Дмитрий Григорьев - Кровь или семьдесят два часа
— Чтобы в доме всегда водились деньги, нужно отложить одну денежку и каждое полнолуние купать ее в лучах ночного светила. И обязательно приговаривать: «Смотри, что у меня есть!» Вича взяла на себя этот ритуал, и теперь, как только появлялась полная луна, она выходила во двор с однодолларовой бумажкой в руке. Распростав руки к небу, она отдавала всю накопленную за месяц энергию притаившимся где-то сестрам. Тень беседки скрывала ее ото всех, кроме Лады. Мохнатая великанша уже давно отказалась жить в доме и теперь оттягивалась на улице, в огромной конуре. Для нее ночные бдения хозяйки были не в диковинку. Лада еще помнила тесные таунхаузы и совместные прогулки по лунному лесу. Теперь каждое полнолуние она выходила из будки и поджидала свою хозяйку под дверью. Белая шерсть великанши переливалась в лунном свете и освещала путь к их укромному месту. Доведя хозяйку до беседки, собака ложилась ей под ноги и зорко глядела по сторонам. И горе тому, кто решился бы помешать их тайному ритуалу.
Дича свыкся с этими полуночным вылазкам и уже мог сверять по жене лунный календарь.
Несмотря на непреодолимую тягу к ночному светилу, о его дневном собрате Вича тоже не забывала. Она любила полежать в шезлонге под лучами ласкового солнышка. Сегодня во дворе было особенно хорошо. Свежий ветерок разносил запах свежескошенной травы. Это был первый покос в этом сезоне. Ровное стрекотание мотора то приближалось, то удалялось, а вместе с ним перемещался и лай рыжих непосед, атакующих шумный агрегат. Лада лежала в тени хозяйки и исподлобья поглядывала на надрывающих глотки малышей. Дича толкал перед собой ручную газонокосилку и покрикивал на рыжиков: «Вот я сейчас кому-то носы поскашиваю!» Со стрижкой травы в прошлом году разыгралась целая война с сезонными рабочими из Мексики. Каждую неделю они назойливо предлагал свои услуги по уходу за кустами и газонами.
Дича уже устал отбиваться от них.
— Вы английский язык понимаете? Слово «нет» означает «нет».
— Но предыдущие хозяева пользовались нашим сервисом, — продолжал настаивать бригадир сезонников.
— Значит, у них были на это деньги, а у меня нет. Если вы будете обслуживать мой участок бесплатно, то милости просим.
Обозленный бригадир уходил, но в следующие выходные его стук снова будил несговорчивых хозяев ни свет ни заря. Не оставлял мексиканец в покое и соседей. Шура как-то объяснил Диче, откуда взялась такая настойчивость: — На нашей улице только мы и стрижем траву сами. Остальные уже давно поддались на уговоры настырных мексов, как он их называл. До нас эти мексы своими огромными газонокосилками за один прием проходились сразу сквозь все дворы, а теперь им приходится объезжать наши участки. Вот они нас и уговаривают.
К сожалению, одними уговорами дело не обошлось. В середине лета у Шуры взломали сарай и украли газонокосилку.
Не избежали бы такой участи и Дича с Вичей, но забор и Лада отпугнули мексов. А в том, что это было их рук дело, не было никаких сомнений. Однако без свидетелей доказать что-либо было невозможно. Сами же подозреваемые набрались наглости и через пару дней опять предложили Шуре свои услуги. На этот раз отказ сопровождался отборным английским матерком. Но поскольку язык чопорных англичан матерными выражениями не изобилует, получившаяся незамысловатая тирада была какаято бледненькая и большого облегчения говорившему не принесла. А что до мекса, так тот, наверное, и половины из сказанного не понял.
— Жаль, что теперь за воровство не отрубают руку! — прокричал ему вслед Шура.
Испугавшийся бригадир машинально схватился за кисть своей руки, поскольку в яростном крике хозяина украденной машинки разобрал только два слова: «отрубить» и «рука».
К великому разочарованию сезонников, коммуна приняла решение стричь траву оставшейся газонокосилкой. Недовольные мексы больше порогов им не обивали, но в покое не оставили.
Поняв бесплодность своих попыток, они начали мелко пакостить. Со стороны дороги, где не было забора они раз за разом заезжали на Вичину клумбу и скашивали под корень только что распустившиеся тюльпаны. А во дворе тюльпаны даже распуститься не успели. Все бутоны были пожраны откуда-то взявшимися зайцами. Конечно, в соседней лесополосе они кишмя кишели, но сетчатый забор надежно защищал участок. Загадочное появление лесных гостей вскоре объяснилось: Дича обнаружил несколько порванных звеньев в проволочной ограде. Дырки находились у самой земли и несли явные следы механического воздействия.
— А я-то думала, что это был за скрежет, когда их минитрактор стриг траву вдоль нашего забора, — вспомнила Вича.
— Эти гады выставили ножи так, чтобы зацепить ограду, — ругался муж.
