Эрнст Юнгер - Гелиополь
Легко ударяя веслами по воде, они пересекли пролив Кастельмарино и приблизились к острову. Слышались мягкие удары волн о скалистые берега. Ночь была душной, вода фосфоресцировала вокруг киля и лопастей весел, время от времени под лодкой проплывала большая рыба, словно очерченная серебряным карандашом. Слух обострился, дыхание участилось.
Вот из перламутровых облаков выкатился полный диск луны. Звезды вокруг него побледнели, черными громадами проступили скалы. На берегу Кастельмарино промеж прибрежных рифов светился узкий серпик песчаной косы, выбранной для высадки. Луций подал сигнал боевой готовности; мужчины разобрали оружие, молодой Винтерфельд осторожно скользнул за борт и поплыл к косе. Он должен был произвести разведку и тем самым обеспечить высадку, хотя опасность засады была маловероятна.
Через некоторое время лодка подошла к берегу и выскочила с легкостью на песок. Ее бесшумно втащили на берег и спрятали в тени под скалами. Они раскрыли тюки и молча переоделись заученными движениями. Луций посмотрел на часы. Потом указал Марио, который еще с двумя из группы Калькара должен был охранять лодку, его место на скале. Марио имел при себе сигнальные ракеты, чтобы на случай отхода с боями подать сигнал о местонахождении лодки. Луций обещал Мелитте беречь его и поэтому определил для него эту роль в операции, с чем Марио никак не хотел соглашаться. Он охотно поменялся бы местами с Костаром или Винтерфельдом.
Оставалось еще четверть часа. Костар налил всем крепкого дымящегося кофе из термоса. Луций приказал еще раз сверить часы и потом построиться. Он шел впереди, за ним Костар и Винтерфельд. Чуть на расстоянии следовал Калькар со своим отрядом. Они карабкались, сначала с трудом, по крутому, поросшему молочаем и дроком каменистому склону. Потом вышли на тропу, возможно протоптанную животными и уводившую в глубь острова. Порой вспыхивал свет на башне темницы, на него они и ориентировались.
Луна заливала окрестности обманчивым блеском. Дикие заросли местами прерывались обработанными клочками земли, маленькими, обсаженными терновником, ухоженными цветниками, откуда доносился сильный запах. Луций узнал маковое поле, покрытое цветами, слегка светившимися в безжизненном лунном свете, и вспаханное поле, засаженное беленой. Потом пошел откос, сплошь покрытый какой-то светящейся фиолетовой массой, мягкой и скользкой. Острый гнилостный дух окутывал его, ноги скользили и разъезжались. Должно быть, это были грибные плантации доктора Мертенса. Луций припомнил одну беседу, в которой этот ученый как-то в поздний час хвастался на «Голубом авизо» своими успехами в культивации грибов. Похоже, он придерживался мнения, что ему удалось вызвать рост неживой материи и таким образом получить заменитель вещества, обычно воспроизводящего жизнь.
«Превращение химических заводов в физиологические» было одним из его коньков, не только обошедшимся в копеечку Ландфогту, но и стоившим жизни не одному бедолаге. Подобно теориям доктора Беккера, интеллектуальные изыскания доктора Мертенса были тоже нацелены на каннибализм.
* * *Обойдя скользкое месиво, они поднялись на холм, с которого хорошо обозревался весь остров. Он образовывал впадину, в центре которой возвышался институт, похожий на загородную виллу. При ярком лунном свете была видна каждая деталь. Даже зеленая плесень, покрывавшая стены. При таком сиянии нечего было и думать о том, чтобы подойти к зданию незамеченными, однако ко входу вела прямая аллея из кипарисов. В тени деревьев они осторожно приблизились к институту, держа оружие наготове.
Перед живой изгородью, окружавшей парк, Луций приказал еще раз остановиться. Калькар разбил свою группу, расставив всех вдоль изгороди, и проследил за тем, чтобы вся территория до самого входа находилась у них под прицелом. Для верности он и сам остался с командос. Луций, Винтерфельд и Костар надели на себя защитные костюмы и, как привидения, начали передвигаться от одной лежащей тени к другой в направлении здания.
