Кир Булычев - Глубокоуважаемый микроб (сборник)
Минц скромно отошел в сторону, дав возможность Сидякину сказать свою речь.
Сидякин вытащил из кармана бумажку и сказал:
— Дорогие товарищи. Западная наука посрамлена. Вот мой дневник, я в нем каждый день записывал число. Вы можете сравнить его с календарем и узнать, что именно я — настоящий землянин.
— И какое же сегодня число? — спросил Корнелий Удалов.
— Девятое ноября! — сказал Сидякин.
В публике раздался смех, потому что декабрь уже подходил к концу. О чем и сообщили краеведу.
— Не может быть! — закричал тот и пошатнулся.
Пока медики отпаивали старика валерьянкой, на трибуну поднялся профессор Минц.
— Их было трое, — сказал он, переждав бурю аплодисментов. — Это был человек. — При этих словах Минц оглянулся на Сидякина. — Это был. — Профессор сделал паузу, и все увидели, как кот Трифон, словно поняв, что от него требуется, стал потягиваться. — Кот!
— Не позорь животное! — кричал из «скорой помощи» краевед. — Оно наше, родное!
— Кто третий? — спросили из толпы.
Минц вытащил из кармана спичечный коробок, открыл — черная точка выскочила из нее и пропала в снегу.
— Я не был бы настоящим ученым, — сказал Минц, — если бы не охватил своими опытами всех живых существ, близких как человеку, так и котам. Эта блоха жила на Трифоне. Вот она, биологическая триада пришельцев!
— Тришка, предатель, задушу! — бесновался краевед.
Но никто его не слышал. Великий Гусляр ликовал. Наконец-то в нем было совершено великое открытие.
Тут я спохватился и понял, что увлекся. Убийцу тянет на место преступления, писателя — на проторенную дорожку. Столько сил я потратил на то, чтобы написать настоящий научно-фантастический рассказ, а закончил еще одной гуслярской историей. И какой! Опыт, поставленный профессором Минцем, антинаучен, за его пределами остались многие возможные пришельцы. Краевед Сидякин в рассказе необязателен. Гораздо интереснее было бы описать жизнь в пещере, повседневный труд исследователей.
Перед тем как нести рассказ редактору, я понял, чего в нем не хватает, — благополучного конца. Поэтому я дописал следующее.
— Что может город сделать для вас? — спросил товарищ Белосельский, подходя к профессору, чтобы пожать ему руку.
— У меня есть просьба, — ответил Минц, улыбнувшись. — Нельзя ли присвоить звание почетного гражданина Великого Гусляра краеведу Сидякину?
— Положительное решение уже принято, — ответил Белосельский и тоже улыбнулся.
Так завершился этот великий день.
По-моему, лучше не скажешь.
В заключение у меня есть вопрос к читателям, имеющим отношение к астрономии. Не знаете ли вы какую-нибудь планету, которая обращается вокруг своей оси за 48 часов? Каждому писателю в глубине души хочется стать провидцем.
Опозоренный город
Клеймо позора, поставленное судьбой на лбу Великого Гусляра, как и всякое клеймо, несмываемо. В его появлении не обвинишь масонов, сионистов, ЦРУ и мафию.
Сами виноваты.
Но признаться в этом невозможно.
Началось с того, что в окрестностях Великого Гусляра совершил посадку самый обыкновенный космический корабль из системы Сципиона. В корабле был один космонавт, имени которого никто не знает.
Цели у пришельца, по-видимому, были вполне безобидные. Может быть, ему понадобилась крапива, которая считается в Галактике универсальным воспитательным средством, а может, он хотел нарвать ландышей для своей подруги.
Космонавт выбрал безлюдное место в лесу неподалеку от Великого Гусляра, нашел там ярко-зеленую поляну и ударил по тормозам!
Пока корабль медленно приближался к земле, космонавт посмотрелся в зеркало и остался собой доволен. Выглядел он как самый обыкновенный гуслярский грибник. Это на случай, если состоится случайная встреча в лесу. Космонавт строго соблюдал правила невмешательства!
Корабль коснулся земли, трава расступилась, на поверхности появилась черная грязь, и оказалось, что по недосмотру капитана и приборов корабль опустился в небольшую, но глубокую трясину.
Космонавт срочно открыл верхний люк похожего на гигантское серебряное яйцо корабля и выскочил на его последнее сухое место.
