Хольм Ван Зайчик - Дело о полку Игореве
В нашем распоряжении находится всего несколько отрывочных письменных свидетельств, прямо или косвенно связанных с этом животным. Первое, самое полное, — уже упоминавшийся выше эпиграф. Обратимся к тексту:
Однажды Му Да и Мэн Да пришли к Учителю, и Му Да сказал:
— Учитель, вчера мы с Мэн Да ловили рыбу на берегу реки Сян и вдруг услышали какие-то странные звуки. Мы обернулись и увидели животное – у него была огромная голова с небольшими ветвистыми рогами, длинное тело и короткие ноги. Оно тонко поскуливало и смотрело на нас большими глазами, а из глаз текли слезы. Мэн Да крикнул, и животное скрылось в зарослях тростника. Я считаю, что это был цилинь, а Мэн Да говорит, что это был сыбусян. Рассудите нас, о Учитель!
Учитель спросил:
— А велико ли было животное?
— Оно было размером с лошадь, но высотой с собаку! — ответил Мэн Да.
— Уху! — воскликнул Учитель с тревогой. — Это был зверь пицзеци. Его появление в мире всегда предвещает наступление суровой эпохи Куй. А столь большие пицзеци приходят лишь накануне самых ужасных потрясений!
В данном эпизоде, представляющем собой диалог Конфуция и его ближайших учеников Му Да и Мэн Да (в двадцать второй главе они упоминаются постоянно; видимо, на склоне лет Конфуций выделил этих двоих среди прочих своих последователей), нам открываются некоторые признаки и свойства зверя пицзеци. А именно:
1. Самые иероглифы, которыми записан термин пицзеци, говорят о многом: пи – «кожа», «кожура», «оболочка»; цзе – «разделывать» (например, тушу), «сдирать», «расчленять»; наконец ци — «самец цилиня», довольно известного мифического животного. Переводя иероглиф за иероглифом, мы получаем таким образом «цилиня, сдирающего кожу» или «цилиня, освобождающего от оболочки»[a2]. Недаром Му Да решил, что перед ним именно цилинь.
В связи с этим весьма примечательным кажется то обстоятельство, что пицзеци относится именно к отряду цилиневых, про которых из разных текстов известно, что они, цилини, являлись в мир людей в качестве предвестников благих событий глобального свойства — вроде воцарения новой династии, несущей с собой мир, спокойствие и процветание. А уж поимка цилиня считалась безусловным знаком идеального, мудрого и гуманного правления.
С другой стороны, дерущиеся, бодающиеся, «бьющиеся» цилини издревле считались признаком событий зловещих, трагических и притом катастрофического свойства.
Судя по всему, пицзеци, как цилинь по происхождению, эту самую судьбоносность получил по наследству, но – с отчетливо выраженным отрицательным знаком: зверь был предвестником дурных событий, на что прямо и недвусмысленно указывается в конце диалога, где Конфуций говорит своим ученикам буквально следующее: «Его появление в мире всегда предвещает наступление суровой эпохи Куй». Об эпохе Куй см. ниже.
Итак: зверь пицзеци – несомненно некий подвид (разновидность?) цилиня. Его кости (предположительно – черепные) в древности использовались для гаданий; по крайней мере, в «Деле поющего бамбука» есть короткая, но характерная цитата из двадцать второй главы «Лунь юя»: «Вчера гадали на костях пицзе. Будет радость». Судя по иероглифам, в данном случае речь несомненно идет о костях зверя пицзеци.
2. Кое-что можно уяснить и о внешнем виде зверя. Обычного цилиня часто изображают в виде однорогого оленя, с шеей волка, хвостом быка, копытами коня, разноцветной шерстью и панцирем черепахи. А вот как описан зверь пицзеци у Конфуция: «…у него была огромная голова с небольшими ветвистыми рогами, длинное тело и короткие ноги. Оно тонко поскуливало и смотрело на нас большими глазами, а из глаз текли слезы». То есть нашему взору в этом описании предстает некое довольно крупное животное – «размером с лошадь», с большой головой, имеющей незначительные роговые выросты ветвящегося типа, с длинным телом, покоящимся на непропорционально коротких ногах – «высотой с собаку». Разумеется, мы в данном случае берем в качестве предмета для сравнения среднестатистическую собаку, допустив, что это будет нечто вроде ирландского сеттера либо чуть крупнее или мельче. Облик пицзеци настолько необычен, что Мэн Да в какой-то момент решил даже, что перед ними сыбусян[a3].