Парк был засажен негусто; овальные таблички обозначали названия деревьев и кустов. Узкие колокольчики высокого дурмана светились в лунном свете, красные цветы кустов гибискуса казались черными. В каменных водоемах раскрывались навстречу мертвенному свету водяные лилии. Выходные ворота стояли настежь распахнутыми, с предательским гостеприимством. Луций осмотрел сначала ступеньки лестницы и порог, прежде чем перешагнуть через него. Он испытывал неприятное ощущение, знакомое ему по прохождению через минные поля, о чем он сейчас вспомнил. Пол, казалось, имел такой же обманчивый вид.
Вестибюль был выложен, как шахматная доска, светлыми и темными плитами. К нему примыкала приемная с креслами и круглым столом. Внешний вид производил впечатление респектабельности; стены были голыми, за исключением большой картины, на которой два старца были чем-то заняты на фоне горы. Луций подошел поближе и прочитал: «Моисей и Аарон делят за горой Синай золотого тельца. Девериа[78]».
Тихий шорох у него за спиной спугнул его, оторвав от созерцания более чем странного произведения искусства. Он обернулся. Вошел старый человек и уставился, не мигая, на троих незнакомцев. Он был одет в полосатую ливрею, его вид напоминал господского слугу — белые бакенбарды начинались у самых висков и тянулись почти до подбородка. Но было в нем и что-то неприятное, ночное. Веки воспалены, кожа неестественно вялая, белая, словно выщелоченная устойчивой привязанностью к дурным страстям. У него было профессиональное лицо человека, постоянно имеющего дело с трупами. Его взгляд приковался к вооруженным фигурам, выросшим перед ним, словно привидения из стекла, и тогда он весь задрожал. Костар, стоявший ближе всех к нему, схватил его за горло и прижал к стене. Винтерфельд направил на него пистолет. Подошел Луций и ощупал его. Старик был без оружия. Тогда он прошептал ему:
— Где отключается сигнализация? Быстро, а не то мы отправим тебя в ад!
Костар сжал ему горло сильнее.
— А для начала еще слегка поджарим.
Старик начал дергаться — казалось, спазмы сдавили ему горло и парализовали голосовые связки; слышался только каркающий хрип, как у птицы, застигнутой врасплох в гнезде. Потом он указал на одно место, рядом со входной дверью. Они потащили его туда. Он отодвинул одну замаскированную клеточку шахматного поля. За ней стал виден щиток, рядом с которым горела красная лампочка. Это был самый обычный тип сигнализации, Луций отключил ее. Красный свет погас, вместо него зажегся зеленый. Цвет стен принял другую тональность.
Луций приказал привратнику повернуться лицом к стене и поручил Костару охранять его. Неожиданная случайность обернулась благоприятно для них; можно было работать совершенно спокойно. Похоже было, что, кроме этого слуги, в ночное время здесь больше никого нет. Мертенс и его ассистенты улетали по вечерам домой, в город. Здание оставалось на попечении заключенных.
Библиотека, куда вошли Луций с Винтерфельдом, освещалась бестеневыми лампами, свет шел со стен и играл на корешках книг. Середину комнаты занимал стол, заваленный журналами. Среди них был не только крупноформатный, издаваемый Мертенсом «Архив для общего…», но и его «Вестник прикладной токсикологии», который Центральное ведомство держало под грифом «секретно». Они подошли к полкам и просмотрели некоторые из книг. Собрание производило убийственное впечатление — как отдельными экземплярами, так и своим целевым подбором. Кажется, они наткнулись на исторический отдел библиотеки, заглавия указывали на довольно старые книги. Первая, которую открыл Луций, описывала историю страданий собаки, которой удалили мозг и потом искусственно в течение многих лет поддерживали в ней жизнь. Книга была опубликована в Государственном издательстве в Петрограде в 1930 году. В предисловии это достижение превозносилось как триумф науки.
Потом Винтерфельд протянул ему тоненькую книжечку в аккуратном кожаном переплете и указал на заглавие: «Памятная записка, касающаяся промышленного использования человеческой кожи, составленная многими учеными и представленная на рассмотрение Высокому конвенту во фруктидоре IV года». Луций бросил ее на пол и занялся связкой брошюр. Похоже, они были посвящены положительным результатам исследований по распространению отравляющих веществ и ядов по воздуху. Среди прочего находилось описание оснащения заводика по массовому производству возбудителя детского паралича, опубликованное в год Спасения, 1952-й, в Индианаполисе.
По сравнению с этим экскурсию по катакомбам Главного пиротехника можно было считать безобидным занятием; Луций оставил попытки дальнейшего ознакомления со здешней литературой. Он схватил Винтерфельда за руку:
— Бросьте этот хлам и займитесь делом.
