должна рассматривать вещи в более широкой перспективе. Не будь расплетения, Кэм не появился бы на свет и мы бы сегодня не были вместе. В мире есть и всегда будут страдания и муки, но благодаря расплетению те из нас, чья жизнь... — она снова колеблется, — ...чья жизнь ценнее для общества, избавляются от страданий.
— Тогда, — спрашивает Джарвис, — какой совет ты можешь подать ребятам, которые сейчас находятся в бегах?
Отвечая, Риса предпочитает смотреть в пол, а не на Джарвиса.
— Я сказала бы им вот что: если вы бежите — то бегите, потому что вы имеете право на жизнь. Но что бы с вами ни случилось, помните: у вашей жизни есть цель и смысл.
— Может быть, в ней появится даже больше смысла, если она продолжится в распределённом состоянии? — подсказывает Джарвис.
— Возможно, и так.
Шоу плавно перетекает в презентацию новой коллекции от некоего знаменитого кутюрье: зрителям представлена трендовая одежда на основе техники «пэтчворк», то есть составленная из тщательно подобранных лоскутков. Само собой, вдохновение модельер черпал в истории Камю Компри. Одежда для мужчин и женщин, мальчиков и девочек...
— Мы называем эту коллекцию «Сияние слияния», — объявляет дизайнер, и под аплодисменты публики по студии начинают дефилировать модели.
48 • Риса
Выступление Кэма и Рисы окончено. Риса продолжает держать его руку в своей, пока они не оказываются за кулисами, где их никто не видит. В ту же секунду она с отвращением бросает его ладонь. Нет, её отвращение направлено на себя, не на него.
— Что случилось? — беспокоится Кэм. — Если я что-то сделал не так, прости, я нечаянно!
— Заткнись! Заткнись и всё!
Она ищет туалет и не может найти. Эта проклятая студия — настоящий лабиринт, и все — от практикантов до штатных работников пялятся на них так, словно Риса и Кэм — члены королевской семьи. С чего бы? У них же тут знаменитостей каждый день — пруд пруди! Наверно, оттого, что знаменитостей и правда пруд пруди, а Камю Компри только один. Он теперь — новый «золотой мальчик», надежда человечества, а она, Риса... ну, наверно, позолоченная. Рядом с золотом лежала.
Наконец, она находит туалет и запирается изнутри. Усевшись на крышку унитаза, девушка прячет лицо в ладонях. Ей пришлось сегодня защищать расплетение. Мир, по её словам, становится лучше за счёт отправленных на запчасти невинных детей. Как у неё язык повернулся! Душа Рисы истерзана, от былого самоуважения ничего не осталось. Теперь она не только жалеет о том, что выжила в том страшном взрыве — она жалеет, что вообще родилась на свет.
«Почему ты так поступаешь, Риса?»
Это голоса детей — обитателей Кладбища. «Почему?» — это голос Коннора. Он обвиняет её, и имеет на то полное право. Как бы ей хотелось объяснить ему причины своего поведения и рассказать, почему она продала душу дьяволу, заключив сделку с Робертой! Робертой, этой дьяволицей, обладающей властью создать совершенного — в её понимании — человека...
Да, Кэм, возможно, и вправду совершенен. По всяком случае, по понятиям нынешнего общества. Риса не может отрицать, что с каждым днём Кэм всё больше превращает свой потенциал в действенную силу. У него блестящий ум, его тело безупречно, и когда он не сконцентрирован на себе, любимом, глубине его натуры можно только поражаться. Но тот факт, что теперь Риса смотрит на него как на реального человека, а не как на сложенного из отдельных кусочков Пиноккио, беспокоит её почти столь же сильно, как и то, чтó она сегодня наговорила перед камерами.
В дверь туалета тревожно стучат.
— Риса! — зовёт Кэм. — С тобой всё нормально? Пожалуйста, выходи! Ты пугаешь меня!
— Оставь меня в покое! — кричит она.
Из-за двери больше не доносится ни звука, но когда Риса через пять минут выходит, оказывается, что Кэм стоит на пороге и ждёт. Наверно, он ждал бы весь день и всю ночь, если бы понадобилось. Откуда у него такая непоколебимая решимость — от какой-нибудь из его частей или это уже его собственное достижение?
Риса внезапно разражается слезами и бросается в его объятия, толком не понимая, откуда пришёл этот порыв. Она готова растерзать этого парня на куски, и одновременно ей отчаянно необходимо найти у него утешение. Она желала бы разрушить всё, что он олицетворяет собой, и в то же время ей хочется выплакаться на его плече, потому что другого плеча у неё нет. Работники студии бросают на них восторженные взгляды, стараясь, однако, не докучать влюблённым. Сердца людей согреваются при виде этих двух душ, застывших, как они думают, в страстном объятии.
— Несправедливо, — тихо говорит он. — Они не должны заставлять тебя делать то, к чему ты ещё не готова.
И снова тот факт, что Кэм, объект всеобщего внимания, понимает её, сочувствует ей, что он даже вроде бы на её стороне — приводит душу Рисы в смятение. Всё опять переворачивается с ног на голову.
— Так будет не всегда, — шепчет Кэм. Риса хочет верить ему, вот только в настоящий момент она убеждена, что если что-то и изменится, то только к худшему.
49 • Кэм
Роберта рассказала ему не всё. За той властью, которую она возымела над Рисой, кроется нечто большее. Риса оказывает ей услуги в благодарность за новый позвоночник? Какое там! Девушка явно не испытывает ни малейшей благодарности. Нет никакого сомнения, что этот самый позвоночник для неё — не благодеяние, а тяжкая обуза, которую она едва ли в состоянии вынести. Так почему же она согласилась на трансплантацию?
Когда они с Рисой вместе, этот вопрос словно невидимым мрачным облаком висит в воздухе; однако каждый раз, когда Кэм заговаривает на эту тему, Риса отвечает одно и то же: «Я должна была так поступить»; а когда он пытается копнуть глубже, она теряет терпение и требует, чтобы он прекратил давить на неё. «У меня были на то свои причины!» — и кончен разговор.
Как бы ему хотелось думать, что она пошла на все эти жертвы ради него, Кэма! Но если и есть в нём какие-то части, достаточно наивные, чтобы верить, будто Риса даёт интервью и снимается в рекламах ради него, то частей, которые знают, что это вовсе не так, гораздо больше.
Случившееся в студии «Бранча с Джарвисом и Холли», ясно доказывает, что боль, которую испытывает Риса, принимая участие в подобных мероприятиях, глубока и сильна. Да, она позволила ему себя утешить, но это ничего не меняет. Кроме того что теперь он считает себя обязанным докопаться до истины — ради Рисы, не ради себя. Да и как они могут стать ближе друг к другу, если между ними останется хоть крошечная недосказанность?
Что-то произошло в тот день, когда она подписала соглашение. Но расспрашивать об этом Роберту — напрасная трата времени. Стоп! Кэм вдруг осознаёт — ему и не надо расспрашивать! У Роберты всё всегда записывается на видео, тут она подлинный мастер.
— Мне необходимо просмотреть видеозаписи с камер наблюдения за семнадцатое апреля, — говорит Кэм своему приятелю-охраннику — тому самому, с которым играет в баскетбол — когда они возвращаются на Молокаи. Но тот решительно отказывает:
— Не имею права. Никому нельзя их просматривать без разрешения сам знаешь кого. Получи разрешение, и я покажу тебе всё, что пожелаешь.
— Да она не узнает!
— Всё равно.
— Зато тебе наверняка будет не всё равно, если я скажу ей, что подловил тебя, когда ты пытался кое-что стянуть из особняка.
