Андрей Столяров - Альбом идиота (сборник)
– Что это? – шепотом спросил я, и тут же вновь зашуршала осыпающаяся кровля. Шепот вдруг раскатился как гром.
– Это ваше сердце, мой господин, – восторженно сказал профессор. Он каким-то образом вновь оказался рядом; тоже – протянул ладони и вздернул клинышек острой бородки. Глаза его слезливо посверкивали. – Неужели вы до сих пор не поняли? Не поняли? Ведь вы и есть – Зверь…
Меня поторапливали:
– Давай-давай!..
Народ по коридору двигался довольно густо. Честно говоря, я не ожидал, что будет столько народа. Стрелки круглых настенных часов показывали уже три минуты четвертого. Совещание в актовом зале должно было вот-вот начаться. Но я все-таки, рискуя туда опоздать, заскочил в тихий закуточек перед секретариатом и, не обращая внимания на удивленно выпрямившуюся Лелю Морошину, не здороваясь, не говоря ни слова, повернул к себе аппарат городской связи.
К счастью, телефон сегодня работал. Маргарита сразу же схватила трубку.
– Ну как? – спросил я.
– Звонили еще два раза, – ответила Маргарита. – То же самое: вежливые, но очень настойчивые угрозы. Лучше уж бы они матом ругались. В общем, если я тебя не представлю, то скоро пожалею об этом. И я чувствую, что действительно пожалею. Слушай, я тут одна, а они звонят каждый час…
По голосу было ясно, что она еле сдерживается. Скрипнув зубами, я осторожно покосился на Лелю. Леля кивнула мне и примиряюще улыбнулась. Она внимательно слушала разговор и не считала нужным это скрывать.
Впрочем, она была по-своему права. Я отвернулся. Маргарита ждала, и в трубке было слышно ее частое прерывистое дыхание.
Так дышат люди, которым уже немного осталось.
– Пожалуйста, не волнуйся, – сказал я ей намеренно равнодушным голосом. Я очень хотел ее успокоить. – Ты им не нужна. Им нужен – я, и никто больше. Они тебе ничего не сделают. Только не выходи на улицу. Дверь крепкая, вломиться не так-то просто. Занимайся своими делами. И прошу тебя, не звони сюда ни под каким видом.
– Ты ночевать придешь? – спросила Маргарита.
– Видимо, нет, – сказал я.
И сразу же, чтобы она не успела брякнуть ничего лишнего, нажал на рычаг.
Мне было как-то не по себе. Голос у Маргариты был чрезвычайно обеспокоенный. Конечно, у нее имелись для этого основания, но мне почему-то казалось, что трогать ее не станут. Реально не станут, несмотря ни на какие угрозы. Она им действительно не нужна. Маргарита – это только приманка. Им нужен я, а не перепуганная насмерть женщина. Правда, кто их знает. Случиться может все что угодно.
Леля теперь смотрела на меня в упор.
– Плохо? – спросила она.
– Плохо, – сказал я.
– Не расстраивайся, – сказала Леля. – Будет еще хуже.
Я вдруг заметил, что она вовсе не улыбается. То есть, конечно, улыбается, но – заставляя себя, через силу. А в глазах у нее стоят светлые слезы.
Она сказала:
– Он ничего не хочет слушать. Лезет на рожон. Сумасшедший какой-то. Он и раньше-то, по-моему, был не слишком нормальный, а теперь совсем съехал и уже ничего не соображает. Успел поссориться насмерть с генералом Блиновым. Скажи мне, пожалуйста, ну зачем он с ним поссорился? Думает, что – незаменимый? Он ошибается. В конце концов его просто убьют, чтобы не путался под ногами…
Она всхлипнула.
Я наклонился и поцеловал ее в щеку, пахнущую духами.
– Все будет хорошо.
– Ну тебя к черту! – сказала Леля…
– Нет, действительно…
– Все равно. Ну тебя к черту!..
В зале я устроился неподалеку от выхода. У меня было сегодня еще множество дел, и я вовсе не собирался высиживать здесь до конца совещания. Совещания эти мне порядком осточертели. Сколько уже собиралось таких совещаний, и что толку? Ни разу не слышал, чтобы на совещании говорили о чем-то существенном. Между тем народу сегодня набилось довольно много. Вероятно, удалось вытащить всех, кто в этот день был на службе. С некоторым злорадством я отметил, что присутствует даже Леня Куриц. Он сидел сбоку, по-видимому тоже намереваясь смыться в первый же удобный момент, и увлеченно что-то читал – быстро-быстро перелистывая страницы толстого фолианта. Подходить к нему я не стал. У меня не было никакого желания разговаривать сейчас с Леней Курицем.
