Ант Скаландис - Катализ. Роман
Уайтстоун. С сибрами пришло разоружение, изобилие и революция в науке. Но все это — лишь обеспечение условий для великого процесса оранжитации (следует заметить, что он пошел бы и в менее благоприятных условиях). Результатом оранжитации станет экспоненциальный прогресс человечества — переход от животного состояния в состояние чистого интеллекта.
Сингх. Брусилов, Бог, рожденный на Земле, вывел человечество из тупика на широкий и светлый путь, которому конца не видно, и теперь люди, точно заблудшие овцы, пойдут за учителем своим, вечно постигая Божественную силу его и тем самым приближаясь к нему все более и более.
Комментарий
Приятно отметить, что большинство политических деятелей и ученых, несмотря на значительные различия во взглядах, настроено оптимистически, но, что характерно, все без исключения считают появление Апельсина поворотным пунктом в истории человечества, событием, без которого стал бы невозможен наблюдаемый нами сегодня прогресс. Вот почему мне хочется высказать по этому вопросу votum separatum, не разделяемое никем даже среди моих коллег. Я считаю, что оранжит и сеймер не вызвали принципиальных новых сдвигов в процессе развития нашей цивилизации, а лишь ускорили ее прогресс, проведя человечество по кратчайшей, энергетически наиболее выгодной траектории в ту точку, куда оно так или иначе пришло бы и само. И дубликатор и бессмертие люди сумели бы создать без посторонней помощи, и я работаю сейчас над тем, чтобы доказать это.
Вот почему процесс, порожденный появлением Апельсина и всеобщей сибризации, я называю катализом. А для тех, кто подзабыл школьный курс химии, напомню: катализатор — это вещество, ускоряющее химическую реакцию, но само остающееся без изменений. Правда, в ходе химического процесса катализатор может образовывать временные, промежуточные соединения с реагентами. Сибры, четверка Брусиловых и все, кто подверг себя вакцинации, являются именно такими соединениями. Таким образом, возникает еще одно определение Апельсина, еще один ответ на первый вопрос «Катехизиса»: оранжит — это вселенский катализатор прогресса.
3
— Ну, вот и началось, — сказал Кротов радостно и зло.
— Что началось? — спросил Станский, хотя прекрасно понимал, что все это говорится не для них.
— Армагеддон, — непонятно и торжественно объяснил Кротов. — Ждите меня тут. Я скоро вернусь.
— А Брусилов? — тут же спросил Женька. — Где он?
— Где он? — задумчиво повторил Кротов. — Китарис, друг мой, скажи нам, где этот враг рода человеческого? Небось, уже на пятом радиусе?
— Так точно, товарищ председатель! Он у этой шлюхи.
Женька решил промолчать, но когда оба зеленых двинулись к выходу, все-таки крикнул: «Стойте!», и Кротов не выдержал:
— Да уймитесь Вы, наконец! Мы не туда идем. Б-телекс Крошки Ли 0000208. Ах, да, у Вас же нет браслета. Китарис, выдайте им всем, и пусть этот Ромео связывается со своей пассией, когда пожелает. Надоел он мне.
Китарис поворчал, но браслеты выдал, и пока он возился с пультом на стене, Станский успел поинтересоваться у Кротова:
— Товарищ председатель, а Вы что, считаете себя… — Эдик замялся, — советским человеком?
— Упаси Боже, Эдуард Владимирович! — всплеснул руками Кротов. — Какие могут быть в наше время Советы? Кроме Всемирного? А Вы, должно быть, имеете в виду форму Китариса? Так это он дурака валяет. А мне наплевать, я его как служаку ценю. Ну, а если Вы про наше официальное обращение, так извините, слово «товарищ» не в Вашей партии изобрели. И вообще. привычная Вам политика в наши дни просто смешна. Вы это поймете, Станский. Ну, счастливо оставаться! С браслетами разберетесь, надеюсь. Это несложно.
Браслеты оказались без экранчиков, что разочаровало гостей из прошлого. Впрочем, как выяснилось, принятое браслетом изображение можно было передать на любой находящийся в пределах видимости и не занятый экран.
Желание Женьки сразу же связаться с пятым радиусом пресекли и Рюша и Эдик. Надо было решать сначала, что они скажут Брусилову. Женька не знал. Женька вообще поймал себя на том, что думает не о Брусилове, а о Крошке Ли. Устыдился и начал думать о Брусилове. Но получилось почему-то о Цаневе. А потом о тех четырех убитых. И он обнаружил, что последнее мучит его больше всего. Цанев был раной, но он знал, что это серьезная рана и что болеть она будет долго, может быть — всегда. А эти четверо неизвестных висели, как камень на шее, который мучительно хотелось сбросить. Он понял вдруг, почему. Камнем на шее висело не само убийство, а безнаказанность. Похоже, здесь, в Норде царили законы джунглей, точнее прерий, и этот вестерн не в кино, а в жизни был до дикости непривычен.
