Элли Каунди - Обрученные
Витек сперва недоуменно выслушал инструктаж, однако припомнив, как долго и трудно хозяин улучал минутку для того, чтоб наедине перекинуться парой слов, проникся.
– Никому верить нельзя. Что ж за жизнь-то, а?
– Раньше надо было верить. Когда горбатого пидора нормальные люди скинуть хотели. Хотя тоже мне, «нормальные»…
– А мы-то, бараны, помню, радовались тогда чему-то…
Почти день ушел на переделку электроспуска на механику, и вышли под вечер, но выспавшиеся и сухие. Обратный путь давался десятикратно дороже – больше полутонны набравшегося груза, чуть не полтораста кэгэ на рыло. Без споров принялось единственное реальное решение – идти по долине Киалима, на Аргази, и уже там выбирать дальнейший маршрут. Теперь скрытность особо не волновала – огневая мощь такая, что до роты можно не напрягаться. Что вы хотите – четыре пулемета, это надо быть последним идиотом, чтоб, заслышав такую ответку, не дриснуть подальше и побыстрей. До Байдашева – день. Ночь – влежку, надорванные мышцы к утру болят, как отбитые. На льду Аргазей встретили местных рыбаков – то ли карасевских, то ли туракаевских. Бедные рыбачки постояли с поднятыми руками под двумя пулеметами, с жизнью, наверное, простились – ан пронесло; когда вдали затих скрип тяжело груженных волокуш, оба чужих пулеметчика вместо серии очередей внятно попросили рыбаков не дергаться с часок и, пятясь, скрылись в поземке, несущейся над безбрежным ледяным полем водохранилища.
У Каолинового удача, долго шедшая вместе с командой, куда-то отлучилась. Хотя куда: шесть дней прухи – это слишком даже, не к добру. Переходили маленькое лесное озерцо, и вроде тщательно смотрели, но на подходе к берегу из ниоткуда ударил беспорядочный ружейный залп. Ахмет даже не удивился, что не учуял засаду, – его больше интересовала засада, пыхтящая спереди и сзади.
Группа дружно рухнула в снег, лязгая разворачиваемыми в береговые кусты стволами, и через несколько секунд кусты легли, снесенные из пяти машин. Мародеры видели сквозь дым, как между деревьями вскакивали и скрывались в гуще леса мутно-белые силуэты. Суки, угадали как с местом, берег хоть и невысокий, а лес с полста метров не причешешь, лежащего берег скрывает. Цугцванг – ни ждать, ни срываться, так и так забьют, когда народ с более серьезными стволами подтянется. Ладно хоть, пока притихли.
– По противнику докладаем.
– У меня пять. Без попаданий.
– Шесть. Я тоже.
– Восемь. Один – под вопросом.
– Шесть. Тоже пусто.
– Шесть. Один с вопросом, – закончил Кирюха и приказал доложить боеспособность – что-то уж совсем безрадостно отозвался Витек, шедший головным.
Ахмет подполз к своему:
– Как ты, Витька?
Зацепили нормально только его – картечина угодила в легкое, попав аккурат между «лифчиком» и полой расстегнутого бушлата: взопревший Витька шел распахнувшись.
– Пока вроде ниче. Печет только. Вот, пакет-то…
Ахмет вспорол куртку и вшивник, разорвал пакет. Левое легкое, во второй трети. Из раневого канала при выдохе с хрипом и бульканьем лезет пена. Час в сознании – максимум, два – жить. …Бля. Дела хуевые. Не самый маленький сосуд перешибло… Видимо, не удержал лицо: стремительно сереющий Витек сразу спросил:
– Че, херово мои дела?
– Че уж там… Да, – не глядя на Витька, сосредоточившись на прикрывании тампона оберткой индпакета, злобно бросил Ахмет. – Можешь руку приподнять? Я хоть пару обертов сделаю.
– Ахмет, если мне так и так пиздец, давай прикрою, а вы оторветесь?
– Лежи уж. Разберемся.
…«Прикрою…» В любую минуту вырубишься, и все. Эх, сука, ведь чуял, чуял… Да хоть был бы застегнут – кто знает, может, ребро бы и сломало, но вот дырки б не было, дырки этой сраной…
Ущерб остальных невелик – так, посекло дробью немного, кого больше, кого меньше. Крови много, но херня, все в строю. Нервишки у пыштымцев никуда. Не для засад. Оставив Дениску на фланге, сползлись за Кирюхину волокушу.
– Как твой? Серьезно?
– Серьезно. Легкое прохерачили, гады.
– Бля… В сознании?
– Пока да.
– На нас сидели, – мрачно констатировал Паневин.
– Вряд ли. Или на нас, но лохи какие-то. С пукалками.
– «С пукалками», – передразнил Кирюху Ахмет. – Витька-то вон приложили.
– Первый потому что шел.
– Ну да. А если б метров на пятнадцать – двадцать подпустили, мы б все щас так лежали.
– Или нервы не выдержали. У одного. А за ним уж и все шмальнули, чего там шифроваться, а так хоть шанс есть.
– Или да, нервы.