Космонавт постоял еще полминуты на макушке корабля. Он еще не терял надежды, что корабль вот-вот коснется дна трясины, но, когда черная грязь стала собираться со всех сторон к его ботинкам, космонавт поднатужился и сиганул на сухой бережок, находившийся метрах в десяти от макушки корабля.
Космонавт постоял минут десять, глядя, как макушка исчезает в трясине, как чавкнула, засасывая его, жижа, как успокоилась, покачавшись, болотная грязь.
Космонавт готов был плакать.
Положение, в которое он попал, можно назвать трагическим.
В десятках световых лет от дома и ближайшей технической станции, совершенно один на планете, куда раньше почти не ступала нога существа из цивилизованной Галактики, он должен был достать из глубокой трясины свой тысячетонный корабль и улететь отсюда, не выходя на связь (это категорически запрещалось) с местными властями и прессой.
Если же не удастся выполнить этой нереальной задачи, ему не остается ничего, кроме самоубийства. А самоубийство было для того космонавта немыслимым и даже отвратительным актом.
Так ничего и не решив, космонавт отправился пешком в Великий Гусляр, по дороге надеясь что-нибудь придумать.
Как каждый путешественник по Вселенной, космонавт учился на курсах выживания. Он мог тридцать две минуты сдерживать дыхание, подниматься с глубины в полкилометра без акваланга, падать с шестого этажа и не разбиваться, умел общаться со встречными на их языках, бегал быстрее американских негров и плавал лучше, чем крокодил.
Он знал о хитростях, к которым можно прибегать космонавтам на чужих планетах.
И вот, размышляя о том, как спастись, космонавт вспомнил об одной хитрости, которая могла ему помочь, если жители Земли были склонны к распространенному в Галактике греху, вернее, скажем, слабости. Следовало проверить свое предположение. Раздумывая об этом, космонавт вошел в Великий Гусляр.
Крайние улицы города застроены одноэтажными домиками с палисадниками, однако по мере приближения к центру дома становятся выше, достигая в самом центре высоты в четыре этажа.
Между домами стоят пережившие антирелигиозную пропаганду церкви, по улицам ездят велосипедисты и мотоциклисты. «Мерседесов» космонавт не заметил, хотя в земных марках машин разбирался отлично.
Направляясь к центру Гусляра, пришелец изучал расположение магазинов и лавок.
Во всех магазинах и лавках космонавт подолгу замирал перед прилавками, разглядывая товары и стараясь понять, какие из них пользуются спросом, а какие не вызывают интереса покупателей.
Наконец он убедился в том, что никто не покупает кофейный напиток «Бодрое утро», изготовленный из экологически чистых продуктов: желудевой муки, жженой коры боярышника и некоторых других любопытных компонентов. Пожалуй, этот продукт годился для психологического опыта.
Космонавт присел на скамейку в садике, что возле церкви Параскевы Пятницы, и стал смотреть на бегущие облака. Вел он себя точно как паук, неподвижно и даже лениво поджидающий свою добычу.
Добыча появилась через десять минут в лице запыхавшейся от тяжелой сумки бабушки, имени которой мы не знаем.
Бабушка просидела молча минуту или две, прежде чем ее сосед обратился к ней с вопросом:
— Давление беспокоит?
Бабушка повернула голову и увидела рядом человека скорее молодого, чем зрелого, но того типа мужчин, которые внушают доверие именно пожилым женщинам. Из таких выходят замечательные зятья, но никудышные мужья.
— Давление замучило, — согласилась бабушка. — С утра в голове так стучит и стучит, будто поезд идет и никак не пройдет.
— А у моей мамы прошло, как рукой сняло. Сам тому свидетель.
— И что же она делала? — заинтересовалась бабушка.
— Вот не знаю, есть ли у вас в магазинах — средство на первый взгляд странное, можно сказать, никогда не догадаешься, но у моей мамы как рукой сняло.
И тут космонавт замолчал и стал смотреть на облака, будто ничего интереснее в жизни не видел.
— Да вы говорите, говорите, если не скрываете.
— Вообще-то, я дал слово маме никому не говорить. Но вам, чувствуя искреннюю симпатию и сочувствие, я открою тайну.
— Я вам обещаю: никому ни слова! — на всякий случай произнесла бабушка.
Молодой человек уже не слушал ее. Словно молитву, словно длинное языческое заклинание, он бормотал:
Растворить в воде горячей
Две-три ложки на стакан.
И считай до сорока:
Суть лечебную обрящешь!
— Как вы сказали? — взволновалась бабушка. Она боялась забыть.
— Вам записать или будем учить? — спросил космонавт. — Кофейный напиток «Бодрое утро».