Также про пицзеци известно, что у этого животного весьма значительные по размеру глаза, имеющие способность к слезоизвержению (если, конечно, Му Да описал все правильно и не принял за слезы некую, скажем, слизь, проистекавшую от специфического для данного вида цилиня заболевания глаз).
3. Характерной чертой пицзеци, которую следует непременно подчеркнуть, является то обстоятельство, что животное стремится к обществу людей и с этой целью скрытно подходит к ним сзади – как это описано в приведенном выше эпизоде. Животное может издавать звуки, в нашем случае – поскуливать. В свете этого поскуливания и слезоотделения, а также того, что Конфуций связывает появление пицзеци с наступлением эпохи Куй, можно предположить, что этот зверь достаточно разумен – по крайней мере для того, чтобы осознавать роль вестника печальных событий, которую уготовила ему безжалостная природа. Другими словами, пицзеци прекрасно понимает, чем чревато для людей его появление – но не может не выполнить свой долг, формулируемый знаменитыми этико-философскими категориями ли и дао. Например, ли Солнца – подниматься по утрам над восточным горизонтом и в течение всего светового дня освещать землю; пусть оно знает, что с восходом начнется отложенная до света страшная и кровопролитная сеча, и десятки тысяч людей лягут костьми при первых же солнечных лучах – оно не может не следовать дао и не соблюдать ли. Нелепо было бы спрашивать у Солнца: ты готово взять на себя ответственность за всю кровь, что прольется в этот день? Кровь проливают те, кто режет жилы ближним и дальним своим; Солнце лишь старается, чтобы род людской не сидел в холоде и темноте, а предъявляет к нему подобные обвинения лишь тот, кто стремится хоть на кого-нибудь переложить ответственность за то, что пользуется теплом и светом, мягко говоря, не лучшим образом.
Сколько можно понять, все вышесказанное относится и к пицзеци, вернее, к связанным с ним морально-этическим проблемам.
4. Про эпоху Куй, наступление которой Конфуций тесно связывал с появлением пицзеци, также известно до обидного мало. В «Деле поющего бамбука» приводится другой эпизод из двадцать второй главы «Лунь юя», свидетельствующий о безусловно негативном восприятии в древнем Китае этой эпохи: «Однажды Мэн Да встретил Учителя на берегу реки Сян. Учитель был погружен в молчание. Мэн Да спросил его об этом. Учитель отвечал, что размышляет об эпохе Куй. Мэн Да попросил объяснить. „Страшно! Страшно!“ — ответил Учитель». Конфуций прямо называет в приведенной в качестве эпиграфа цитате эпоху Куй «суровой»; в его кратком высказывании имплицитно содержится недвусмысленное указание на то, что главным содержанием эпохи являются ужасные потрясения (это совершенно определенного можно заключить из фразы о том, что появление больших пицзеци предвещает наступление такой эпохи Куй, при которой происходят САМЫЕ ужасные потрясения). Совершенно очевидно, что ни к мифическому одноногому быку куй[a4], описанному в древнекитайском сочинении «Шань хай цзин» («Книга гор и морей», разд. «Да хуан дун цзин»), ни тем более к сановнику Кую, служившему по музыкальной части при дворе легендарного императора Шуня, эпоха Куй отношения не имеет. В свете этого известная фраза «Куй и цзу», т. е. «Куй об одной ноге» или, в более морализованном, чисто конфуцианском, переводе, «Таких, как [сановник] Куй, и одного было достаточно»[a5] должна быть кардинально пересмотрена и переведена правильно: «Одной [эпохи] Куй вполне достаточно!» То есть эта эпоха, как был абсолютно убежден Конфуций, знаменует собой наступление череды столь глобальных и катастрофических катаклизмов, что никакое другое бедствие не идет в сравнение с ними. По-видимому, надо понимать это так, что одной всеобъемлющей эпохи Куй вполне достаточно для исчезновения рода людского с лица Земли — поэтому второй эпохи Куй случиться просто не может. Собственно, ей не с кем будет случаться.
Таким образом, имеющиеся скудные сведения о звере пицзеци позволяют заключить, что появление этого животного в мире воспринималось в древнем Китае как неблагое предвестие грядущей эпохи Куй, несущей с собой поразительные по масштабам катастрофы и разрушения, и зверь пицзеци, так или иначе осознавая свою незавидную роль, этой роли отнюдь не радуется, хотя на нем самом вины никакой нет – как нет ее на часовом механизме установленной самими людьми адской машины.
И если кто-то вдруг однажды услышит за спиной характерное поскуливание и, обернувшись, увидит похожее на описанное Му Да животное, из больших печальных глаз которого неудержимо катятся слезы, пусть знает, что где-то вскорости может наступить безжалостная эпоха Куй.