Дича искусно стянул порванные звенья старым электрическим шнуром, и нашествие зайцев прекратилось. Но не прекратилось мелкое вредительство. Очередную свинью им подложили уже не в переносном, а в прямом смысле. Как-то, запуская нагулявшихся рыжиков домой, Вича обратила внимание на их измазанные жиром мордочки. Лада в это время лежала возле своей конуры и что-то с аппетитом уписывала. Подойдя к грозно зарычавшей великанше, Вича с ужасом увидела обглоданное свиное копыто. Озверевшая Лада злобно оскалилась, но поняв, что ее хрупкая хозяйка чихать хотела на ее угрозы, завиляла хвостом и виновато посмотрела исподлобья. Добыча была отобрана, однако от поноса это уже не спасло. Хорошо, что было лето и маленьких дристунишек можно было подольше оставлять во дворе. Когда отчаянное урчание в собачьих животах прекратилось, наступил банный день. Малышей Вича купала в своей ванной, а мохнатую Ладу Дича отмывал на улице из садового шланга.
Казалось бы, на этом можно было и успокоиться, но сезонники не унимались. Теперь они собирались около забора и пялились на отдыхавшую после уборок Вичу. Она уже несколько раз переставляла свой лежак, прячась от назойливых глаз. Но неугомонные мачо подходили с другой стороны и снова начинали обсуждать загорающую хозяйку, тыкая в нее пальцами и чтото тараторя по-испански. Бася и Пеша непрерывно тявкали на чужих мужиков и напрыгивали на сетку забора. Один из мексов запустил руку в мешок с мелко скошенной травой и швырнул целую горсть перемолотого крошева в заливавшихся лаем померанцев. Рыжики моментально покрылись зеленым налетом и начали отчаянно чихать от набившейся в нос травяной пыли. Эта выходка мексов стала последней каплей. Разъяренная Вича приблизилась к забору и, глядя на веселую троицу в упор, что-то произнесла на непонятном им языке. Дольше всех она задержала взгляд на обидчике собак. Потом на прощанье зевнула и скрылась в доме, оставив недочитанную книгу в шезлонге. Потеряв объект насмешек, мексы вернулись к работе. Зная, что во дворе никого нет, бригадир вплотную подъехал к ограде. Однако вращающиеся ножи в этот раз вгрызлись не в жесткую проволоку забора, а прихватили мягкий провод, которым была залатана брешь.
Намотав на свои ножи провод, минитрактор пару раз чихнул и заглох. Прибежавший на помощь подручный запрокинул газонокосилку на себя. Пока он удерживал машину на двух колесах, бригадир проворачивал руками ножи и сматывал с них провод. Как назло начинало моросить. Нельзя было терять ни минуты. Стричь прибитую дождем траву будет сплошным мучением. Бригадир спешил. Половина провода была уже освобождена и ножи стали проворачиваться веселее. Никто не обратил внимания на то, что от энергичного вращения ножей начал прихватывать мотор. Когда раздался звук неожиданно ожившего двигателя, было поздно. Срезанная кисть взмыла высоко в небо и, описав дугу, упала на свежеподстриженную лужайку. Ее окровавленные пальцы еще шевелились. Раздался душераздирающий крик. Поддерживающий газонокосилку помощник в ужасе потянул машину на себя, пытаясь закрыться от страшной картины. Поскользнувшись на влажной траве, он завалился назад и опрокинул работающий агрегат прямо на себя.
Как огромный перевернутый жук, минитрактор лежал на спине и шевелил в воздухе лапами-колесами. Под его панциремкапотом корчился придавленный подручный. Он плохо понимал что происходит. Звенящую тишину в его ушах не нарушал даже шум весело стрекочущего мотора. Вдавленный в газон, он слышал лишь непонятный хруст в области таза, по которому елозила вибрирующая машина. Глядевшие в небо ножи газонокосилки со свистом раскручивали часть освобожденного провода.
Прибежавший на крик обидчик маленьких песиков напоролся на рассекающий воздух провод. Он остановился как вкопанный, не понимая, где это он успел разрезать рубаху? Края вспоротой материи начали наливаться кровью, а окружающий мир стал погружаться во мглу.
В сгущающемся мраке появился образ молодой хозяйки соседнего дома, над которой они так весело только что потешались. Она смотрела ему прямо в глаза и шептала посиневшими губами о прожорливых змеях сидящих в его животе. За ее спиной угадывался силуэт прикованной к стене женщины с искаженным от боли лицом. Вдруг страшная догадка стеснила грудь — муки узницы были его рук дело. Ощущение непонятной вины сменилось безразличием, а вслед за этим и странным чувством удовольствия, которое превратило его в настоящего палача. Он увидел себя под голубым небом поигрывающим, как пушинкой, двуручным мечом. Знакомая узница была уже не закована в цепи, а привязана корабельными канатами к просмоленному столбу. Заплечных дел мастер махнул мечом, и голова осужденной полетела вниз.
