Земли полуночи - Андрей Стоев
— Похоже на то, — кивнул князь. — И это тревожит. Империя большая, даже все княжества разом с ней не сравнятся. И если к ней приложить действительно сильного императора, то соседям есть о чём задуматься. Захочет ли он воевать? А если захочет, то с кем именно?
— Глобальный поход на нас вряд ли случится, — уверенно заявил я.
Однако такой уж уверенности я на самом деле не чувствовал. Мне казалось, что с Высшими на нашей стороне, европейцам не удастся организовать ещё один поход Наполеона или Гитлера. Но в самом ли деле это надёжная гарантия? Я уже достаточно много знаю о Высших, чтобы понимать, что их возможности вовсе не безграничны. В миролюбие же европейцев я не верил и в том мире, а в этом они даже не пытаются изображать из себя зайчиков — по причине отсутствия американцев градус лицемерия здесь гораздо ниже.
— Надеюсь на это, — вздохнул князь. — Отбиться, думаю, мы отобьёмся, но воевать нам совсем ни к чему. Ты понимаешь теперь, почему твоя работа с карлами — это приоритетная задача для княжества?
— Понимаю, княже. Дружить надо, но на одну дружбу полагаться нельзя, надо бы и хорошую дубину про запас иметь.
— Верно понимаешь, но всё же лучше, чтобы дубина не понадобилась. Поэтому ни в коем случае не упускай из виду отношения с имперцами. Твои связи очень важны для княжества — продолжай их поддерживать и развивать. И приезд Конрада — это удобная возможность, не упускай её.
— Я всё понял, княже, — подтвердил я.
— У Дитриха сейчас много владений освободилось, — задумчиво сказал князь. — Может, всё-таки удастся протолкнуть тебя в имперские графы?
— Я в это не верю, княже — зачем я им? Заслуг у меня нет, и лояльности тоже нет — я ведь вовсе не скрываю, что я полностью на стороне княжества. Даже если Дитрих и согласится вдруг дать мне титул графа, то обставит это такими условиями, что нам этот титул даром будет не нужен. И при этом никакого влияния я иметь не буду — он об этом обязательно позаботится.
— Всё так, — согласно кивнул князь, — но ведь до чего было бы хорошо! Ладно, что об этом говорить.
— А где Конрад остановится, кстати? — полюбопытствовал я. — Не в больничной же палате. Ему какая-то резиденция нужна, хотя бы для свиты.
— В «Ромашковом лугу», — князь испытующе посмотрел на меня.
— Где? — не понял я.
— В государственной резиденции «Ромашковый луг», — пояснил он, пристально на меня глядя.
Я не сразу вспомнил, что это. Эта резиденция располагалась в живописной излучине речки Вишеры[18], отгороженная густым лесом от вплотную подступившего к ней города. Место замечательное, и селили туда лишь действительно важных гостей.
[ 18 — Примерно на том месте, где у нас располагается деревня Сперанская Мыза.]
— Но тебе не светит, Кеннер, — с некоторым удовлетворением заключил князь.
— Не светит что, княже? — в полном недоумении переспросил я.
— Не светит получить эту резиденцию, — пояснил он.
— А зачем бы она мне была нужна? — я окончательно потерял нить разговора.
— В самом деле не нужна? — было очень похоже, что князь совсем не ожидал от меня это услышать.
— Ну, мы года два назад обсуждали идею приобрести резиденцию в городе или рядом. Но потом посчитали, во что обойдётся её содержание, и решили, что возможность устраивать там несколько приёмов в год не стоит таких денег. С тех пор этот вопрос больше не поднимался. Мы устраиваем наши приёмы в «Зарядье» и в обозримом будущем не планируем это менять.
— Странно, — удивился князь. — А мне передали, что ты заинтересован в приобретении «Ромашкового луга» — наводишь справки, ищешь пути, всё такое.
— Совершенно точно этого не было, княже, — решительно отказался я. — Не нужен мне такой груз, вот честно. Я бы отказался, если бы ты предложил.
— Интересные вещи ты мне рассказываешь, — задумчиво сказал князь. — И ведь не врёшь, похоже. Тогда кто же такие слухи распускает и почему?
— Мне бы тоже хотелось это знать, княже.
— Что-то мне уже любопытно стало, кто здесь настолько интригами увлёкся, что решил, будто может князя использовать. Разберёмся. Ну ладно, Кеннер, не буду тебя больше задерживать, дел у тебя полно.
Я встал и поклонился.
* * *
Я заглянул в уже привычную гостиную и увидел там ту же привычную картину.
— Привет, Тамила, — бодро поздоровался я, входя и бесцеремонно устраиваясь в кресле.
— Зови уж лучше Лапой, — проворчала она, не тратя лишних усилий на приветствие. — Тамила старое имя, его уже, считай, и нет.
Ага, знакомо — новое имя заменяет старое, прямо как у лесных.
— Но записалась-то ты в документы Тамилой Лапой, — указал я.
— Так что делать, если вам два имени нужно, — равнодушно пожала плечами она. — Вот и записалась.
— А Тамила — это самое первое имя? — продолжал допытывать я. — Какое самое первое у тебя было?
— Настоящее имя кому попало не сообщают, — недовольно сказала она. — Да и не кому попало тоже не сообщают. Родители знают, супруг часто знает. Ох, до чего же ты приставучий — как тебя жена терпит?
Ещё одно свидетельство, что Лапа и в самом деле родилась очень давно. У нас в старые времена ведь то же самое было, что и у лесных: настоящее имя только близкие знали, а для остальных была кличка, которая со временем могла и поменяться.
— Да так и терпит, — пожал плечами я. — Плачет и терпит, такова уж женская доля. Слушай, Лапа, а сколько тебе лет?
— Ты разве не знаешь, что женщину о возрасте спрашивать нельзя?
— Ой, да брось ты, — отмахнулся я. — Моя жена тебе морду била — можно сказать, мы уже практически родня. Что ты тут какие-то секреты устраиваешь на пустом месте?
Лапа скептически хмыкнула, но после некоторого раздумья всё же ответила:
— Тридцать два мне.
— Так ты молоденькая совсем! — обрадовался я. — У меня-то некоторым подружкам уже за двести. Но ничего, до сих пор бодрые, да ещё какие бодрые! Что далеко ходить, взять ту же