– По ходу, черт из тех, кого приложили, когда туда шли. Хозяева забили на нас, а он настырный оказался, вон, корешков привел. Или посчитаться желает, или жадный, – двинул версию Паневин.
– Хуево. Сейчас знаешь что? Один на Пыштым бежит. Щас хозяину доложит, что посреди озера его четыре халявных пулемета дожидаются. Миномета на лошадку, и сюда.
– Не-а. Миномета не будет – че он, своими руками стволы потопит?
– Ну да, вообще-то. Хорошо.
– Хули «хорошо». Щас подтянется несколько человек с карабинами, вот и будет «хорошо».
– Значит, надо прям щас отрываться, – обострил ситуацию Ахмет, проверяя предохранитель АПБ. – Готов.
– Кого оставим?
Повисла нехорошая пауза, и Ахмет, как бы меняя позу, вытолкнул из-под мышки рукоять АПБ: Жирик с Паневиным, не удержавшись, очень нехорошо переглянулись. …Сразу, или пусть обозначатся? Если сам Дениску предложит – все, вопрос снят. Но это вряд ли. Ладно, пусть обозначит. Жопой закрутит – сразу вынаю… Однако Ахмет недооценил человеческую наглость. Видимо, по предварительной договоренности Паневин буранул, словно о давно решенном деле:
– Так, Ахмет, оставим твоего. Мы…
Мгновенно выпущенная ярость придала силы – АПБ мухой вылетел из-под бушлата и негромко хлопнул, скорее даже лязгнул – и голова Паневина мокро чавкнула. Дымящееся очко ствола глядело прямо в глаз Жирика.
– Кирюха. А че это чмо тут разводит, а? «Мы» какие-то… – с ледяной игривостью в голосе поинтересовался Ахмет.
Жирик молчал, даже не вытирая уляпанное лицо.
– Че ты на тухляк ведешься, а, товарищ капитан? – сменив тон, равнодушно спросил Ахмет, заглядывая Жирику в глаза поверх глушителя. – Короче. Давай так. Ты мне сейчас обещаешь, что больше тухляка не будет. Реально обещаешь. – Ахмет рассчетливо вогнал фразу в совесть старшего лейтенанта Кирюхина и начал с хрустом проворачивать ее в ране: – Ты знаешь, я слову верю. Скажи как мужик «да». Или «нет». Говоришь «нет» – я тебя валю. Если да, то ему шальняк прилетел.
Кирюха сморщился, словно от боли, и повесил голову. Через несколько томительных секунд глухо, искаженным голосом промычал:
– Обещаю.
– Слышь, Кирюх, чтоб ты не грузился, – я тебя понимаю. Может, сам бы о том же думал на твоем месте. Не знаю, – принялся расслаблять Жирика Ахмет, внутри себя захлебываясь от ненависти. …У-у, пидарасина, вынести тебе мозги, ублюдку…
– Дениска! – резко поворачиваясь, крикнул куда-то в поземку Жирик. – Нет, на месте оставайся. У тебя на коробе сколько?
– …то …мсят… е-то… – донеслось сквозь вой ветра.
– Я оставлю коробку, найдешь около Паневина! Тут Паневин двухсотый, возле него – ко-роб-ка! Понял? Начинай давить, мы сваливаем! Часа два минимум держи! Догонишь! Ахмет, давай перегружаться.
– Начинай, Кирюх. Я пока Витька гляну да этого раздену.
Часа Витьке не понадобилось. Он уже лежал расслабленно, с заметенными глазницами, прозрачно-синим носом и фиолетовыми губами. Снег в глазах еще таял, и казалось, что Витька плачет. Ахмет опустил ему веки. Не помогло – теперь казалось, что он плачет с закрытыми глазами.
Именно тот груз вывел их обоих из-под множества ежедневно борющихся за свой кусок, утвердив среди остальных Домов Старого города. Правда, реализовали они свой статус по-разному: Ахмет предпочитал малолюдье при забитом подвале, Кирюхин всячески расширял свое дело, начав с простого крышевания торговли, через некоторое время стал встречать-провожать караваны, проплачивать будущие урожаи деревенским, завел даже нечто типа кабака – единственного в своем роде. Впрочем, опустив хозяина на изрядную сумму, кабак довольно быстро оказался в аренде, – как известно, маленькая аренда лучше большого убытка. Жизнь Тридцатки устаканилась, никому не хотелось ломать сложившийся баланс – жрачки более-менее хватало, торговцы рассказывали, что мало где так сыто и тихо живут: на юге народ только и знает что отмахивается от казахов, доживших уже и до лука со стрелами. Хотя что казахам делать – вокруг месторождений «Шеврон» нарезал огромные зоны безопасности, снеся города под бульдозер, а с юга их нехило подпрессовывают узбеки с таджиками, которых оказалось неожиданно много. На России, говорят, вообще тишина могильная – можно днями идти и не встретить живого человека – вирус какой-то прошел; только в городках на запад от Москвы, где французы рулят, еще как-то можно жить, да в Москве с областью – но те закрыты, как в свое время СССР.