Основной доклад сегодня делал генерал Харлампиев. По его словам, обстановка в городе оставалась исключительно напряженной. С одной стороны, она немного стабилизировалась, потому что после эвакуации значительно уменьшилась численность, как он выразился, активного населения. Теперь кордоны надежно блокируют весь периметр. Прорвать оцепление изнутри практически невозможно. Здесь мы наконец можем быть совершенно спокойными. Но с другой стороны, по его же словам, чрезвычайно ухудшилась ситуация в самом городе. Три последних «прорыва истории» имели печальные результаты. Город фактически разделился на сектора, изолированные друг от друга. И если с «Николаевским сектором», в котором имеются значительные войсковые соединения, договориться в общем-то удалось: император, будучи реальным политиком, в определенной мере пошел нам навстречу, с ним подписаны весьма значимые соглашения; и если «Блокадный сектор» в настоящий момент также серьезных опасений не вызывает, так как в силу своей специфики он не располагает большими людскими ресурсами, – там работа тоже ведется, и есть уже конкретные результаты, – то образовавшийся недавно «Сектор Петра», к сожалению, сразу же стал источником постоянной угрозы. Сведения об этом секторе у нас весьма тревожные. Петр, если только он существует, ни на какие переговоры с нами идти не хочет, окружение его относится к нам более чем враждебно, деловые контакты и даже простой сбор данных осуществляются с колоссальными трудностями. Более того, не соблюдается соглашение о разделе районов: войска из «Петровского сектора» постоянно нарушают границу. Правда, вооружение у них трехсотлетней давности и пока что локализация инцидентов происходит без особых потерь, но ведь оба императора в конце концов могут договориться, и тогда у нас просто не хватит сил, чтобы контролировать обстановку. Гвардия Николая Первого вполне боеспособна, сказал он.
Здесь генерала Харлампиева прервали. Председательствующий, незнакомый мне человек в темно-зеленом полувоенном френче, неожиданно поинтересовался, почему так долго существуют эти «прорывы истории». Предыдущий «прорыв», насколько он помнит, длился около суток. А здесь месяц уже на исходе, но никакой… э-э-э… «спонтанной деструкции» не наблюдается. Как вы это можете объяснить? Генерал Харлампиев кратко ответил, что в данном «прорыве» срок жизни «мумий» существенно увеличился. Тогда председательствующий спросил, может ли генерал Харлампиев восстановить в городе твердый порядок. Генерал Харлампиев тут же ответил, что безусловно может. Председательствующий спросил, что ему для этого требуется. Генерал Харлампиев ответил, что ему для этого требуются вертолеты. Болотная масса все разрастается, и наземные операции малоэффективны. Тогда председательствующий спросил, сколько именно вертолетов потребуется. Генерал Харлампиев внятно назвал цифру. Председательствующий подумал и сказал, что вертолеты будут.
– У вас все? – с некоторым нетерпением спросил он.
У генерала Харлампиева было все. Он сел на место и тяжеловато отдулся. А затем достал из кармана клетчатый красный платок и промокнул им лоб и затылок.
– Собственно, я не понял, почему «мумии» теперь стали жить так долго? – сказал председательствующий.
Он не обращался ни к кому конкретно. Вопрос был задан в пространство. Однако люди в передних рядах начали оборачиваться и оборачивались до тех пор, пока не уперлись взглядами в самый конец зала.
Меня словно черт толкнул в спину. Я неторопливо поднялся.
– Здесь, вероятно, работает эффект «критической массы», – сказал я. – Если два положительных масс-феномена сосуществуют в едином пространстве и если экзистенция их реальна, то есть отличается от нуля, то, согласно закону «квантовой пары», оба они становятся автаркоидами, пусть даже масса их в данном случае есть уже не масса, а время. Проще говоря, «мумии» живут, потому что их много. Чем больше сумма «квантовых трансформаций», тем длительнее «прорыв истории». Можно предполагать, что в идеале он стремится ко всеобъемлющему ничто…
Здесь я остановился и несколько перевел дыхание. Кстати, если бы меня сейчас попросили снова повторить эту чушь, я бы, скорее всего, не смог.
В зале ошарашенно оцепенели.
Председательствующий покашлял.
– Ну вот… наконец-то… объяснили по-человечески…
Я думал, что меня сейчас просто выведут с совещания. Но, как выяснилось, выводить меня никто вроде бы не собирался. Напротив, председательствующий глянул на меня вполне благосклонно, и затем слово предоставили следующему оратору.