В задумчивости Женька скреб ногтем заусенец на указательном пальце. Заусенец не поддавался. Тогда он помог себе зубами и резко выдернул довольно приличный кусочек кожи. Выступила кровь. Он стер ее, и больше крови не было. И боли не было. Ни малейшей. Женька провел языком по губам: они были мягкими и идеально гладкими. Уже перепуганный, он шевельнул ушибленной и отмороженной ногой — она была абсолютно здорова! — и наконец, потрогал затылок.
— Ребята, — сипло и нерешительно начал Женька.
Они шумно спорили и ему пришлось крикнуть:
— Ребята! Я вакцинированный! Мне передалось от Ли.
— А мы? — спросил Станский после паузы.
— Черному неоткуда было, — рассудил Женька, — он спал всю ночь. А вот ты, Эдик… Впрочем, тоже нет. Потрогай свои губы.
Вывод напрашивался любопытный: обычные проститутки города Норда не вакцинированы — понятно, царство зеленых, как-никак. А высший серебряный класс держат, видать, для особых целей и многое им позволяют. И все-таки, вакцинировав Женьку, Ли, надо полагать, нарушила какие-то планы Кротова. То-то он так кипятился!
— Это несправедливо! — шумел Черный. — Женька, дай, я тебе отдамся. Я тоже хочу быть вечно молодым!
— Кто здесь хочет стать вечно молодым?
В просмотровом зале информотеки появилась прекрасная блондинка, высокая, длинноногая, с загорелой кожей, пышной прической и ослепительными зубами. На ней была очень короткая белая юбочка и свободная салатового цвета кофта. Поражали глаза — яркие, как изумруды.
— Лучше ей отдайся, — успел шепнуть Женька.
— Шейла Петрикссон, председатель партии зеленых, — небрежно сообщила блондинка.
— То есть как? — не понял Станский. — А Кротов?
— Кротов — самозванец.
— Я так и думал! — воскликнул Женька.
— Так, так, так, — проговорил Черный, — что-то начинает проясняться. Может быть Вы присядете, Шейла. Или Вы куда-то торопились?
— Торопилась, — сказала Шейла. — К вам.
И она опустилась в кресло, скрестив свои роскошные с золотистым загаром ноги, а руки закинув за голову.
Женька был в восторге от столь миловидного председателя уже ненавистной ему партии. Черный рассеянно улыбался, поглощенный какими-то своими догадками. И только Станский был загадочно мрачен и насторожен.
— Шейлочка, — заговорил Черный, — Ваш самозванец не объяснил нам, как пользоваться здешней системой снабжения. А было бы недурно выпить чего-нибудь. Вы нам не поможете?
— Пожалуйста, — она встала и подошла все к тому же пульту, — Вам чего именно?
Черный слегка растерялся:
— Н-ну, на Ваш вкус.
— А я не пью, — улыбнулась Шейла.
Черный растерялся вконец, и на помощь пришел Женька:
— Джин с тоником, если можно.
— Сейчас не говорят «если можно», — поправила Шейла, — в нашем мире можно все.
— А почему Вы не пьете? — как-то агрессивно поинтересовался Станский.
— Жизнь коротка, а дел в ней очень много, — ответила Шейла, и это прозвучало без фальши.
— Вот уж действительно, — философски заметил Женька, — чем больше человек имеет, тем более скупым становится. Неужели сто лет в молодом теле — это так мало?
— А я не вакцинирована, — Шейла не хвасталась. Шейла просто сообщала об этом, и все трое сразу поняли, кто здесь настоящий председатель зеленых.
— Простите за нескромный вопрос, — Черному было неловко, — то есть в наше время такой вопрос считался нескромным по отношению к женщине, я не знаю, как сейчас… Так вот, простите, Шейла, сколько Вам лет?
— Тридцать шесть. Шесть лет добровольного отказа, — добавила она, опережая их мысли. — Вы спрашивайте, ребята. Нескромных вопросов не бывает. Бывают вопросы умные и глупые. Старайтесь задавать умные, но я и на глупые не обижусь.
— Вы знаете о том, что Брусилов в Норде? — спросил Черный.
— Да, я потому и спешила.
— Зачем он приехал?
— Видимо, хочет остановить Кротова. Старик Игнатий еще в молодости поклялся совершить нечто, сопоставимое по масштабам с Великим Катаклизмом. До сих пор ему это не удавалось. А теперь жить осталось не больше двух недель, и многие ждут от него страшных шагов. Трудно сказать, каких именно. По-моему готовится некая гекатомба.
